Осужден пожизненно - Кларк Маркус (читаем книги онлайн txt) 📗

После обеда мы с этим усмирителем каторжан беседуем – о собаках и лошадях, о бойцовых петухах, об арестантах и несчастных случаях на море и на суше. Я вспоминаю былые состязания в колледже и пытаюсь не отстать от него в рассказах о спорте. Какие же мы лицемеры! Все это время я мечтаю перейти в гостиную миссис Фрер и закончить свой разбор творчества нового поэта, мистера Теннисона. Фрер не читает Теннисона, как, впрочем, и других. Перейдя в гостиную, мы с миссис Фрер болтаем до ужина (он тоже ужинает с нами). Она – прекрасная собеседница, а я, когда бываю в ударе, тоже умею поговорить – ты это должен признать, мой приятель. Ее лицо оживляется, она слушает с интересом, что редко бывает. В ее обществе я чувствую себя спокойно и умиротворенно. Скромная изысканность этого дома после волов и Батхерста подобна прохладной тени от большой скалы в выжженной пустыне. Миссис Фрер около двадцати пяти лет. Ростом она скорее ниже среднего, с хрупкой девичьей фигуркой. Сходство с девушкой ей придают ее золотистые волосы и голубые глаза. Однако, присмотревшись поближе, ты видишь, что лицо ее потеряло ту нежную округлость, которую оно, вероятно, имело, в юности. Ее единственный ребенок умер при рождении. У нее впалые щеки, а в глазах грусть, что свидетельствует либо о телесных страданиях, либо о душевной скорби. На худеньком лице глаза кажутся еще больше, а лоб еще более высоким. У нее белые, болезненно тонкие руки. Должно быть, когда-то они были круглыми и крепкими. Губы у нее всегда ярко-красные, словно в лихорадке.

Кажется, что капитан Фрер поглотил всю жизненную силу своей жены (кто-то привел в качестве примера историю Луция Клавдия Гермиппа, дожившего до глубокой старости, ибо его поддерживало дыхание молодых девушек. Кажется, это упоминает Бертон, который цитирует все на свете). По мере того как миссис Фрер теряла силы и молодость, ее супруг обретал здоровье и бодрость. Хотя судье по меньшей мере сорок лет, ему не дашь больше тридцати. Лицо у него красноватое, глаза блестящие, голос твердый и зычный. Вероятно, он обладает незаурядной силой и, я бы сказал, звериной отвагой, а также зверским аппетитом. Нервы у него крепкие, как струны рояля. С виду это высокий, широкоплечий, плотный человек с рыжими бакенбардами и рыжими волосами, уже тронутыми сединой. Держится он вызывающе, нагло и высокомерно. Говорит только о собаках, лошадях, бойцовых петухах и арестантах. Что за странная чета!

30 марта.

Получено письмо с Земли Ван-Димена. «Там у них опять «заварушка», – сказал Фрер, прибегая к своим обычным словечкам. Кажется, главный инспектор по делам арестантов поручил некоему мистеру Паунсу съездить на остров Норфолк и составить рапорт о положении тамошних дел. Мне придется поехать вместе с ним; все инструкции я получу от инспектора. Я известил об этом Фрера, и он написал Паунсу, чтобы тот по дороге заехал к ним. С этих пор мы ни о чем другом не толкуем, а только лишь о нарушениях тюремного режима. Фрер на этом деле собаку съел, он изводит меня своими россказнями о всяческих уловках каторжников, а также их злонамеренности. Он прославился как отличный знаток их нравов. Гнусная премудрость! Слуги в доме ненавидят его, но безропотно ему подчиняются. По моим наблюдениям, закоренелые преступники – как все дикие звери – боятся человека, который раз и навсегда подчинил их себе. Я бы не удивился, если бы власти Земли Ван-Димена назначили Фрера главным начальником всей каторги. Я не хочу, чтобы его назначили, но думаю, что это неизбежно.

4 апреля.

До сегодняшнего дня не случилось ничего, достойного описания. Ел, пил и спал. Несмотря на мои сорок семь лет, я стал себя чувствовать почти так же, как тот Джеймс Норт, что слыл силачом и получил золотую медаль. Ах, какой напиток вода! «Fons Bandusioe splen-didior vitreo!» [15] Она лучше, чем все ваши великолепные вина, господин Гораций! Сомневаюсь, чтобы ваше прославленное вино времен консула Манлия могло состязаться с нею!

