Чародеи с Явы - Оттен Мэрри (книги онлайн .TXT) 📗

Мэрри Оттен, Альбан Банса

Чародеи с Явы

Часть первая

ЯВА

ГЛАВА I

ДЖАКАРТА, ИЛИ ИНДОНЕЗИЯ РАЗОМ

Джакарта гигантским осьминогом раскинулась на берегу океана; широкие щупальца её улиц намертво вцепились в песок. Город-моллюск распластался по земле и с самолёта выглядит коричнево-голубым, словно продолжение Яванского моря… Правда, кое-где высятся строгие очертания современных зданий, построенных в западном стиле: большой отель «Индонезия», возведённый американцами, универмаг «Сарина», несколько жилых строений, но бетонные стены резко контрастируют с остальными домами, в беспорядке лепящимися вдоль каналов, — низенькими, невыразительными, с дощатыми перегородками и прилавками, выставленными прямо на улицу, по которой день и ночь течёт пёстрая толпа, — типичная картина Дальнего Востока. Тем не менее в этом скопище домов можно различить кварталы, микрорайоны и даже деревни.

Где начинается город? Нигде. Понятие города погребено численностью населения. Сегодняшняя Джакарта напоминает человека на перепутье. Ей предстоит выбор между традиционным образом жизни и современным стилем, выбор более трудный, чем на Западе, где человек может схорониться за стенами своего укладного быта, спрятаться в своей работе, где он защищён «достигнутым положением». Джакарта — город, выпирающий изо всех рамок, и в этом смысле символ сегодняшней Индонезии, желающей жить самостоятельно, нащупывающей свой собственный путь в хитросплетении современной экономики. Но в Джакарте, кроме того, целый сонм людей, потерявших точку опоры, сидит между двух стульев. Это — волнующий город, волнующий смешением рас и языков, своей непохожестью и пронзительной человечностью.

Каждая встреча на улице сулит открытие: здесь видишь людей на всех стадиях общественного развития. Разнятся и лица: тёмные суматранцы с жёсткой шевелюрой, светлокожие китайцы, золотисто-коричневые балийцы, оливковые яванцы, буги — желтолицые мореплаватели с побережья Сулавеси. Тут встретишь людей из всех районов Индонезийской республики: рослых парней из Аче, насупленных батаков, быстроглазых минангкабау, смешливых сунданцев, мадурцев в чёрных шапочках, замкнутых яванцев [1]; порой мелькнёт папуас в одной набедренной повязке, шагающий через улицу с сумасшедшим движением, словно по пустынному берегу…

Рядом сосуществуют вечное и сегодняшнее, нужда и излишество, крайняя бедность и беспредельное богатство: босая женщина, одетая в цветастый батик, кормит грудью ребёнка у подножия эскалатора многоэтажного универмага, мужчины играют в шашки, сидя на корточках, прямо на тротуаре.

Жизнь в этом городе протекает на улице. Здесь спят, работают, ведут бесконечные беседы, не обращая внимания на снующие автомобили. Рядом с лакированными американскими лимузинами трясутся старые колымаги, «опелеты» по-местному — невообразимые конструкции из досок и металлолома, оставшиеся со времён второй мировой войны. Глядя на них, ждёшь, что они вот-вот проломятся под тяжестью груза. Но индонезиец как истый мусульманин относится к судьбе с непоколебимой верой и покорностью. Каждый день он продлевает жизнь своему детищу, и оно продолжает годами ездить на последнем дыхании.

Роль такси выполняет «бечак». Это прочный голландский велосипед, к передней части которого приделано нечто вроде диванчика на колёсах с навесом от солнца. В подобном экипаже мощностью в одную человеческую силу зачастую не хватает необходимых деталей, но он непременно украшен множеством аксессуаров; велосипед ездит на литых шинах с сомнительными тормозами, но зато на нём развешаны разноцветные метёлочки, налеплены почтовые открытки и прочее в зависимости от фантазии водителя… А уж любезность водителя беспредельна! Велотаксист готов отвезти вас в любой квартал города… даже туда, куда вы вовсе не собирались ехать.

