Необыкновенные приключения экспедиции Барсака - Верн Жюль Габриэль (читаем книги txt) 📗

И так как это условие являлось невыполнимым, можно было держать пари, что Аженор останется холостяком.

Неприязнь к женскому полу допускала у него лишь одно исключение. Привилегированной особой оказалась Жанна Бакстон, последняя из детей лорда Гленора, следовательно, тётка Аженора, но тётка почти на два десятка лет моложе его, тётка, которую он знал совсем маленькой, которую учил ходить и покровителем которой стал, когда несчастный лорд удалился от мира. Он питал к ней поистине отеческую нежность, глубокую привязанность, такую же, как и молодая девушка к нему. Вообще говоря, это был наставник, но наставник, делавший все, чего хотела ученица. Они не расставались. Они вместе гуляли по лесам пешком или ездили на лошадях, плавали в лодке, охотились и занимались всевозможным спортом, что позволяло старому племяннику говорить о юной тётке, воспитанной, как мальчик: «Вы увидите, что она в конце концов сделается мужчиной!»

Жанна Бакстон была третьей особой, которая заботилась о старом лорде и окружила его печальную старость почти материнской лаской. Она отдала бы жизнь, чтобы увидеть его улыбку. Возвратить хотя бы немного счастья в уязвлённую душу отца — эта мысль её не покидала. Это была единственная цель всех её замыслов, всех поступков.

В период драмы, когда её брат нашёл смерть, она видела, как отец больше плакал над своим обесславленным именем, чем над жалким концом сына, поражённого справедливым возмездием. Она же не плакала.

Она не была равнодушна к потере нежно любимого брата и к пятну, которым его преступление запятнало честь семьи. Но в то же время её сердце вместе с горем испытывало возмущение. Как! Льюис и отец так легко поверили в позор Джорджа! Без колебаний они приняли как доказанные все обвинения, пришедшие из заморской дали! Что значат эти официальные донесения? Против этих донесений, против самой очевидности восставало прошлое Джорджа. Мог ли оказаться предателем её старший брат, такой правдивый, такой добрый, такой чистый, вся жизнь которого свидетельствовала о героизме и честности? Нет, это было невозможно!..

Весь свет отрёкся от бедного мертвеца, но она чтила его память, и её вера в него никогда не угасала.

Время только усилило первые впечатления Жанны Бакстон. По мере того как проходили дни, все горячее становилось её убеждение в невиновности брата, хотя она и не могла поддержать его никакими доказательствами. Пришёл, наконец, момент — это было несколько лет спустя после драмы, — когда она в первый раз осмелилась нарушить абсолютное молчание, которым, по немому соглашению, все обитатели замка окружали трагедию в Кубо.

— Дядюшка? — спросила она в этот день Аженора Де Сен-Берена.

Хотя он был в действительности её племянником, было решено практически переменить степень родства, что более соответствовало их возрастам. Вот почему Аженор обычно звал Жанну племянницей, тогда как та присудила ему титул дяди. Так было всегда.

Впрочем, нет… Если получалось так, что этот дядя по соглашению давал повод для жалоб своей мнимой племяннице или же решался противоречить её воле, какому-нибудь капризу, эта последняя немедленно принимала звание, принадлежащее ей по праву, и объявляла своему «племяннику», что он должен оказывать почтение старшим родственникам. Видя, что дело оборачивается плохо, «племянник», быстро присмирев, спешил успокоить свою почтенную «тётушку».

— Дядюшка? — спросила Жанна в этот день.

— Да, моя дорогая, — ответил Аженор, погруженный в чтение огромного тома, посвящённого искусству рыбной ловли на удочку.

— Я хочу говорить с вами о Джордже. Поражённый Аженор оставил книгу.

— О Джордже? — повторил он немного смущённо. — О каком Джордже?

— О моем брате Джордже, — спокойно уточнила Жанна.

Аженор побледнел.

— Но ты же знаешь, — возразил он дрожащим голосом, — что эта тема запрещена, что это имя не должно здесь произноситься.

Жанна отбросила возражение кивком головы.

— Неважно, — спокойно сказала она. — Говорите со мной о Джордже, дядюшка.

