Приключения 1985 - Хруцкий Эдуард Анатольевич (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
Эксперт в это время внимательно изучал покойника.
— Нет, — отозвался он.
— Хорошо… В присутствии понятых… Климова?..
— Владимира Николаевича.
— Отлично… Проживающего?
Лейтенант назвал адрес войсковой части.
— И?..
— Сержант Исаев Евгений Васильевич.
— Замечательно… Проживающего там же… И с участием судебно-медицинского эксперта… Сам допиши.
Хрустов прошел в центр палатки, продолжил:
— Осмотром установлено… Место, где обнаружен труп, находится в брезентовой палатке на окраине лесной поляны…
И далее он самым подробным образом стал описывать, из каких деталей состоит тент палатки, как он натягивается, на что крепится, какого цвета…
Климов и Исаев выразительно переглянулись.
Закончив «первую главу», Хрустов спросил:
— У понятых есть замечания по протоколированию состояния тента?
— Нет, — в один голос ответили пограничники.
— Тогда будем снимать…
Никишин, Тужиков и Тихомиров за несколько секунд скрутили брезент. Солнце ярко осветило маленький квадратик земли, на котором разыгралась трагедия.
— Другое дело! — оживленно воскликнул Хрустов. — Свидетель Шаронов… — Вадим Петрович вздрогнул, вытянулся. — Сейчас многое зависит от вас… Мне нужно как можно точнее знать первоначальное положение трупа. Сможете вы хотя бы приблизительно начертить его контур?.. Как он лежал? Где были руки, ноги?
— Я могу это сделать совершенно точно, — сухо ответил Шаронов. — У меня профессиональная память на контуры.
— Великолепно! Мандрыка, дайте ему мешочек с порошком гипса.
Оперуполномоченный порылся в своем рюкзаке, вытащил полиэтиленовый пакет, протянул Вадиму Петровичу.
— Вот, обозначьте… — предложил Хрустов. — Не торопитесь, вспомните, как лежало тело по отношению к другим предметам.
Теперь Шаронов встал в центре палатки. Лицо его было напряженным; он закусил губу, нахмурил лоб, вглядывался в очертания земляного пола, как в горный ландшафт.
Наконец, видимо приняв окончательное решение, Вадим Петрович надорвал уголок пакета и тоненькой струйкой белой пыли стал медленно рисовать на земле какой-то чертеж. Постепенно плавные линии замкнулись, и все увидели изображение человека: голова, вытянутая рука, слегка согнутые ноги…
— Очень интересно! — возбужденно сказал Хрустов. — Значит, голова лежала именно так — рядом с сундучком?
— Да, — уверенно подтвердил Шаронов и указал: — В этой руке был зажат самородок.
— А где он, кстати?
Вадим Петрович благоговейно вытащил из нагрудного кармана носовой платок. Развернул его — тускло блеснул красновато-желтый корявый камушек величиной со спичечный коробок.
«Так вот ты какой?» — меланхолично подумал Климов и немного удивился, что ему раньше не пришла в голову мысль посмотреть на виновника преступления. — Неужели это из-за тебя?..»
Следователь спокойно взял самородок, как будто это был обыкновенный булыжник, положил его на траву, в то место, где была обозначена рука. Некоторое время он в мрачной задумчивости взирал на эту картину.
— Константин Леонидович… — неожиданно громко в наступившей тишине прозвучал голос врача. — А ушиб-то слабенький. С размаху так не бьют.
Эта фраза сразу преобразила Хрустова. Его как будто током тряхнуло. Он вытащил из «дипломата» лупу, подошел к сундучку, уставился на его угол.
— Юрий Петрович, полюбопытствуйте! — позвал он врача.
Гаврилов оторвался от своего «объекта», заглянул в увеличительное стекло.
— Угу, — подтвердил он. — Похоже… Вот эпителий… брызги крови…
— Так!.. — Хрустов оживленно потер ладони. — А скажите-ка мне, граждане свидетели, ваш Мохов на здоровье не жаловался? Голова? Сердце?
Тихомиров встрепенулся…
— Жаловаться не жаловался… А за грудь в последнее время хватался… Я замечал… Вздохнет — так тяжко, жалобно… И руку к сердцу тянет.
