Первая любовь - Коковин Евгений Степанович (полная версия книги .TXT) 📗
– По закону должны… Ну, Илько, мне идти на вахту время…
Я спустился в машинное отделение и поздоровался с Павлом Потаповичем. Старший машинист уже принял вахту и сидел у верстака, делая записи в журнале.
Скорехонько я полил параллели водой, смазал подшипники и присел на железный ящик для пакли. Мне очень хотелось узнать, что думает Павел Потапович – старый моряк – о смене курса, о спасении англичан. Но спросить я не решался: не дело мальчишке совать свой нос всюду и говорить о том, о чем его еще не спрашивают. На судне – не во дворе, не на улице, а старший машинист – не Костя Чижов и не Илько. Лучше подождать до поры до времени.
Но Павел Потапович тоже молчал, словно он и не знал о том, что «Октябрь» сменил курс. Захлопнув журнал, он ушел в котельное отделение, а вернувшись, стал разбираться в ящиках верстака.
– Берега уже совсем не видно, – с тайной надеждой сказал я.
– Теперь, пожалуй, долго и не увидишь, – отозвался старший машинист. – Шлюпка в море – что иголка в стоге сена, не скоро разыщешь.
– А сколько их, шлюпок-то?
– Кто знает, сколько! Пока только одну наш спасательный обнаружил и поднял.
– А долго мы искать будем?
– Пока не найдем. Люди гибнут, значит, нужно спасать.
– И всегда так бывает в море, если погибают, нужно на спасение идти? – я сам объяснял это Илько, но сейчас мне нужно было продолжить разговор с Павлом Потаповичем.
– А как же иначе! Иначе нельзя…
Павел Потапович задумался и вдруг сказал:
– Конечно, всякое бывает. Мы как-то в шторме аварию терпели и SOS – сигнал бедствия – дали. Было поблизости иностранное судно. Оно бы тут же должно к нам на помощь пойти без всяких-всяких. Да капитан там, сукин сын, торгаш оказался. По радио спрашивает: «Сколько заплатите за помощь?» Поторговаться да нажиться на человеческих жизнях хотел! Это все равно что дитя, к примеру, упало бы с причала в воду, а я матери бы его сказал: «Дашь на бутылку водки с закуской – тогда вытащу».
– Ну и что же, так и не подошел к вам иностранец?
– Какое там! Наш русский транспорт чуть попозднее помощь оказал. Плавучесть-то мы не потеряли, он забуксировал нас и притащил в порт.
– Того бы капитана самого за борт нужно! – сказал я возмущенно.
– Полагалось бы, – согласился Павел Потапович.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
СПАСЕНЫ!
После вахты я долго бродил по палубе и до боли в глазах всматривался в безбрежную океанскую даль: а вдруг мне первому удастся заметить шлюпку! Но, конечно, об этом я мог только мечтать. С высоты капитанского мостика за морем наблюдали вахтенные штурманы. У них сильные морские бинокли. Разве простым глазом заметишь то, что на огромном расстоянии можно увидеть только в морской бинокль!
Однако я не уходил с палубы. Если мне не удастся первому заметить шлюпку, то по крайней мере я мог одним из первых узнать, что терпящие бедствие англичане найдены, и сообщить об этом Косте, Илько, радисту Жаворонкову, старшему механику Николаю Ивановичу, всей команде.
– Ты чего на палубе торчишь? – спросил меня Павлик Жаворонков, неся капитану очередную радиограмму.
– Так просто… – уклончиво ответил я.
Но радист догадался и рассмеялся:
– Дурной ты, ведь мы еще очень далеко от места гибели «Гордона»! Часов через восемь начнутся поиски, никак не раньше!
Жизнь на «Октябре» шла обычным порядком, вахта за вахтой. Но разговоры у моряков теперь велись только о том, удастся ли спасти потерпевших кораблекрушение. Моряки волновались, спорили, строили всевозможные догадки и предположения, вспоминали и рассказы вали случаи других аварий, поисков, спасательных рейсов.
Вечером свободные от вахт машинисты, кочегары и матросы не уходили с палубы. На «Октябре» все было подготовлено на тот случай, если шлюпки будут обнаружены.
Мы с Илько долго не спали в тот вечер. Костя Чижов был на вахте.
– Дима, а если мы их спасем, то дальше что? – спросил Илько.
