Орел в небе - Смит Уилбур (полные книги .TXT) 📗

У Дэвида от ужаса пересохло но рту, а толпа вокруг ревела, взбудораженная видом крови. Лошадь рухнула в водовороте песка и собственных внутренностей.

Быка оттащили и стали бить упавшую лошадь; ее дергали за хвост, пока не заставили встать. И дрожащую, спотыкающуюся о собственные внутренности, наконец увели с арены.

Дэвид хотел крикнуть: "Прекратите!" Но его мутило; виновато замерев от ощущения сопричастности этому безбожному ритуалу, он сидел молча. Тем временем быка поставили в центр арены, песок вокруг него был весь изрыт после ужасной схватки. Бык стоял, опустив голову, мордой почти касаясь песка, кровь и пена капали из его ноздрей, из разинутой пасти. Даже сквозь гул толпы Дэвид слышал резкий свист его тяжелого дыхания. Ноги быка дрогнули, он выпустил тонкую струю желтого навоза, испачкав задние ноги. Дэвиду это показалось последним унижением, и он обнаружил, что шепчет:

– Нет! Нет! Прекратите! Пожалуйста, прекратите!

Наконец появился человек в блестящем костюме и балетных туфлях, его шпага уткнулась в кость, лезвие согнулось, сверкая на солнце, и бык с трудом поднялся, разбрасывая большие капли крови.

Шпагу подняли с песка и отдали человеку, и тот снова приблизился к умирающему животному, но клинок снова уткнулся в кость, и Дэвид наконец обрел голос и закричал:

– Прекратите! Грязные ублюдки!

Двенадцать раз человек в центре арены ударял шпагой, и каждый раз она вылетала у него из рук; наконец бык упал сам, ослабев от медленной потери крови, с сердцем, разбитым болью и унижением. Он еще раз попытался встать, по силы покинули его, и он был убит на месте кинжалом в основание шеи, а потом его потащила упряжка мулов; ноги быка нелепо торчали в воздухе, кровь оставляла на песке длинную темную полосу.

Ошеломленный чудовищной жестокостью всего этого, Дэвид медленно повернулся и взглянул на девушку. Спутник склонился к ней и что-то шептал, пытаясь утешить.

Она медленно качала головой, отказываясь понимать, ее глаза цвета меда налились слезами. Губы дрожали, щеки покраснели и блестели от слез.

Спутник помог ей встать и мягко повел вниз по ступеням, как недавно овдовевшую с могилы мужа.

Вокруг толпа смеялась и бурлила, наслаждаясь кровью и болью, и Дэвид чувствовал себя отверженным, отделенным от всех. Сердце его устремилось к плачущей девушке, во всей толпе только она казалась ему реальной. Он увидел достаточно, и знал, что никогда не поедет в Памплону. Он встал и вслед за девушкой ушел с арены, хотел поговорить с ней, сказать, что разделяет ее горе, но, когда добрался до стоянки, пара уже садилась в побитый старый "Ситроен CV100", и хотя он побежал, машина тронулась с места, выпустила облако голубого дыма, затрещала, как газонокосилка, и покатила на восток. С чувством утраты, смывшим хорошее настроение последних дней, Дэвид смотрел ей вслед.

Два дня спустя, оставив всякую мысль о Памплоне и направляясь на юг, он снова увидел старый "ситроен". Машина под толстым слоем пыли и со стертыми покрышками выглядела еще более изношенной. Подвеска, казалось, с одной стороны просела, отчего у машины был подгулявший вид.

Она стояла на заправочной станции у Саратоги, на дороге в Барселону, и Дэвид съехал с шоссе и припарковался у бензиновых насосов. Служащий в грязном комбинезоне под присмотром мускулистого молодого человека заправлял "ситроен". Дэвид быстро огляделся в поисках девушки: в машине ее не было. И тут он ее увидел.

Она была в кантине [3] на другой стороне улицы, разговаривала с пожилой женщиной за стойкой. Девушка стояла спиной к нему, но Дэвид сразу узнал массу темных волос, теперь зачесанных наверх. Он быстро перешел через улицу, вошел в магазинчик и остановился у нее за спиной. Он не знал, что делать, и действовал по наитию.

На девушке было короткое цветастое платье, обнажавшее спину и плечи, на ногах – открытые сандалии. Вблизи кожа ее казалась гладкой, как пластик, и эластичной, словно ее недавно умастили маслом, на шее росли мягкие волоски.