— Во-о-от… — протяжно, выразительно сказал Хрустов. — А вы, товарищ лейтенант, говорите «выводы»…
Честно говоря, Климов не понял, на что намекает следователь. И только по тому, как весело сверкнули глаза Хрустова, окруженные золотой дужкой очков, ощутил: произошло нечто важное, проливающее свет на всю эту мрачную историю.
И вдруг послышался какой-то странный, булькающий звук. Шаронов, схватившись рукой за горло, извиваясь всем телом, не то рыдал, не то смеялся. Лицо его обмякло, как будто с него сползла тонкая резиновая маска. Лейтенант с удивлением увидел — перед ним совершенно другой человек: напряжение, державшее Шаронова в тисках, бесследно ушло. Да, он смеялся, хохотал, рычал… И, глядя на него, Хрустов почему-то тоже улыбался…
И снова была лесная тропа, и снова сочно чавкала грязь под копытами лошадей, и снова сонно качался Климов на своем жеребце, а сзади — с Джеком поперек седла — ехал побуревший от усталости Исаев. Они возвращались на заставу — спокойные, умиротворенные. Картины прошедшего дня — несколько утомительных часов осмотра, отправка трупа с вертолетом на Большую землю, заключительная беседа с Хрустовым, прощание с Шароновым — все это толпилось в сознании, воспринималось как тяжкий, давний сон.
Перед отлетом Хрустов сказал Климову:
— Кстати, ваш «рапорт» многое прояснил. Мохов был крупной, внешне здоровой особью, поэтому никто из вас не заподозрил естественную смерть, а тут еще этот шрам на виске… Но, во-первых, Мохов сильно пил, а во-вторых, то нервное состояние, в котором он находился, неумолимо вело к срыву. Видимо, сердце не выдержало…
Климов прикрыл веки. И ему вдруг представилось видение.
Ночь, шуршит дождь по палатке… А Мохов не спит: белыми от ненависти глазами смотрит он в темноту, и в который раз накатывает на него тяжкая тоска. И пульсирует в его голове одна и та же едкая мысль: «Что наделал? Что наделал?.. Сколько лет лелеял в душе мечту-тайну… Все думал, надеялся — придет пора, найдет он эти «златые горы». И тогда начнется совсем другая жизнь — веселая, праздная: вино забулькает — сладкое, душистое; сударки-любовницы будут заглядывать в глаза, ловить каждый блеск его желания… Эх, все пропало! В один миг… Мозгляк этот проклятый за стакан водки купил дедовскую тайну. Теперь все прахом пойдет, все казна заберет, перемелет…» И снова заныло нутро, что-то там жгло, томило… Он встал — страшный, озверевший, тихо пополз вдоль нар. Спят-сопят кореши, намаялись… Нет им до него дела, никто не знает, что с ним творится, как корежит его судьба…
Зачем он шел в камеральную палатку? Может, хотел убить Шаронова? При осмотре в кармане Мохова был обнаружен охотничий нож.
Он стоял перед этим паршивым сундучком, в котором лежал «его» самородок… Нет начальника… Куда же Шаронов делся? И здесь ему повезло — уберег друг-случай… Потянул заскорузлыми пальцами замочек — только петелька звякнула… Вот он — «золоточек», лежит на ладошке… «Мой это! Никому не отдам… Зубами глотки перегрызу — за свое, за дедовское…» И вдруг накатил страх, отчаяние… «Что сделаешь? Придут, отнимут, заберут…» Вспыхнула в груди ярость, схватила лютая боль — будто взорвалось что-то внутри… Подкосились ноги, захрипел, дернулся… Падая, ударился головой, но сжимал, сжимал в кулаке желанный кусок золота… И холод от него стал медленно разливаться по всему телу…
Климов покачнулся — конь оступился в бочажок. Лейтенант открыл глаза, провел рукавом по лицу, смахнул прилипшую к губам паутинку.
Впереди за деревьями блестела река. Значит, застава совсем рядом.
Месяца через полтора Хрустов прислал Климову подробное письмо, в котором писал, что версия о естественной смерти Мохова подтвердилась, что сейчас он занимается новым сложным делом и на пути к истине следует ответить на множество вопросов. Но надежды на благоприятный исход не теряет. Желает Климову не забывать юридических уроков, полученных в связи с расследованием обстоятельств гибели Мохова.
Климов усмехнулся. Все же он испытывал явную симпатию к жизнерадостному и уверенному в себе Хрустову.