Смерть за хребтом - Белов Руслан (бесплатные версии книг TXT) 📗
Мы чокнулись с соседями, выпили и налетели на прекраснейшее кулинарное творение Бабека.
– Молодец, Черный! Хороший тост, хотя и общеизвестный! Главное – короткий: не вся водка в кружке высохла! А я уж, грешным делом подумал, что придется холодный плов есть, – набивая рот, сказал Сергей.
– Ну, братцы, такого плова я не ел лет несколько, поддержал его Зубков. – А где сам повар?
– Он с этими двумя симпатичными иранками прогуляться пошел, – ехидно ответил Юрка, кивнув в сторону небольшой рощицы тальника, зеленевшей в верховьях долины. – Не скоро, наверное, придет. Черный ведь обещал после ужина Фатиму отдать Суворову на поругание, так вот этот шустрик и смылся участок застолбить.
– Да ты что? – поперхнувшись, воскликнул я. – Ну, хохма! Похоже, Бабек джекпота сорвал! Будет теперь в Захедане на моей королевской постели с Фатимой валяться, а потом в мраморной ванной обмываться! Ну, Бабек! И что, сразу с двумя пошел? Ну, у меня камень с души упал! Я все думал, что с этими бабами делать, а Бабек, оказывается, знает!
Услышав мои слова, Лейла больно ткнула кулачком мне в бок. Федя налил всем коньячного спирта, но я, сославшись на головную боль, отказался. Ребята удивились, но уговаривать не стали. Житник сказал что-то Наташе на ухо по поводу моего отказа и предложил тост за прекрасных амазонок. Они выпили, и мы опять принялись за плов.
Когда на блюдах с пловом образовались обширные проплешины, на достархане опять появился армянский коньяк, я взмолился и Лейла разрешила мне выпить, показав большим и указательным пальчиком дозволяемое количество – пять миллиметров. Но я налил себе вдвое больше: плов выпивку любит.
В момент моей расправы с аппетитной косточкой, из надвинувшейся уже темноты вышел Бабек. Справа к нему прижималась Фатима, слева – ее Фарида.
– Евгений, идем сторона, разговор есть, – негромко протянул Бабек. Я нетвердо встал на затекшие ноги и подошел к ним. Отведя меня в сторону, он сбивчиво заговорил:
– Евгений, я Фатима и Фарида жениться хочу... Они хороший женщина. Фатима тебе злой был, но теперь она очень хороший, симпатичный стал. Ты ее не бойся теперь, я сказал, что ты – мой лучший друг. Она всегда хороший был, просто у нее никогда не был хороший настоящий мужчина. Все женщина хороший, длинный любит, у меня есть... Она меня любит теперь и никто болше ее не нужный. Пусть никто их не трогает – мой жена теперь они...
– Как, сразу две? – проговорил я невпопад, не зная, как и реагировать. Одно дело в кусты двоих вести, другое – под венец. Неожиданно меня разобрал мелкий смех и я, не в силах устоять, опустился на землю.
– Почему смеешься? Шариат мне разрешает. Я три жена могу иметь!
– Я рад, дорогой! Искренне рад! Бери, наслаждайся. Послушай, – сказал я, сотрясаясь от хохота, – если Лейла – жена мне, то ты теперь мне тесть! Я тебя теперь по русским обычаям отцом называть должен! Ну, папаня, удивил! Давай, поцелуемся! По-родственному! И пошли, выпьем за это.
– Братцы! У меня тесть объявился! – вернувшись к костру, закричал я товарищам. – Только сейчас посватался! Давайте выпьем за Бабека, за короткого Бабека с длинным...
И снова был прерван резким ударом в спину. Я хотел было вспылить, но замолк, решив, что за эту экзекуцию я непременно выторгую у Лейлы компенсацию в виде пятидесяти граммов. И подмигнул Феде. Тот налил всем понемногу и предложил тост за Бабека и его невест.
– Я всех на свадьба приглашаю! – сказал Бабек, когда мы выпили. – Через месяц играть будем.
– В Хушоне будешь жениться? – усмехнувшись, спросил его Сергей.
– Канешна! Теперь я там хозяин буду! Все приезжайте, “Волга” за вам посылаю. Лучший музыкант будет!
Ночь была теплой и безветренной. Чернота неба растворилась в ярком блеске бесчисленных звезд. Время от времени, невероятная их близость заставляла меня в изумлении вскидывать голову.
