По дикому Курдистану - Май Карл Фридрих (версия книг .TXT) 📗
– Возьми еще и ружье, сиди! Я смогу добраться и без оружия в Лизан.
– Ружье будет мне только мешать. Расскажи потом мелеку и бею, что раис Шурда отправил срочных гонцов вверх и вниз от Лизана, чтобы подстрекать халдеев к войне. Они должны ночью собраться в каком-то месте – в каком именно, я, к сожалению, не знаю – и затем напасть на курдов. Раис объезжает специально для этого все поселения; скажи мелеку, что раиса необходимо тотчас же арестовать.
– О сиди, если бы он встретился мне сейчас по дороге! Я запомнил его лицо, поэтому узнаю его при любых обстоятельствах и сразу же арестую.
– Ты один? Это ты, однако, оставь! Ты не справишься с ним; он слишком силен.
Маленький Халеф поднялся. Оскорбившись, он закричал, разминая свои гибкие конечности как бы для предстоящего боя:
– Не справлюсь? Что ты только себе думаешь, сиди, и куда подевался разом весь твой ум? Не победил ли я Абузейфа? Не совершил ли я помимо этого и другие великие подвиги? Кто этот Неджир-бей против меня, знаменитого хаджи Халефа Омара? Слепая лягушка, хромая жаба, которую я раздавлю, как только увижу! Ты эмир Кара бен Немси, герой из Франкистана; так мне ли, твоему другу и защитнику, бояться какого-то жалкого халдея? О сиди, как мне удивительны твои слова!
– Удивляйся на здоровье, но все-таки будь осторожен. Сейчас очень важно, пожалуй, главней всего, чтобы ты попал в Лизан.
– А что мне отвечать, если они спросят, когда ты придешь?
– Я рассчитываю быть у них к утру.
– Тогда бери пистолеты, кинжал и патронташ, и да защитит тебя Аллах!
Затем Халеф подошел к Ингдже и протянул ей руку:
– Прощай, ты, прекраснейшая среди прекраснейших! Мы еще увидимся.
Добрую Мадану он тоже не обошел вниманием:
– Прощай и ты, любезная матерь халдеев! Я приятно провел с тобой время, и если ты пожелаешь себе такую же ложку, как эта, я с удовольствием вырежу тебе ее, для того чтобы ты вспоминала покидающего тебя друга. Салам, умная и верная! Салам!
Мадана с Ингджой не поняли его речь, но восприняли ее доброжелательно. Мадана даже вышла вместе с Халефом из хижины, чтобы его немного проводить.
Я глянул через дверное отверстие на расположение звезд, чтобы вычислить время – у меня отняли даже часы. Было около десяти.
– Осталось еще два часа до полуночи. Когда мы отправляемся? – спросил я девушку.
– Через час.
– Сейчас время особенно ценно, я не могу поговорить с духом пораньше?
– С ним нужно говорить ровно в полночь. Он разгневается раннему приходу.
– В моем случае этого не случится.
– Ты это точно знаешь?
– Вполне определенно.
– Тогда давай пойдем сразу же, как только вернется Мадана.
– Хорошо. У нас есть свечи?
Она молча показала мне несколько коротких камышовых тростинок, пропитанных бараньим жиром, и зажигалку. Затем сказала:
– Господин, у меня к тебе будет одна просьба.
– Я слушаю.
– Простишь ли ты моего отца?
– Да, но только ради тебя.
– Но мелек все равно будет на него гневаться!
– Я успокою его.
– Благодарю тебя!
– Ты не узнала, у кого мое оружие и другие мои вещи?
– Нет. Вероятно, они у отца.
– Где он может их хранить?
– Домой он ничего не приносил, я бы непременно заметила.
Наш разговор прервала возвратившаяся Мадана.
– Господин, – сказала она, гордо усмехаясь, – твой слуга очень смышлен и вежлив.
– Почему?
– Он дал мне кое-что; этого я уже не получала долгое время: поцелуй, долгий поцелуй.
Думаю, что при этом наивно-гордом признании у меня вытянулось лицо. Халеф – и поцелуй? Этой старой, но милой и «благоухающей» Мадане? Поцелуй в то самое «отверстие»? Это мне казалось маловероятным. Поэтому я спросил:
– Поцелуй? Куда?
Она протянула мне растопыренные коричневые пальцы правой руки.