Дэвид приблизился; она взяла свою покупку – сушеные финики – и пересчитывала сдачу. Он ощутил ее запах, легкие летние духи, которыми веяло от ее волос, и почувствовал искушение погрузить лицо в эту душистую гриву.

Девушка с улыбкой повернулась и увидела его рядом с собой. И немедленно узнала: такое лицо не забудет ни одна женщина. Она вздрогнула. Улыбка исчезла, девушка стояла неподвижно, глядя на Дэвида – совершенно равнодушно, но губы слегка разошлись, а глаза мягко сверкали золотом. Эту ее своеобразную неподвижность ему еще предстояло хорошо узнать.

– Я видел вас в Мадриде, – сказал он, – на бое быков.

– Да, – она кивнула, голос ее не стал ни более дружеским, ни более враждебным.

– Вы плакали.

– Вы тоже. – Теперь ее голос звучал негромко и четко, произношение слишком безупречное для испанки.

– Нет, – возразил Дэвид.

– Вы плакали, – негромко настаивала она. – Вы плакали внутри. – И он согласно склонил голову. Неожиданно она протянула ему бумажный пакет с финиками. – Попробуйте, – сказала она и улыбнулась. Он взял один, надкусил сладкую мякоть, а девушка двинулась к выходу, каким-то образом передав ему приглашение идти с нею.

Он вышел следом, и они через улицу взглянули на "ситроен". Служащий закончил заполнять бак, и спутник ждал девушку, опершись о капот старой машины. Он прикуривал сигарету, но поднял голову и посмотрел на них. Очевидно, он тоже узнал Дэвида, быстро выпрямился и бросил горящую спичку.

Послышался мягкий воющий звук и тяжелый гул сотрясения воздуха. На асфальте вспыхнула лужица бензина. Огонь мгновенно охватил тыльную часть "ситроена" и принялся жадно пожирать кузов.

Дэвид оставил девушку и побежал через дорогу.

– Отойди от насоса, идиот! – кричал он на бегу застывшему от неожиданности водителю.

Прекрасное пятое ноября [4], замечательное пиротехническое зрелище, но Дэвид отключил ручной тормоз, поставил передачу в нейтральное положение, и вместе с водителем они откатили машину подальше от заправки на открытое место, а вокруг, словно бы прямо из-под земли, материализовалась толпа зевак; они ободряюще покрикивали, держась на безопасном расстоянии.

Молодые люди успели даже вытащить с заднего сиденья багаж, прежде чем машину полностью охватило пламя, и тут появился запоздавший служитель с огромным алым огнетушителем. Под радостные аплодисменты толпы он залил жалкий маленький автомобиль потоком пены – и все кончилось. Толпа быстро рассеялась, смеясь, болтая и поздравляя любителя-пожарного: прекрасный номер с огнетушителем! А трое печально смотрели на почерневший обожженный остов "ситроена".

– Вероятно, это своего рода милосердие: старушка жутко устала, – сказала наконец девушка. – Все равно что пристрелить лошадь со сломанной ногой.

– Вы застрахованы? – спросил Дэвид, и спутник девушки рассмеялся.

– Вы шутите – кто такое застрахует? Я заплатил за нее всего сто американских долларов.

Парочка собрала свое имущество, и девушка быстро заговорила со своим спутником на каком-то чужом, слегка гортанном языке. Его звуки показались Дэвиду знакомыми. Он понял, о чем речь, и потому не удивился, когда девушка взглянула на него.

– Нам нужно встретить кое-кого в Барселоне сегодня вечером. Это важно.

– Поехали, – ответил Дэвид.

Они отнесли багаж в "мустанг", и спутник девушки, поджав длинные ноги, уместился на заднем сиденье. Звали его Иосиф, Джозеф, но по совету девушки Дэвид называл его Джо. А она была Деброй – уменьшительное имя казалось пока еще неважным. Она сидела рядом с Дэвидом, плотно сдвинув колени и положив на них руки. Одним взглядом она оценила "мустанг" и его содержимое. Дэвид видел, что она отметила дорогие чемоданы, никоновскую камеру и цейссовский бинокль в отделении для перчаток, кашемировый джемпер, брошенный на сиденье. Потом искоса взглянула на него, казалось впервые заметив шелковую сорочку и золотые часы марки "Пиаже" на руке.