Пещера Лейхтвейса. Том первый - Редер В. (читаем книги бесплатно txt) 📗
Зигрист подошел к старику.
— Примите меня как вашего сына, — сказал он. — Ведь вы немного знаете меня. В ту ужасную ночь мы в первый раз виделись в вашем доме, и тогда уже я полюбил вашу дочь. Обстоятельства заставили меня вступить в брак с нелюбимой женщиной, но сегодня я очнулся и сбросил с себя гнетущие меня оковы.
— Вы решили остаться у нас? — спросил Рорбек. — Вы хотите разделить с нами нашу трудную жизнь изгнанников, преследуемых законом, у которых даже нет надежды получить отпущение грехов?
— Мы готовы разделить с вами все, — решительно заявил Зигрист, — хотя бы даже и строгий суд Божий. Но я верю, что Бог не без милости. Он не осудит разбойников, не выслушав их, а ведь всякий из нас может привести многое в свое оправдание.
Молодые люди подсели к старику, а Лейхтвейс вернулся к Лоре. Они перешептывались, целовались, ласкали друг друга и радовались, как дети. Потом Лейхтвейс разыскал Бруно и сказал ему что-то на ухо. Бывший священник одобрительно кивнул головой и отошел в темный угол пещеры.
Прошло около часу. Лейхтвейс с Лорой подошли к Рорбеку, Зигристу и Елизавете.
— Елизавета! Зигрист! — воскликнул Лейхтвейс. — Идите со мной. Сейчас вы будете повенчаны. Мы знаем, что не имеем права благословить ваш союз, так как ты, Зигрист, уже женат. Но мы не можем считаться с законами, имеющими силу для людей, и вынуждены создавать себе собственные законы, которые и соблюдаем. У нас в пещере есть священник, он ожидает вас и благословит вас.
Зигрист подал руку Елизавете и пошел вслед за Лейхтвейсом. За ними шли Лора и Рорбек. Завернув за скалу, они увидели торжественную картину. Деревянный стол, покрытый бархатным покровом, изображал алтарь. В двух серебряных подсвечниках горели свечи, а два факела, прикрепленные в расселинах скалы, освещали все помещение. На маленьком возвышении стоял Бруно. Приветствовав молодых, он дал им знак опуститься на колени.
Затем он произнес краткую, но выразительную речь, в которой указал на то, что любовь, соединившая Зигриста и Елизавету, считается людьми греховной и недопустимой, но люди забывают, что всякая любовь уже сама по себе содержит силу, уничтожающую всякую греховность, если только она основана на благородных и чистых побуждениях, что такая любовь, если ей сопутствует непреклонная верность, стоит выше всяких людских законов, что молодые должны стараться пройти всю жизнь с неослабевающей взаимной любовью и что только тогда им нечего опасаться Страшного Суда.
— Но вы должны быть верны не только друг другу, — продолжал Бруно, — вы должны сохранить верность также и тем, которых вы избрали своими спутниками и друзьями. Жизнь коротка, и она может быть содержательна только в том случае, если наполнить ее любовью, верностью и сознанием долга, безразлично какого, но только долга. Исходя из этого и основываясь на данном мне некогда праве благословлять союз любящих сердец, я венчаю вас здесь, в скалистой пещере глубоко под землей, и благословляю вас как товарищей разбойника Генриха Антона Лейхтвейса, которого называют мстителем за угнетенных и врагом всякого преступления.
Елизавета тихо рыдала, Лора плакала, да и на глазах у мужчин навернулись слезы. После этого необычайного венчания все перешли в так называемую столовую, в ту часть пещеры, где находился большой каменный стол. Стол этот был накрыт с посильной роскошью, а стены помещения нарядно убраны ветвями.
Лора подала вкусный ужин. Так была отпразднована эта свадьба под землей. Долго еще Лейхтвейс с товарищами пил за здоровье тех, у кого хватает силы последовать влечению сердца и сбросить бремя условностей.
Лишь под утро в пещере все утихло. Глубоко под землей обитатели пещеры спали крепким сном… Им не нужна была никакая стража и нечего было опасаться нападения, так как решительно никто не знал о существовании их убежища. Знал о нем лишь один человек — тот, который время от времени появлялся в пещере с целью взять из клада прелатов столько, сколько в данное время было нужно. Но этот человек не был предателем.