– Вот сюда, в эту руку. Это был такой поцелуй, какой дают только благородным девушкам. Твой слуга – человек, вежливость которого достойна похвалы.
Значит, всего лишь поцелуй в руку! Тем не менее это был героический поступок моего бравого Халефа, к которому его наверняка подтолкнула привязанность ко мне.
– Ты можешь гордиться этим, – отвечал я. – Сердце хаджи Халефа Омара полно благодарности к тебе, потому что ты так дружелюбно заботилась о моей персоне.
Тут она невольно протянула мне руку, как будто хотела получить еще один поцелуй, но я спешно добавил:
– Теперь тебе остается ждать, пока я снова не попаду в Лизан.
– Я подожду, господин.
– Сейчас я пойду с Ингджой к пещере. Что ты сделаешь, если, до того как мы вернемся, сюда кто-нибудь придет?
– Не знаю. Эмир, дай мне совет!
– Если ты останешься здесь, то на тебя падет гнев того, кто придет. Поэтому будет лучше, если ты спрячешься до нашего возвращения.
– Я последую твоему совету и пойду туда, откуда смогу наблюдать за хижиной, чтобы вовремя заметить ваше возвращение.
– Тогда, Ингджа, нам пора.
Я рассовал по карманам оружие и надел поводок на собаку. Девушка пошла впереди, я – вслед за ней.
Мы прошли немного по той самой дороге, по которой меня притащили в хижину; затем повернули вправо, пока не поднялись, а точнее, вскарабкались на холм, так густо заросший лиственными деревьями, что нам приходилось идти, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не потеряться.
Спустя некоторое время роща стала заметно редеть и перед нами открылась узкая седловина, ведущая к очень крутому подъему.
– Смотри внимательно под ноги, господин, – предупредила меня девушка. – Сейчас дорога станет совсем тяжелой.
– Это тяжело для старых людей, которые хотят подняться к пещерному духу. Здесь могут ступать лишь молодые ноги.
– О, старики тоже могут взобраться, но для этого им придется сделать небольшой крюк. С той стороны есть хорошая тропа.
Опираясь друг на друга, мы карабкались вперед и наконец очутились среди нагромождения больших каменных блоков, между которыми и была по моему предположению цель нашего путешествия, длящегося уже больше получаса.
Блоки образовывали что-то вроде коридора, в глубине которого темнела стена. Ингджа остановилась.
– Это там, – сказала она, указывая в темноту. – Ты пройдешь прямо и у основания стены увидишь отверстие, в которое поставишь зажженную свечу. Затем возвратишься ко мне. Я буду ждать тебя здесь.
– Отсюда мы сможем увидеть эту свечу?
– Да. Но сейчас она будет без всякой пользы гореть, ведь до полуночи еще далеко.
– Тем не менее я попытаюсь. Вот поводок, держи собаку, положи ей руку на голову.
Я взял свечи и зашагал вперед. Волновался изрядно, и это неудивительно – ведь сейчас решится главное: проникну или не проникну я в тайну, окружавшую этого «духа». Собственно говоря, саму суть я уже, вероятно, знал.
Подойдя к стене, я заметил пещеру, вход в которую был настолько узким, что в него мог протиснуться только один человек. Прислушавшись и ничего не услышав, я зажег одну из свечей и поставил ее на пол пещеры. Это не вызвало затруднений: свеча у основания была достаточно широка.
Я вернулся к Ингдже, говоря себе, что для человека, верующего в эту чертовщину, требуется изрядное мужество, чтобы в полуночный час взобраться на гору и общаться с духом.
– Свеча зажжена. Теперь подождем, пока она не погаснет, – сказала Ингджа.
– Нет ни малейшего ветерка, и если пламя погаснет, то это верный знак того, что там Рух-и-кульян.
– Смотри! – схватила меня девушка за руку. – Она погасла.
– Тогда я иду.
– Я буду ждать тебя здесь.
Я снова подошел к пещере и, нагнувшись, попытался найти свечу – ее не было. Я был убежден, что дух находится сейчас совсем неподалеку, в боковой нише, чтобы слышать каждое слово. Другой просто высказал бы свою просьбу и удалился; я же намеревался совершить иное.
Я вошел на два шага вглубь пещеры.
– Рух-и-кульян! – крикнул я вполголоса.
Никакого ответа.
– Мара Дуриме!
Снова никакого ответа.