— О чём же прикажешь говорить?

— Обо всём. Обо всей истории. — Никогда в жизни!

Жанна нахмурила брови.

— Племянник! — бросила она угрожающим тоном. Этого было достаточно.

— Вот! Вот! — забормотал Аженор и принялся рассказывать печальную историю.

Он её рассказывал с начала до конца, ничего не пропуская. Жанна слушала молча и, когда он окончил, не задала ни одного вопроса. Аженор думал, что все кончено, и испустил вздох облегчения.

Он ошибся. Через несколько дней Жанна возобновила попытку.

— Дядюшка? — спросила она снова.

— Да, моя дорогая, — снова ответил Аженор. — А если Джордж всё-таки невиновен?

Аженору показалось, что он не понял.

— Невиновен? — повторил он. — Увы! Моё бедное дитя, в этом вопросе нет никаких сомнений. Измена и смерть несчастного Джорджа — исторические факты, доказательства которых многочисленны.

— Какие? — спросила Жанна.

Аженор возобновил рассказ. Он приводил газетные статьи, официальные донесения, против которых никто не возражал. Он сослался, наконец, на отсутствие Джорджа, что было самым сильным доказательством его смерти.

— Смерти, пусть, — ответила Жанна, — но измены?

— Одно есть следствие другого, — ответил Аженор, смущённый таким упрямством.

Упрямства, у девушки было ещё больше, чем он предполагал. Начиная с этого дня, она часто возвращалась к тягостной теме, изводя Аженора вопросами, из которых легко было заключить, что она сохраняла незыблемую веру в невиновность брата.

В этом пункте Аженор был, однако, неисправим. Вместо ответа на самые сильные доводы он лишь уныло покачивал головой, как человек, который хочет избежать бесполезного спора; но Жанна чувствовала, что его мнение непоколебимо.

И, наконец, пришёл день, когда она решила воспользоваться своим авторитетом.

— Дядюшка?.. — сказала она в этот день.

— Да, моя дорогая?.. — как всегда отозвался Аженор.

— Я много думала, дядюшка, и решительно пришла к убеждению, что Джордж невиновен в ужасном преступлении, которое ему приписывают.

— Однако, моя дорогая… — начал Аженор.

— Здесь нет никаких «однако»! — повелительно оборвала его Жанна. — Джордж невиновен, дядюшка!

— Однако…

Жанна выпрямилась с трепещущими от гнева ноздрями.

— Я вам говорю, племянник, — заявила она сухим тоном, — что мой брат Джордж невиновен.

Аженор смирился.

— Да, это так, тётушка, — униженно согласился он. С тех пор невиновность Джорджа стала признанным фактом, и Аженор де Сен-Берен не осмеливался больше её оспаривать. Больше того: утверждения Жанны не остались без влияния на его настроение. Если у него ещё не было полной уверенности в невиновности мятежного капитана, то, по крайней мере, убеждённость в его вине была поколеблена.

В продолжение следующих лет горячая вера Жанны все укреплялась, но основана она была более на чувствах, чем на рассудке. Выиграв сторонника в лице племянника, она кое-чего добилась, но этого было мало. К чему провозглашать невиновность брата, если нельзя её доказать?

После долгих размышлений ей показалось, что она нашла средство.

— Само собой разумеется, — сказала она в один прекрасный день Аженору, — недостаточно, чтобы мы с вами были убеждены в невиновности Джорджа.

— Да, моя дорогая, — согласился Аженор, который, впрочем, не чувствовал столько уверенности, чтобы спорить.

— Он был слишком умён, — продолжала Жанна, — чтобы допустить такую глупость, слишком горд, чтобы пасть так низко. Он слишком любил свою страну, чтобы её предать.

— Это очевидно.

— Мы жили бок о бок. Я знала его мысли, как свои собственные. У него не было другого культа, кроме чести, другой любви, кроме любви к отцу, другого честолюбия, кроме славы отечества. И вы хотите, чтобы он задумал проект предательства и обесчестил себя флибустьерским [12] предприятием, покрыв позором и себя и семью? Скажите, вы этого хотите, Аженор?