Ударная волна - Касслер Клайв (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Далеко внизу ожила одна из самых уникальных секций корабля. Она занимала среднюю треть корпуса, где на площади в тысяча триста шестьдесят семь квадратных метров создавался и заполнялся водой резервуар (на корабле его называли Лунным прудом) за счет отсеков главного корпуса, уходивших в специально сконструированные камеры в носовой и кормовой частях корабля. Подлинное сердце системы проведения работ на морском дне (и того, что стало операцией по вызволению русской подлодки), Лунный пруд был местом, куда сходилось все, откуда землесосный шланг опускался на тысячи метров за минералами, устилавшими океанское дно, и откуда предстояло спустить под воду громадную тарелку-отражатель.
Инженерные системы на борту «Гломар эксплорера» первоначально создавались для подъема тяжелых объектов с морского дна, а не для спуска более легких, зато и больших по размерам объектов. В спешном порядке для проведения сложной операции менялась рабочая методика. Мелкие затруднения преодолевались мгновенно. Каждый шаг согласовывался и исполнялся в точности. Оператор вышки подтягивал спускные тросы до тех пор, пока рефлектор не завис в воздухе. От бригады НУМА поступил надлежащий сигнал, означавший, что сборка рефлектора целиком завершена. После этого тарелку спустили по диагонали через прямоугольный Лунный пруд в море с зазором всего в несколько сантиметров. Едва-едва прошла. Погружение велось со скоростью десять метров в минуту. Полная установка на тросах, закрепивших тарелку под заданным углом и на заданной глубине для рикошета звуковых волн к острову Гладиатор, заняла четырнадцать минут.
Громкоговорители разнесли голос капитана Квика по всему кораблю:
— До схождения шесть минут десять секунд. Всему экипажу корабля отправиться к складскому отсеку машинного отделения в кормовой части корабля и разместиться в нем в соответствии с инструктажем. Сделать это немедленно. Повторяю: немедленно. Бегом, а не шагом.
И разом все заскользили вниз по трапам и лесам, как плотная группа бегунов-марафонцев, торопясь спуститься в двигательный и насосный отсеки. Двадцать членов экипажа, не жалея сил, сделали отсек звуконепроницаемым, пустив в ход любой кусок звукопоглощающего материала, какой только могли отыскать. Корабельными полотенцами, одеялами, простынями, матрасами, мягкими подушками со всех кресел и диванов, а также деревянными брусьями, какие только смогли раздобыть, покрыли они потолок, палубу и переборки склада, чтобы не дать проникнуть ни единому звуку.
Торопясь по трапам на нижние палубы, Сэндекер заметил Эймсу:
— Это самая мучительная часть нашей операции.
— Понимаю, о чем вы думаете, — отозвался Эймс, резво прыгая через ступеньку. — Волнение от желания узнать, не допустили ли мы малюсенький просчет, из-за которого оказались в неподходящем месте и в неподходящее время. Маета от незнания, все ли мы сделали так, чтобы пережить схождение. От неведомых факторов мозги пухнут.
Они дошли до кладовки машинного отделения, которая была выбрана для убежища на время схождения, потому что в ней была водонепроницаемая дверь и полностью отсутствовали воздуховоды. Два корабельных офицера, которым было поручено вести счет людям, встретили и разместили их, снабдили, как и остальных, звуконепроницаемыми наушниками.
— Адмирал Сэндекер, доктор Эймс, пожалуйста, наденьте глушилки и постарайтесь не переходить с места на место.
В углу отсека Сэндекер и Эймс заметили бригаду сотрудников НУМА и присоединились к ней, расположившись рядом с Руди Ганном и Молли Фарадей. Адмирал, Эймс и Ганн наушники не надели, чтобы переговариваться до тех пор, пока это не станет смертельно опасным.
Отсек быстро заполнялся при общем молчании. Поскольку ничего нельзя было услышать, никто не говорил. Капитан Квик стоял на каком-то ящике, так чтобы можно было видеть всех. Он поднял два пальца: объявлялась двухминутная готовность. Последи им в отсек вошел оператор вышки, которому добираться было дольше всех. Довольный тем, что все находящиеся на корабле явились, капитан приказал задраить дверь. Вход тут же обложили несколькими матрасами, чтобы заглушить любой звук, который мог бы просочиться в запертый отсек. Квик поднял один палец, и все напряглись. Народ стоял. Места присесть или прилечь не было.
