Шесть серых гусей - Кулонж Анри (список книг .TXT) 📗

— Но ведь не без причины? Впрочем, у тебя еще будет возможность разыскать ее и все объяснить! — сказал Ларри с немного наигранным оживлением, взяв приятеля под руку. — Забудь об этом и лучше проводи меня, как в старые добрые времена!

Пол пошел с ним рядом, сохраняя обиженный вид.

— Можешь сколько угодно притворяться, что рад нашей встрече, — хмуро сказал он. — Ты, конечно, начнешь сейчас вспоминать нашу жизнь в Оксфорде, но все равно ты предатель!

Слова друга смутили Ларри.

— Ну-ка ответь, почему ты ни разу мне не написал? — продолжал Пол. — Почему пропал так надолго? Я ведь пытался тебя разыскать!

— Догадываюсь… — пробормотал Ларри.

Он молча продолжал шагать, растерянно глядя себе под ноги, потом взял себя в руки и сказал, словно радуясь возможности сменить тему:

— Давай-ка решим, куда мы идем. Предлагаю отправиться в мой кабинет на площадь Витториа, там мы сможем спокойно поболтать…

— Как хочешь, — проворчал американец.

— Как пойдем: по улице Пиццофальконе или по набережной?

— Слушай, я совсем не знаю этого города, — нетерпеливо проговорил Пол. — По правде говоря, чем раньше я отсюда уеду, тем будет лучше для всех. И то, что здесь я встретил тебя, не так уж сильно изменило мое к нему отношение, — раздраженно добавил он.

— Как ты любезен!

— Вспомни, Ларри, мы провели вместе три года, даже жили в одном доме! Мы были с тобой как Шелли и его неразлучный друг… как там его?

— Хогг. Томас Джефферсон Хогг 25. Их обоих выгнали из университета за воинствующий атеизм.

— Нам это не грозило! — заметил Пол. — На скольких службах нам пришлось петь с этим чертовым хором!

Он повернулся к Ларри.

— Мы расстались друзьями, насколько мне известно, или я ошибаюсь?

Ларри пожал плечами:

— Да что ты выдумываешь!

Пол внезапно остановился. Дети издали внимательно наблюдали за ними, как будто оживленная беседа двух офицеров интересовала их гораздо больше, чем игры и все остальное, происходившее на улице.

— Последнее мое воспоминание о тебе — твой отъезд в Италию, — помолчав, продолжил он. — Я вижу тебя на Редклифф-сквер, идет дождь, добрый оксфордский дождь, которого мне так не хватает. Ты ждешь автобус, который должен отвезти тебя на аэродром. Тогда мне еще показалось, что твой чемодан слишком мал для такого долгого путешествия…

— Подожди, я сосчитаю, — произнес Ларри. — Это было в июле тридцать шестого. Боже мой, больше семи лет назад!

— Ты молчал семь лет, — с упреком произнес Пол. — Я уже говорил, я пытался тебя разыскать. Правда, тогда я еще не очень волновался… Думал, что скоро тебя увижу или время от времени буду получать весточки. Черт побери, Ларри! Три года вместе — и ни строчки за все эти годы!

Ларри задумчиво покачал головой.

— Вскоре после окончания каникул я уехал в Бостон, — продолжил Пол. — Оттуда писал письма на те адреса в Италии, которые ты мне оставил, но все мои письма вернулись назад.

— Вечная история, почта плохо работает, — промямлил Ларри.

— Тогда я решил, что ты вернулся в Оксфорд, и написал на наш прежний адрес. С тем же успехом.

Ларри задумчиво покачал головой и потянул приятеля в сторону улицы, ведущей к морю. Прямо перед ними на фоне прозрачной зелени залива, гладь которого бороздили шаланды рыбаков и военные корабли, вырисовывался силуэт огромной статуи.

— Во всяком случае, мне было известно, что ты отправился по следам Шелли в Италию, — продолжал Пол. — Ты тогда с ума по нему сходил, верно?

Ларри усмехнулся:

— И сейчас схожу.

— Собирался написать его биографию… Ты ее издал? Нет, наверное, иначе я бы знал…

Ларри устало махнул рукой.