Колесницы принадлежат, как правило, китайцам, которые сдают их внаём нищим водителям, живущим на скудные чаевые. Те не тешат себя надеждой стать в один прекрасный день владельцами велотакси, поскольку стоимость бечака — двадцать пять тысяч рупий — превышает их годовой заработок.

Бечак, вообще говоря, — средство передвижения для привилегированных. Куда чаще встречаются пешие носильщики с гибким бамбуковым коромыслом на плечах. Тяжесть груза, болтающегося на концах коромысла, вынуждает человека двигаться быстрым шагом, почти скачками. Так переносят жестяные бидоны с хрустящими рисовыми лепёшками, разноцветные корзины с фруктами, привязанные за ноги туши баранов, а то и целые кулинарные агрегаты: маленький столик с приделанными к нему баночками для специй на одном конце и бидоном с супом на другом. Вся уличная торговля производится таким простым и дешёвым способом. Чтобы проложить себе дорогу в толпе, продавец колотит друг о друга бамбуковыми палочками. Другой способ — крик. Это может быть и вопль, и кудахтанье, и свист, и гавканье в зависимости от предмета торговли — разносит ли он суп или «сате» — кусочки баранины на шампурах, табак, фрукты или цыплят. Когда торговца останавливают покупатели, он слегка приседает и опускает наземь весь груз. Мгновение спустя он вновь пускается в путь, топоча по мостовой босыми пятками.

А вот передвижная аптека: женщина — врач, знахарка и колдунья в одном лице — тащит за спиной в большой корзине всю фармакопею в разнокалиберных бутылочках. За пятьдесят рупий вы можете купить у неё здоровье — нет-нет, не литр, а только стаканчик! Боли, раны, бесплодие — она лечит все. Её чудо-эликсиры, похоже, в особенности по душе женщинам, которые окликают её из каждого ларька.

Улица поставляет мастеров на все руки. За несколько рупий заблудившийся европеец легко сыщет гида, который доведёт его до отеля. Если он охоч до экзотических яств, ему подадут в ресторане блюдо из змеи, обезьяны или собаки. Если он едет в машине и у него кончилось горючее, на любом перекрёстке непременно найдётся полуголый владелец нескольких бидонов бензина по два литра ёмкостью… Подпольные менялы тут же предложат ему «очень выгодно» обменять его доллары, если только он не решит рискнуть ими за карточным столом в квартале увеселений.

Нищих почти не видно… Разве что детишки, вымазанные белой и красной краской, поют и пляшут на тротуаре под аккомпанемент тамбуринов…

Невозможно перечислить все занятия уличной толпы, вынужденной искать себе пропитание. Лишь пятая часть населения имеет постоянную работу, остальные должны, чтобы выжить, заниматься всевозможными эфемерными делами. Но скороспелое суждение об Индонезии по нашим европейским меркам будет неправильным: несмотря на стеснённые обстоятельства, люди сохраняют главную человеческую ценность — свободу.

Джакарта, подобно Амстердаму, — город каналов. Голландцы в первую очередь прорыли их, очевидно, в память о своей далёкой стране. В былые времена по водным артериям пакетботы доходили до центра города. С тех пор пески успели занести каналы и порт обмелел. Но каналам нашлось другое применение. На рассвете и вечером, когда заходящее солнце приглушает краски, мужчины, женщины и дети совершают здесь омовение. Глубоко вдавленные в землю каналы, пересекающие основные магистрали города, служат для удаления сточных вод. Однако вода, какой бы она ни была, призвана очищать тело. На Западе забота о гигиене отъединила нас от природных источников. Для индонезийцев Джакарты кроме как в «кали» [2] воды больше в городе нет, и люди пользуются ею. Звучит смех. Дети брызгаются, повизгивая от радости. Взрослые полощут зубы, чистят их мягкими корешками. Над поверхностью кали чернеют головы, сверкают зубы. Люди очищаются от скверны. Их всех объединила вода.

Падает ночь. Солнце исчезает очень быстро. Только воздушные змеи мелькают кое-где в гаснущих лучах. Их дёргают за нитки на пустырях, стараясь поднять как можно выше в неподвижном воздухе. Когда они с шуршанием падают, кажется, что это обессилевшие бабочки возвращаются на землю. Развлечение исполнено наивной прелести.