Бали: шесть соток в раю - Светлов Роман (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
— Вы уже бывали на Братане? — Марта улыбнулась.
— Да, — очнулся я. — Очень красивое место.
— Посмотрите, сегодня госпожу Дану будут почитать и на лодках.
Неподалеку от храма находилось несколько рыбачьих лодок с противовесом у левого борта. На них рассаживались гребцы и паломники в праздничных одеждах. Они держали в руках гирлянды с цветами и горшочки, в которых горками был насыпан желтоватый рис. Этот цвет получается, когда при варке в рис добавляют кокосовое молоко; именно такое блюдо любят местные боги и демоны.
Церемония кормления богини озера сопровождалась пением паломников, оставшихся на берегу. Пение дополняли звуки гамелана. Гамелан — это настоящий оркестр, в котором звучат барабаны, гонги, тарелки, флейта и ксилофон-гендир. Гамелан имеется в каждой деревушке, островитяне относятся к своим доморощенным оркестрам очень серьезно, и, если привыкнуть к их музыке, можно различить манеру исполнения одной и той же темы гамеланами разных районов острова.
Лодки отплыли от берега примерно на сотню метров. Паломники спускали на воду цветочные гирлянды, за которыми следовали горшки с рисом. В некоторые из горшков балийцы поместили горящие свечи.
Гирлянды и горшочки изготавливают таким образом, чтобы они быстро тяжелели от воды и погружались на дно озера. Если что-то остается на поверхности — значит, богине не нравится приношение, и это событие влечет за собой новые молитвы и церемонии.
К счастью для участников кормления, в этот раз богиня озера была голодна. Когда последнее из приношений исчезло в его водах, пение и музыка стали торжественными. В каждой из лодок имелся старший, исполнявший роль священнослужителя. Он зачерпывал особой чашечкой воду и лил ее по нескольку капель на смиренно склоненные головы паломников и гребцов.
Та же самая процедура происходила и на берегу. Паломники, оставшиеся на суше, и музыканты гамелана сели на землю, подобрав под себя ноги, а пара священников в шафранных накидках и с брахманскими шнурами, переброшенными через плечо, лила им воду на голову.
Досталось святой воды и нам. Проходивший мимо священнослужитель что-то спросил у Самира. Тот быстро ответил ему и, сложив молитвенно ладони, наклонил голову. Его примеру последовали и мы с Мартой. Покапав на темечки озерной водой и прилепив нам на лбы по нескольку сухих зернышек риса, священник вопросительно посмотрел на Самира.
— Да не оскудеет рука дающего, — пояснила Марта.
Мы достали по нескольку тысяч рупий и вручили их священнослужителю.
Наше участие в церемонии было более чем условным, но я почувствовал труднообъяснимую близость с людьми, которые продолжали сидеть на берегу и распевать молитвы.
Берега Братана не такие крутые, как у других балийских озер, зато ветви растущей повсюду акации, склоняющейся к воде, придавали им романтический облик и заставляли меня вспоминать японские стихи, посвященные местам, где живут духи-ками. На склонах окружающих его горных вершин сгустился туман, большую часть неба скрывала дымка, пробивавшееся сквозь нее солнце светило мягко и деликатно.
Мой европейский, испорченный научным скепсисом ум напомнил о титаническом извержении, произошедшем здесь десятки тысяч лет назад, благодаря которому сегодняшняя идиллия оказалась возможна. Миллионы и миллионы тонн камней были превращены в пепел или выброшены на тысячи километров, чтобы образовалась уютная впадина для горного озера! Все «божественные дары» — так балийцы называют свои озера — находятся в кальдерах, впадинах, оставшихся на месте взорвавшихся вершин гигантских вулканов.
Самир поводил нас около храма. С обратной стороны от него тянулась длинная кипарисовая аллея. Кипарисы привезли сюда в начале прошлого века голландцы, и эти средиземноморские деревья хорошо прижились около озера. На этом церемониальная часть визита к Властительнице вод, по мнению Самира, была завершена, и он предложил отправиться на рисовые поля.
