Вирус «Reamde» - Стивенсон Нил Таун (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
– Опиши… – начал Джонс, но тут их перебил штурман. Джонс выслушал и, повернувшись к Зуле, мотнул головой в сторону рубки: – Приближаемся к людному месту. Там ты будешь не так заметна.
Зула – и уже не впервые – задумалась, какую степень покладистости следует проявить. Одно было ясно: Джонсу явно нравится с ней беседовать и он рассчитывает получить еще сведения, так что в целом положение плохое, но не отчаянное. Спрыгнуть за борт и поплыть – значит сделать его отчаянным. А вот если сейчас слушаться с первого раза, возможно, в будущем Джонс станет чуть больше ей доверять. Поэтому она встала и пошла в тесную, шумную, адски жаркую рубку. Через минуту туда же вошла Юйся. Здесь они и оставались до конца плавания.
Наверное, выражение «кишеть жизнью» изначально придумали для таких мест, как гавань этого островка, и только потом стали применять к джунглям и муравейникам, отчего оно заметно поблекло – ни в джунглях, ни в муравейниках нет той густонаселенности и суеты. Казалось бы, когда столько всего сосредоточено на столь малой площади, активность должна скорее угасать, поскольку перемещаться становится труднее, однако здешние жители были не знакомы с такими выкладками. Бухту обрамляли какие-то плоские выгородки, затянутые сетью и разделенные дощатыми мостками на квадраты. Мостки держались на самых разных поплавках: надувных баллонах, исполинских пенопластовых колбасах и просто мешках, наполненных стирофомовыми катышками. На каждом таком плоте стояло по хибарке. Зула решила, что это рыбные фермы.
Количество рыбачьих суденышек превосходило всякое вероятие. Их было в сотни раз больше, чем мест у берега, поэтому они располагались вдоль всей бухты концентрическими рядами: сперва на берегу, затем на воде, пришвартованные одно к другому. Когда место в цепочке заканчивалось, начинали следующую; ближе к краям бухты были цепочки всего по пять-шесть суденышек.
Где-то за ними должна была начинаться настоящая суша, но рыбацкий поселок проглядывал лишь в единственный разрыв между суденышками: там, где в море вдавался длинный пирс, к которому сейчас причаливал паром. От пирса вверх уходила дорога, составляющая хребет поселка. На раскаленном асфальте сидели на корточках люди в конических шляпах: чинили сети или резали на тросы старые покрышки. Со всех сторон сыпались искры сварки, белее и ярче солнца. Суденышки сновали повсюду, где можно втиснуться, словно митохондрии в клетке. Все это непонятное мельтешение сливалось для Зулы в одно влажное марево.
Она взглянула на Юйсю и поняла, что для той это все так же дико и непривычно.
Все рыбачьи суденышки были однотипные, сделанные на одном заводе и выкрашенные в одинаковый синий цвет. Зула дивилась, как здешние жители их различают. Только одно выделялось из ряда, причем буквально – оно стояло на якоре поодаль от остальных, не пришвартованное к другим. К нему-то и направлялся баркас – к борту, обращенному в сторону моря, где их увидит меньше глаз. Как и у остальных, у суденышка был массивный нос, торчавший высоко над водой и заставленный какими-то агрегатами. Дальше начиналась открытая палуба со штабелями серых пластмассовых емкостей. Всю кормовую половину занимала надстройка в две палубы высотой. У нижнего яруса кают были только крошечные иллюминаторы, у второго – прямоугольные окна и двери на узкую галерейку вдоль борта. Это все, что Зула успела рассмотреть, прежде чем ее затолкали в каюту. Туда сразу же зашли двое – видимо, бывшие обитатели каюты – и забрали все вещи. Зула осталась в совершенно голой каморке с восточным ковром на стальной палубе и двумя выцветшими арабскими плакатами на переборке. На плакатах бородатые мужчины в тюрбанах указывали вверх и (вероятно) изрекали что-то мудрое про глобальный джихад. Единственный иллюминатор тут же залепили снаружи бумагой и скотчем. Открывание и закрывание двери сопровождалось звуковым эффектом, заставлявшим предположить, что их запирают на щеколду. Кто-то с трогательной заботой передал ей в дверь ведро. Юйсю тоже забрали на борт, но где она и что с ней, Зула не знала.