— Такая работа требует много времени, а война заставила все бросить… И потом, понимаешь… Всякий раз, как мне казалось, что книга закончена, я открывал что-то новое, что-то такое, что обязательно надо в нее вставить, — вздохнул он. — Или, напротив, изменить написанное раньше. С Шелли ни в чем нельзя быть уверенным: все так неустойчиво, так хрупко, преходяще… Как готовый в любой момент обрушиться дом на Ривьеради-Кьяйя, в котором он жил.

— Он что, заезжал в Неаполь во время своего путешествия по Италии?

— Ну да, — ответил Ларри. — И именно здесь, тогда, когда у него, казалось, было все для счастья, он написал свои самые душераздирающие поэмы, исполненные безграничного отчаяния…

— Значит, в первый свой приезд ты уже здесь бывал?

— Да, в сентябре тридцать шестого. Мне хотелось понять, почему он был так несчастен. Я чувствовал, что в его жизни была какая-то тайна, скрытая рана, и я превратился в следователя… Я узнал тогда, что причиной этого кризиса стало таинственное рождение от неизвестной матери младенца, который умер пятнадцать месяцев спустя. Тогда меня не пустили в дом, но я ознакомился с актами гражданского состояния, просмотрел все записи о рождениях, пытаясь узнать имя матери… Странно, что обстоятельства вновь привели меня сюда, — помолчав, добавил он. — Я мог бы продолжить мое исследование с того самого места, на котором остановился.

Пол покачал головой:

— Ты все такой же, каким был, когда писал свою диссертацию, проводя целые дни напролет в Бодлианской библиотеке 26…

— А помнишь, — сказал Ларри мечтательно, — как я писал комментарии к дневнику Мэри Шелли? Как приятно пахло в старых готических залах…

Пол показал на зияющие фасады разрушенных зданий:

— Вынужден напомнить: мы на войне и у тебя вряд ли будет время для того, чтобы вести собственное расследование!

— А вот и будет! — таинственным тоном ответил Ларри. Пол посмотрел на китель своего друга и не обнаружил на его форме никаких нашивок, определяющих его принадлежность к тому или иному полку.

— Надо же, — воскликнул он, — а мне казалось, что я здесь единственный свободный человек! Что это за таинственная часть, которая дает тебе такую свободу действий?

— Сначала ты!

— Я сам себе подразделение, — загадочно ответил Пол. Ларри фыркнул.

— Несколько недель назад, когда я еще служил в Королевском сассекском полку, я бы ответил, что у меня есть только свобода подчиняться, и это меня, в сущности, вполне устраивало, — произнес он с иронией в голосе. — Пока однажды утром в Киренаике 27 нам не попался какой-то старый итальянский фильм и один из штабных офицеров Восьмой армии не обратил внимание на то, что я начинаю смеяться раньше, чем на экране появляются субтитры. Через два дня меня вызвали в генеральный штаб и заявили, что на Сицилии нужен офицер, свободно говорящий по-итальянски, и меня переводят в военную контрразведку. Короче, я стал шпионом и уже в июле оказался в Палермо. А ведь итальянский я выучил, чтобы служить либералу Шелли!

— Вот что бывает, когда смотришь кино в пустыне! — воскликнул Пол.

— Теперь в моем подчинении десять агентов, которые и составляют Триста одиннадцатый отдел, а я провожу время, охотясь на бывших фашистов и на бандитов и контрабандистов всех мастей. В работе я пользуюсь доставшимися мне в наследство архивами германского консульства, документами Службы государственной безопасности Италии и доносами, которые десятками приходят ко мне каждое утро… Увлекательное занятие, как видишь! И все бы ничего, если бы надо мной не висел дамоклов меч по имени майор Хокинс, которому я не нравлюсь, потому что он не считает меня настоящим полицейским! Он не доверяет мне так же, как не доверяла наша дорогая квартирная хозяйка Анджела Хавер-крофт. Понимаешь теперь, почему мне так хочется снова сбежать к хрустально чистой поэзии Шелли и рассказать широкой публике о его короткой и увлекательной жизни! Как бы тебе объяснить? Среди всех событий, на ход которых я никак не могу влиять и вынужден, под руководством полнейшей бездарности, вести скучнейшие расследования злодеяний кучки мерзавцев, я придумал свой маленький театр, который никому ничего не стоит и в котором я могу играть ту роль, которую сам себе отвел: роль рассказчика. Понимаешь, это мой протест — или, если хочешь, бунт — против той бессмыслицы, которой меня заставляют заниматься. Пол улыбнулся.