Ганн вычислил, что в наглухо задраенном помещении воздуха для девяноста шести человек хватит на пятнадцать минут. Дышать уже становилось тяжело. Еще одна непосредственная опасность (по счастью, единственная) исходила от клаустрофобии, поднимавшей свою мерзкую голову. Меньше всего нужна им была безудержная истерия. Ганн ободряюще подмигнул Молли и принялся отсчитывать время. Остальные не сводили глаз с капитана корабля, словно он был дирижером симфонического оркестра.
Квик поднял обе руки, сжав пальцы в кулаки. Настал момент истины. Все зависело теперь от данных, которые анализировались компьютерной сетью Хайрема Йегера. Корабль стоял точно в установленном месте, рефлектор занимал положение, рассчитанное Йегером и перепроверенное доктором Эймсом и его сотрудниками. Вся операция до самой мельчайшей детали шла по задуманному. Теперь разве что внезапное и необычное изменение температуры моря или какая-то непредвиденная сейсмическая активность, которая существенно изменит течение в океане, могли накликать несчастье. О чудовищных последствиях неудачи никто из бригады НУМА даже не думал.
Пять секунд прошло, десять. Сэндекер начал ощущать покалывание в затылке: предвестие беды. И тут вдруг грозно акустические сенсоры, отдаленные на тридцать километров от корабля, стали регистрировать приближающиеся звуковые волны.
— Боже праведный! — воскликнул Эймс. — Сенсоры зашкаливает. Мощность куда выше, чем я рассчитал.
— Двадцать секунд, и отсчет! — выкрикнул Сэндекер. — Всем закрыть уши.
Первым признаком схождения было небольшое дрожание переборок, вторым — жужжание в ушах. Затем люди ощутили головокружение. Но никого не тошнило, никто не ударился в панику. Недомогание перенесли стойко. Сэндекер и Эймс уставились друг на друга: содеянное вызвало у них нервную дрожь.
Прошло пять долгих минут. Вибрация переборок, жужжание в ушах и головокружение исчезли.
Ганн сорвал с себя наушники, взмахнул руками и закричат капитану Квику:
— Дверь! Откройте дверь, пустите воздух!
Квик его понял. Матрасы были отброшены, дверь раздраена и широко распахнута. Воздух, проникший в отсек из машинного отделения, вонял горючим, но все обрадовались ему как озону. Не в силах сдержаться, люди, поняв, что жуткая опасность осталась позади, принялись кричать и смеяться, как болельщики, празднующие победу любимой футбольной команды. Потом неторопливо, соблюдая порядок, по одному, народ вышел из отсека.
У Сэндекера открылись нечеловеческие силы. Он в мгновение ока перелетел из машинного отделения в ходовую рубку и, схватив бинокль, метнулся на крыло мостика. Нетерпеливо навел резкость, глядя на остров, находившийся в пятнадцати километрах от корабля.
Автомобили как ни в чем не бывало катили по улицам, толпы искателей солнечного тепла беззаботно бродили по пляжам. Адмирал с облегчением перевел дух и в изнеможении привалился к ограждению.
— Полнейший триумф, адмирал, — сказал Эймс, появившийся на мостике. — Вы доказали, что лучшие ученые умы страны ошибались.
— Мне были дарованы ваш опыт и поддержка, док, — ответил Сэндекер. — Если бы не вы и не ваши блестящие молодые ученые, я бы ничего не добился.
Охваченные веселым возбуждением, Ганн и Молли бросились к Сэндекеру с объятиями, о чем в других обстоятельствах и помыслить не смогли бы.
— У вас получилось! — кричал Ганн. — Почти два миллиона жизней спасены! Благодаря вашей настойчивости!
— У нас получилось, — поправил его Сэндекер. — От начала до конца усилия были общими.
Выражение лица Ганна вдруг изменилось.
— Какая жалость, что с нами нет Дирка!
Адмирал грустно кивнул:
— Это его идея была искрой, от которой зажглась вся операция.
Эймс изучающе рассматривал комплект приборов, установленных им во время плавания с Молокая.