Глава 31
ЛЕЙХТВЕЙСУ ОБЪЯВЛЕНА ВОЙНА
— Послушай, Фаризант, — обратился герцог Нассауский к своему шуту, который прикорнул у его ног и что-то грыз. — Я недоволен тобой. Куда девалась твоя веселость, бедняга? Ты перестал смеяться, острот от тебя не слышно, и даже твои насмешки, которыми ты прежде выводил из терпения придворных, куда-то испарились. Быть может, ты болен?
— Да, я болен, — ответил шут, — да так сильно, как сто врачей, вместе взятых, не могли бы заставить меня хворать.
— А что с тобой?
— Я перегрузил душу свою печальными мыслями.
Герцог в этот день, по-видимому, был в хорошем расположении духа.
— Быть может, — сказал он, — я могу помочь твоему горю? Ты часто веселил меня, так что мне хотелось бы оказать тебе ту же услугу. Скажи мне откровенно, чем вызвана твоя печаль? Я сумею дать тебе целебное средство.
— Господин мой, — ответил горбатый Фаризант, низко опуская голову на грудь. — Никакие средства мне не помогут. Да я и не в состоянии платить такому дорогому врачу, как вы.
— Значит, твоя болезнь неизлечима? Но я, по крайней мере, обещаю тебе, что, когда ты умрешь, то будешь похоронен с достойными тебя почестями. Твой катафалк повезут восемь собак в прекрасной упряжи, и вместо гроба мы положим тебя в бочку от вина. Но я не знаю, какую эпитафию поместить на твоем надгробном памятнике.
— Могу вывести вас из затруднения, — ответил Фаризант, медленно поднимаясь с места. — Я прошу ваше высочество приказать написать на моем надгробном памятнике следующий стих:
— Вижу, ты еще не совсем утратил веселость! — расхохотался герцог. — Однако, Фаризант, соберись с духом и будь весел. Сегодня вечером в большом зеркальном зале состоится концерт знаменитого скрипача, прибывшего сюда из Италии. Но предупреждаю тебя, шут, пока итальянец будет играть, ты сиди смирно, так как было бы кощунством лишать нас хотя бы одного звука его дивной игры.
— Да, все дело в звуке, — пробормотал Фаризант, — а человек ни во что не ставится. Что ж, я буду молчать.
Явился камердинер и доложил, что в кабинете герцога собрались советники. В числе их явился и граф Батьяни, заседание назначено для обсуждения вопроса, какие следует принять меры для прекращения дальнейшей деятельности разбойника Лейхтвейса и его шайки.
Герцог встал и ушел. Горбатый шут посмотрел ему вслед.
— Уж недолго я буду служить тебе, герцог Карл, — пробормотал он, — недолго уж я буду носить ненавистную мне личину шута. Если бы ты был способен заглянуть в мое сердце и видеть, что творится в душе человека, у которого отняли самое дорогое его сокровище, любимую его дочь. Аделина похитила ее, она похитила ее у того священника, которому я доверил ее, и после того дня патер Бруно пропал без вести. Я нисколько не сомневаюсь, что несчастный покончил с собою, страшась моего гнева. Ведь нашли же его сутану в Жабьем пруду, значит, он утопился. Бедный патер Бруно. Впрочем, нет, он счастлив, так как он избавлен от людских горестей и забот. Как бы мне хотелось отдохнуть хотя бы там, на дне Жабьего пруда. Но мне нельзя умирать, я должен жить, чтобы разыскать мою Гунду.
Он встал и беспокойно начал ходить взад и вперед по комнате.
— Что Аделина сделала с ней? — продолжал он. — Она угрожала мне, что убьет Гунду, если я ей не выдам письма короля. Мне страшно было подумать, что эта бесчеловечная женщина способна привести в исполнение свою угрозу, но я не поддался и не согласился принять ее предложение. Тогда она еще раз написала мне и сообщила, что намеревается убить не тело Гунды, а душу ее.
Шут глубоко задумался и вспомнил все, как было…
