Гвианские робинзоны - Буссенар Луи Анри (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗

Но разве Австралия, английское владение, чье процветание и благополучие сегодня всем очевидно, не обладала такой же репутацией?.. Какое значение имеет для наших соседей воспоминание о «транспортированных» из Тайберна и Ботани-Бей! note 343 Что им до соседства с заключенными! Разве не построили те за несколько лет такие города, как Мельбурн, Сидней, Брисбен, Аделаиду или Перт? Заблуждения и реальность не уравновешиваются на жизненных весах. Итог бывает сдвинут в ту или другую сторону. Но отбросим это обстоятельство, предадим забвению страдания депортированных и бесчестье транспортации note 344. В течение двух веков предпринимались многочисленные попытки создать в нашей колонии крупные предприятия и поселки, добиться того процветания, которого ей так недоставало. Однако плоды были жалкими. Представляя на суд читателя беглый, но достаточно полный исторический очерк, даю возможность самому оценить, могли ли не кончиться полным провалом сумасбродства большинства начальников, а с другой стороны, просчеты и неудачи отдельных личностей преуменьшить хоть на йоту ценность и значение Гвианы.

Прежде всего хочу развенчать ошибочное мнение относительно местных природных условий. Аргументов более чем достаточно, цифры красноречивы. Статистика, собранная об одних только европейцах, наглядно подтверждает, что климат страны самый здоровый среди всех наших колоний. Действительно, среднегодовые показатели смертности в войсках гвианского гарнизона за тридцать минувших лет в сопоставлении с другими колониями указывают на легкость акклиматизации европейцев в данном регионе.

Из отчета о смертности, помещенного в «Revue coloniale», видно, что в Гвиане ее процент составляет 2,81, тогда как в Суринаме и Демераре — 8,20, на Мартинике — 9,10, а в Сенегале — даже 10,90!

В среднем уровень смертности здесь примерно такой, как и в Париже, где он в 1854 — 1859 годах составлял 2,8 на сто, а в 1860 — 1868 годах — 2,45 на сто.

В нашей экваториальной колонии лихорадка не часто приобретает характер злокачественной, сильно ослабляет людей, но от нее не умирают. Дизентерия здесь почти не встречается, а случаи желтой горячки, свирепствующей в прочих колониях, крайне редки. Наконец, как убедительно замечает комендант Буйе, из-за нездоровых условий в некоторых районах Гвианы было бы несправедливо обвинять в плохом климате всю страну, как абсурдно судить о Франции только по Солони note 345, а об Италии — по Марэ-Понтен. Есть в Гвиане места действительно нездоровые, гнилостные, но куда больше превосходной, исключительно благодатной для человека земли. И все дело в том, чтобы ограничить колонизацию именно такими регионами, а к другим подбираться исподволь, с большой осторожностью.

Разве мы не видим сегодня, как коммуна Сен-Лоран, некогда заболоченная до такой степени, что пребывание там заключало опасность для жизни, после великолепно выполненной раскорчевки полутора тысяч гектаров превратилась в одну из самых цветущих и здоровых территорий?

В общем, жить в Гвиане можно, как и повсюду. Здесь встречаешь глубоких старцев всех классов общества и всех цветов кожи. Можно привести немало примеров долголетия среди креолов и европейцев note 346.

И только злоупотребления всяческого рода, ввиду крайней жары, представляются более опасными по сравнению с другими зонами. Никогда не следует забывать, что за малейшие нарушения правил гигиены рано или поздно следует кара, а невоздержанность в местных условиях таит в себе смертельную угрозу.

Свидетельства истории не менее убедительны, чем статистические данные. Если с помощью цифр мне удалось показать, что пребывание в подобном регионе далеко не так губительно, как об этом принято думать, то я также надеюсь доказать, что все попытки колонизации, совершенные в прежние времена, неминуемо должны были завершиться оглушительными провалами, в которых сама колония нисколько не виновата.

Начальную историю Французской Гвианы можно определить в нескольких словах: бестолковость и жестокость руководителей, злоупотребление властью, восстания, репрессии по отношению к местным жителям.