– Водка в баре. – Шпионка Оливия сказала это по-русски. По акценту и по тому, что она сразу предложила выпивку, Соколов наконец угадал в ней британку.
– Спасибо, но я русский с несколько необычными привычками и не воспользуюсь этой возможностью напиться.
Оливия не с ходу поняла фразу, хотя общий смысл уловила. Она говорила по-русски, пожалуй, чуть лучше, чем он по-английски, так что им приходилось переключаться с языка на язык и следить за выражением лица собеседника.
– А я воспользуюсь. – Оливия подошла к бару (на самом деле это был просто небольшой шкафчик) и вытащила бутылку «Джек Дэниелс».
– Сильно не напивайся, – предупредил Соколов, – поскольку, возможно, скоро придется действовать.
Оливия глянула так, что он понял: она с трудом сдерживается, чтобы не расхохотаться ему в лицо.
Когда он ошибся?
Когда предположил, что она ему поможет.
Предположение было логичное. Будь шпионка Оливия поопытнее, она бы сразу поняла, что ему можно доверять. Можно, потому что он влип по самое не могу и Оливия – девушка с китайской внешностью, способная выдать себя за местную, – только и может ему помочь.
Так почему же не доверяет?
Потому что он ворвался к ней в офис в самый неподходящий момент и навел на нее автомат, а теперь еще и залез в ее квартиру.
– Как ты сюда попал? – спросила Оливия.
– План D, – ответил он по-английски.
– Что значит «план D»?
– Четвертый из моих планов. Он занял у меня полдня.
Соколов мог бы объяснить подробнее, но глупо обсуждать прошлое, когда надо говорить о будущем.
Она продолжала неприязненно смотреть на него поверх стакана с виски.
Он последовательно вынул из карманов костюма, принадлежавшего еще сегодня утром Джереми Ёну, ее личную карточку, телефон, ключи от квартиры и еще несколько предметов. Всякий раз Оливия тихонько вскрикивала от изумления и радости.
– В доказательство, что я не полная сволочь.
Оливия первым делом схватила сотовый и проверила последние вызовы, на случай если Соколов имел глупость звонить с ее телефона. Могла бы и не проверять.
– Замечательно, – сказала она, убирая карточку в карман.
– Здесь написано не «Оливия»?
– Нет, здесь написано «Мэн Аньлань».
– Ясно.
– Значит, ты совсем не умеешь читать по-китайски?
– Верно.
– Как ты сюда попал?.. Ладно, не важно. План D. – Она по-прежнему перескакивала с русского на английский и обратно. Соколов видел, что язык она учила в университете или каком-нибудь другом таком заведении: фразы были очень грамматически правильные и официальные.
– Так ты следила за моджахедами? Или за хакерами внизу?
– За моджахедами.
– Как зовут их главного? Негра?
– Абдулла Джонс.
Соколов кивнул. Он слышал про Джонса, видел его фотографии в газетах.
– Ты работаешь на МИ-6?
Оливия попыталась сделать непроницаемое лицо, но поняла, что ничего не выйдет, и кивнула.
– У МИ-6 есть процедура срочной эвакуации?
– Возможности, – поправила Оливия. – Возможности сымпровизировать такую процедуру.
На взгляд Соколова, это была вполне себе процедура.
– Ты активируешь ее как?
– В самом крайнем случае могу позвонить, – сказала она, – но лучше воспользоваться Интернетом.
– У тебя здесь компьютер?
– Уже нет. В любом случае я не стала бы выходить отсюда. Только из ванбы.
– Ты уже это сделала?
Оливия мотнула головой.
– Без карточки в ванбу не пустят. А вот теперь… – Она с улыбкой покрутила в руке карточку.
– Мы идем в ванбу?
В первый миг казалось, что она скажет «да», но потом ее лицо посуровело.
– Кто «мы», бледнолицый?
– Прости, не понял.
Оливия закрыла глаза.
– Это старый американский анекдот.
– Я люблю анекдоты. Расскажи.
– Знаешь Одинокого Рейнджера?
– Ковбой в маске? У него еще друг-индеец?
– Да. Одинокий Рейнджер и Тонто, спасаясь от команчей, укрылись в каньоне за камнями. Одинокий Рейнджер смотрит на друга и говорит: «Похоже, Тонто, мы окружены». А Тонто отвечает…