– В порт доставим.
– Ох они и обрадуются!
– Еще бы!
– Какие они, хорошие или нет? Может быть, кулаки…
– Чудак же ты, Илько! Какие же на судне могут быть кулаки! Обыкновенные моряки.
Илько посмотрел на меня недоверчиво и сказал:
– Инглиши…
– Ну и что же, инглиши? Всякие бывают.
– То-то всякие, инглиши – не советские.
На палубу вышел Николай Иванович. Увидев нас, он вытащил знакомые мне с давних пор часы-луковицу и сказал:
– А спать за вас кто будет?
– Не хочется, Николай Иванович.
Механик шутливо нахмурился.
– Сейчас же по койкам! А то как придем в Архангельск, доложу Максимычу, что судовой распорядок нарушаете. Тогда вам больше моря не видать.
Николай Иванович ушел к себе в каюту. Мы тоже отправились в кубрик и улеглись на койки.
Я долго не мог уснуть, все смотрел на круглое световое пятно иллюминатора. Мне хотелось представить людей, спасать которых шел наш пароход. В своем воображении я пытался нарисовать картину: море, шлюпка и в шлюпке – люди. Одежда у них мокрая, лица усталые, глаза тусклые, потерявшие надежду на жизнь. А море шумит, шумит, и горизонт огромен, и нет на нем желанного дымка корабля, идущего на спасение.
На другой день утром стало известно, что на палубу «Октября» ночью был поднят обломок весла. Это говорило о том, что кораблекрушение произошло поблизости. Но это принесло и опасения: неужели люди погибли?
Весь день прошел в томительном ожидании. И только к вечеру вдали на юго-западе вахтенный штурман заметил точку. Вскоре было точно установлено, что это шлюпка и в ней находятся люди.
…В шлюпке было шесть человек. Первым на борт «Октября» поднялся высокий человек лет тридцати пяти. Он был хорошо сложен и имел вид циркового артиста. В его часто прищуриваемых глазах я заметил холодное высокомерие. Подавая руку капитану «Октября», он коротко улыбнулся и сказал:
– Алан Дрейк, штурман «Гордона». Мени тэнкс фор юр кайндес. Ду ю спик инглиш?
Это означало: «Говорите ли вы по-английски?»
Наш капитан утвердительно кивнул головой и ответил штурману «Гордона» тоже по-английски. Англичанин снова улыбнулся и произнес какую-то очень длинную фразу.
В это время на палубу нашего парохода один за другим поднялись остальные моряки погибшего английского судна. Если Алан Дрейк выглядел сравнительно бодро, то вид остальных англичан был ужасен. Худые обросшие лица и впалые глаза свидетельствовали о пережитом голоде, тревожных днях и бессонных ночах. Обессиленные моряки смогли влезть на палубу лишь с помощью наших матросов. Они едва держались на ногах.
Один из спасенных сразу же привлек особое внимание всей команды «Октября». Это был мальчик лет двенадцати. По узким глазам и по матовой желтизне кожи мы догадались, что он – китаец.
Мальчик держался очень робко и молчал.
– Спросите, кто этот мальчик, – шепнул я Павлику Жаворонкову. – Как он попал к ним на пароход?
– Я уже знаю, – громко ответил радист. – Это бой, салонный лакей, прислужник.
Лакей! Это слово для нас казалось странным, нелепым и даже оскорбительным. Я подумал, что, вероятно, жизнь маленького китайца на английском пароходе была очень нелегкой.
Капитан Малыгин распорядился проводить спасенных моряков в приготовленный для них кубрик, а сам со штурманом Аланом Дрейком отправился в кают-компанию, что бы побеседовать и выяснить обстоятельства гибели «Гордона».
Наш третий штурман, ведавший судовой аптечкой, принес англичанам лекарства против простуды. Вскоре, подкрепившись обедом, изголодавшиеся и усталые английские моряки спали на койках, заботливо приготовленных командой «Октября».
«Октябрь» продолжал поиски: в море должна быть еще одна шлюпка с погибшего парохода.
На другой день рано утром Павлик Жаворонков зашел в кубрик навестить англичан и узнать, не требуется ли им что-нибудь. Однако все моряки после пережитых тревог спали крепким сном. Лишь один из них лежал с открытыми глазами. Как узнал наш радист, этого моряка-кочегара звали Джемс.