Шесть экспедиций были предприняты в семнадцатом веке, все они закончились плачевно. Первую организовал в Руане в 1604 году капитан Ларавардьер, который высадился на острове Кайенна с отрядом из тридцати человек, в основном состоявшем из каких-то темных личностей. Они без труда заняли гору Сеперу, у подножия которой обитали мужественные караибы note 347. Те вели совершенно первобытный образ жизни, а пропитание добывали охотой и рыбной ловлей. Встретили прибывших вполне дружелюбно, но очень скоро гости, погрязшие в безделье, потребовали у островитян продукты, а затем возжелали обратить их в рабство. Караибы решительно воспротивились, и за какой-нибудь год французы исчезли, подкошенные голодом и войной.

Вторую и третью экспедиции, организованные также руанскими купцами в 1630 и 1633 годах, постигла та же судьба. Страдая от нехватки продуктов, не имея надежной защиты, эмигранты напали на индейцев, которые в целях самообороны заключили союз с англичанами и голландцами, чье господство на острове возбуждало зависть новоприбывших. И большинство французов было съедено караибами.

К 1635 году относится основание города Кайенны.

В 1643 году новая группа завоевателей формируется в Руане и по королевским жалованным грамотам получает в свое распоряжение всю страну от Амазонки до Ориноко, с обязательством основать там колонии и заселить их. Экспедиция, весьма значительная по тем временам, состояла из трехсот человек во главе с безумно храбрым Понсе де Бретиньи.

Вместо того чтобы завоевывать расположение туземцев, как с самого начала поступили голландцы и англичане, с легкостью добившиеся этой цели, Бретиньи прогнал местных жителей из окрестностей горы Сеперу, чтобы утвердиться там самому со своими подданными. Немного времени спустя он вознамерился обратить краснокожих в рабство, однако те доблестно защищались. Бретиньи преследовал их как диких животных, вешал и сжигал тех, кого удавалось схватить.

Мало того, что он лишился таким образом надежных союзников, которые могли бы стать преданными помощниками, не было таких пыток, которых Бретиньи не изобрел бы для своих собственных компаньонов. Питаясь впроголодь отвратительной и скудной пищей, несчастные трудились от зари до зари под палящими лучами экваториального солнца. За малейшую провинность их карали с неслыханной жестокостью. У Бретиньи был металлический штамп с наплавленными на нем собственными инициалами; он приказывал раскалять его добела и ставил клейма на лбу и на ладонях нарушителей своих распоряжений. Доведенные до отчаяния участники экспедиции взбунтовались 4 мая 1644 года и арестовали своего палача. Сто двадцать человек убежало, половина — в Суринам, половина — в Бразилию. Бретиньи вышел на свободу через двадцать дней и вновь принялся изводить несчастных, оставшихся в Кайенне. Спасение нашли они у племени индейцев галиби, принявших их по-братски. Что же касается Бретиньи, то его убили краснокожие, которых он пытался наказать за гостеприимство, оказанное беглецам.

В то время как французы, более осмотрительные на сей раз, жили в мире с индейцами и женились на их девушках, в Париже формировалась новая колониальная экспедиция под названием «Двенадцать сеньоров» или «Полуденная Франция». Месье де Ройвиль, аббат де Мариво и аббат де Лябулей, интендант морского флота, стали ее инициаторами. Удалось собрать восемьсот человек и денежный фонд в размере восьми тысяч золотых экю. Экспедиция выступила из Парижа 18 мая 1652 года. Начало ее ознаменовалось несчастьями. Главный руководитель, аббат де Мариво, утонул в Сене, перебираясь с одного судна на другое. А занявшего его место месье де Ройвиля прикончил в плавании кинжалом один из мятежных сеньоров. Волонтеры стали терпеть ужасные страдания с первых же дней по прибытии к месту назначения, поскольку организаторы экспедиции повторили ошибку своих предшественников, взявши запас продуктов лишь для морского перехода. Вновь предпринимались жестокие меры против индейцев, которые сопротивлялись с обычной для них доблестью. В довершение всего начался раскол между сеньорами, и один из них, Изамбер, признанный виновным в заговоре и убийстве руководителя, был осужден на смертную казнь и обезглавлен. Островные индейцы, преследуемые пришельцами, которых терзал страшный голод, объединились со своими континентальными собратьями. Французы укрылись в крепости, откуда их вскоре изгнало отсутствие провианта и прочие лишения. Последние уцелевшие из них бежали в Суринам. В течение пятнадцати месяцев колония оставалась во власти туземцев.