В северной части Бали рис выращивают на особых террасах, расположенных на склонах гор. С автомобильных трасс открываются красивые виды на изумрудно-зеленые ступени, которые видны то внизу, если дорога идет по вершине хребта холмов, то наверху — при подъезде к горным склонам. Здесь даже придорожные кафе устраивают таким образом, чтобы их посетители имели возможность созерцать красоты рисовых полей.
Через четверть часа наши машины (мини-вэн Спартака и «тойота» Самира, куда села Марта) спустились по извилистой, но заасфальтированной, дорожке к владениям любезного балийца. Здесь нас познакомили с мистером Янгом, главным агротехником Самира, оказавшимся китайцем, получившим образование в США. В домике, стоявшем на краю одной из террас, нам выдали высокие резиновые сапоги, и в сопровождении одетого в комбинезон агротехника мы отправились осматривать поле.
Край террасы представляет собой стену из разномастных камней, скрепленных раствором. Он примерно на полметра выше самого поля — чтобы вода и плодородная почва не уходили вниз. Самир показывал нам поле, подготовленное для посадки рисовых саженцев — маленьких пучков зелени, ящики с которыми уже были завезены и стояли на краю террасы.
— Террасы узкие, — объяснял он. — Трактор сюда не загонишь. Поэтому мы вспахиваем землю на буйволах или вручную. Много-много людей с мотыгами — понимаете?
— Приходится переплачивать? — спросил я.
— Ну что вы. Мы умеем считать деньги. Это все равно дешевле, чем трактор-скалолаз. — Самир рассмеялся собственной шутке.
Запах, исходивший от земли, будил во мне детские воспоминания о деревне, коровниках, лепешках конского навоза…
— Правильно, — охотно согласился китайский агротехник. — Нужно много навоза. Если хороший навоз, то рис крепкий, сильный! — Он напряг бицепс и показал на него. — Как у Шварценеггера!
— Мы стараемся не травить землю удобрениями, — пояснил Самир, — подкармливаем ее естественным образом. И не мучаем, заставляя давать нам урожай за урожаем. Отдохнувшая земля похожа на сильную женщину. Если она рожает каждый год, много ли ее детей выживет?
Агротехник надел на руку резиновую перчатку, взял комок жирной коричневатой земли и тщательно размял его.
— Посмотрите, она не рассыпается в песок и не вязкая, как глина. Рису в ней будет хорошо, его корни найдут себе путь, а земля не даст воде уходить вниз.
— А как вы боретесь с сорняками? — поинтересовался я.
— Вода защищает рис — и от сорняков, и от насекомых. В Китае это открыли еще четыре тысячи лет назад, — гордо произнес господин Янг. — Поэтому везде, где есть вода, поле заливают так, чтобы ее глубина была не меньше одной ладони. Рис сажают прямо в воду. А когда наступает время жатвы — открывают запруды.
— Американцы и японцы придумали машинки, которые высаживают ростки механически, — вновь вступил в разговор Самир. — Но мы думаем, что только человеческая рука способна почувствовать почву, понять, насколько глубоко стоит вкладывать в нее саженец. Только человек, который с юности приходит на рисовые поля, знает, какое расстояние должно быть между саженцами и что такое чистый, прямой ряд. Мы действуем по старинке — завтра здесь снова будет много-много людей!
— А еще здесь есть горький кустарник, — Янг указал на охапки зеленых веток, лежавших рядом с ящиками с рассадой. — Его не любят насекомые. Завтра мы будем прикапывать их между рядами. Одна ветка на два ряда.
Я подошел к краю террасы и посмотрел вниз. Метрах в трех под нами лежало еще одно поле, чуть более узкое, далеко уходящее вправо и влево. За ним шло еще одно, и еще — пока поля не сменяли заросли высоких деревьев с пирамидальной кроной.
— Это тоже ваши поля? — спросил я у Самира.
— Да. И сапотовая плантация тоже.
Заметив, что я его не понял, балиец пояснил:
— Вот те деревья — сапотовые. Еще называют масляными. Плоды очень вкусные, полезные, можно использовать даже кору — вместо аспирина. Но у меня плохие урожаи. Что-то им здесь не нравится, даже мистер Янг не может объяснить что. Если хотите выращивать масляное дерево, нужно покупать землю на западе Бали.