Но возвращаюсь к достопримечательным фактам. Сегодня я узнал две вещи, которые меня удивили. Первое, это то, что арестант, покушавшийся на жизнь миссис Фрер, и есть тот несчастный, которого я в силу своей роковой слабости не смог защитить от наказания плетью в Порт-Артуре и чье лицо до сих пор иногда встает передо мной немым укором. Второе – это то, что миссис Карр оказалась старой знакомой Фрера. Об этом я узнал несколько неожиданно. Однажды вечером, после того как миссис Фрер удалилась на покой, мы с Фрером разговорились об умных женщинах. Я высказал свою теорию о том, что глубокий ум у женщин губительно влияет на их женственность. «То, что в мужчине называется желанием, – сказал я, – женщина превращает в каприз, как рассудок она заменяет интуицией, почтение – преданностью, страсть – любовью. Женщина задевает всякий раз более низкую струну, но звук получается резче. Мужчину отличает сила разума, женщину – глубина чувства. Женщина, обладающая мужским умом, – явление ненормальное».

Я видел, что он почти не понимал меня, но в общем и целом со мной согласился. «Я знал только одну женщину, обладающую, как говорится, действительно острым умом, – сказал он, – но она была обыкновенная потаскуха».

– Из чего следует, что умная женщина должна быть непременно падшей? – возразил я.

– Ну, эта была дрянь порядочная – прошла огонь, воду и медные трубы. Острая, как иголка, сэр, и непреклонная, как скала. И все же занятная штучка.

По выражению его лица я понял, что у него с этой особой были связаны какие-то неприятные воспоминания, и я полюбопытствовал услышать продолжение.

– Она живет где-то в этих краях, – продолжил он. – Мне сказали, что она вышла замуж за своего слугу, бывшего арестанта, по имени Карр. Я не видел ее много лет и не представляю, как она выглядит теперь, но в те дни, когда я ее знал, она была именно такой, какой вы ее описали. (Надо заметить, что я ровно ничего не описывал!) Она прибыла на том же корабле вместе с нами в качестве служанки моей тещи.

У меня чуть не сорвалось с языка, что я встречал се раньше, но что-то заставило меня промолчать. В жизни таких людей, как капитан Фрер, есть события, которых лучше не касаться. Думаю, что это было одно из них, потому что, как только вошла, его жена, он сразу переменил тему разговора. Можно ли допустить, что двое этих людей – «гроза арестантов» и жена бывшего арестанта – были в молодости больше чем просто друзьями? Вполне вероятно! Он из тех мужчин, которые не могут обойтись без плотской любви. (Недурно я отзываюсь о своем хозяине!) А ловкая черноглазая женщина – достойный предмет увлечения. Возможно, из-за этой истории всегда так печальна и миссис Фрер? Почему я неотвязно думаю об этом? Мне кажется, что я не только совершаю насилие над собой, но оскорбляю ее, когда пишу о своих подозрениях. Если бы я занялся самобичеванием, я надел бы сейчас власяницу и вериги. «Лишь постом и молитвой изгоняются мысли сии».

7 апреля.

Прибыл мистер Паунс – его распирает сознание важности своей миссии. Он прохаживается с видом министра накануне получения Ордена Подвязки, полный надежд, сомнений, страхов и самодовольства, несмотря на неопределенность положения. А я, как наивная школьница, гляжу во все глаза на этого напыщенного служаку, хотя – видит бог – я отлично понимаю всю важность стоящей перед ним задачи. Но человек должен давать отдых голове, а себе – разрядку. Я вспоминаю, как некий арестант в Хобарт-Тауне, дважды приговоренный к смерти и дважды помилованный, вскочил и издал яростный крик, услышав наконец свой смертный приговор. Мне он сказал потом, что, если бы он не закричал, он бы, наверное, сошел с ума.

10 апреля.

Вчера вечером у нас был парадный обед. Разговор за столом шел исключительно об арестантах. Я никогда не видел миссис Фрер в худшем состоянии. Она была молчалива, рассеяна и печальна. После обеда она сказала мне, что ненавидит самое слово «арестант», так оно связано с ее детскими воспоминаниями.