Когда плов кончился, компания распалась. Первыми ее покинули Юрка с Наташей. Они решили пройтись по долине.
– Пойдем прогуляемся, да и за тропой присмотрим... – сказал он Сергею с иронией. Себя он явно считал победителем, а Кивелиди – проигравшим третьим и не мог скрыть надменной улыбки супермена.
Бабек подождал, пока новоявленные жены уберут и вымоют посуду, а потом обвесился одеялами и увел их в дальнюю палатку. Сергей с Зубковым и Суворовым налили в чайник спирта, взяли спальные мешки (Зубков принес в рюкзаке два пуховых спальника) и пошли говорить в ближнюю палатку. Им хотелось посидеть перед костром – это было видно. Однако от глаз Лейлы распространялось такое желание остаться со мной наедине, что, наверное, и близ живущие полевые мыши подались в гости к родственникам. Один Федя не прочувствовал момента – он беззвучно спал над закопанным золотом.
Мы долго сидели с Лейлой, обнявшись и глядя на затухающий костер. Когда из палатки раздавался мощный, с присвистом, храп Зубкова, она таинственно взглянула мне в глаза. Мы встали, я скатал спальный мешок, сунул подмышку и, взяв девушку за руку, пошел верх по склону, к звездам. За небольшой скальной грядой нам открылась небольшая полянка, поросшая густой травой.
Лишь только брошенный спальный мешок услужливо развернулся на траве, Лейла набросилась на меня, и на целую вечность мы окунулись в море непередаваемого словами блаженства...
– Ты... ты много раз был счастлив? – спросила Лейла, когда утомленное блаженство снизошло с нас и улеглось отдохнуть под скалами.
– Да. Но лишь несколько раз я был полностью, до конца счастлив. Почти как сейчас...
– А когда в первый раз?
– Это... это было очень давно. Мне было десять лет. В Душанбе стояла страшная жара, и мы с матерью лежали рядом на прохладном полу и ели, кажется, виноград. Косточки мама складывала мне на живот... Потом, когда у меня появилась первая семья... И еще было несколько мигов счастья. В Приморье, например. Совсем крохотных, но каких-то особенных... Мне не стоило бы, наверное, рассказывать о них...
– Рассказывай, рассказывай! Что было в Приморье?
– Мы мчались по дикой тайге... Я сидел в кабине “Газ-66”-го и был совершенно счастлив... Впереди, на просторном, далеко вынесенном вперед буфере возлежала Инесса... Иногда, грациозно повернув головку, она, на какое-то очень протяженное, очень плотное мгновение врастала в меня искрящимися глазами. Дорога сжатой синусоидой шла то вверх, то вниз, и сердце мое замирало раз за разом. В восторге, страхе, изумлении...
– Мне это неприятно! – отстранившись, бросила в сторону Лейла. – Какой ты гадкий!
– Я так и знал! Но пойми, я бы не рассказывал ничего, если бы не принадлежал тебе всецело. Меня нет. Есть только ты, вобравшая меня полностью. Я не могу тебе лгать. Ты должна все обо мне знать... Я хочу чтобы... чтобы любили, жили, говорили со мной! А не с моим отражением в чем-то... В глазах, весенней луже, витринном стекле... Мне интересно – возможно ли это? Или надо врать, чтобы любимые не отстранялись? Тогда все это игра, а я не игрок...
– Я не отстранялась! Ну, понимаешь, я должна была это сделать... Не хочу быть картой в твоей засаленной колоде. И ты должен знать, что я не карта! И ты... ты все время смотришь на эту Наташу...
– А я люблю смотреть на людей. А Наташа... Я смотрю на нее и вижу, как много слов ей не сказали...
– И говоришь!
– Да, говорю! Потому, что терпеть не могу видеть в женских глазах тоску о несбывшемся...
– А мне тоже нравятся некоторые мужчины! – мстительно бросила Лейла. И, вспомнив о Резвоне, вмиг осеклась, съежилась в подрагивающий комочек.
– Ну, вот! Совсем, как воробей на морозе... Давай я тебя согрею...
Лейла положила головку мне на грудь. Я обнял ее и стал убаюкивать. Через минуту она подняла головку и внимательно посмотрела мне в глаза.
– Я знаю, ты любишь меня. И что дороже меня у тебя никого нет. И не было...
– Даже в прошлых жизнях?
– Да...
Лейла звонко рассмеялась и, внимательно посмотрев мне в глаза, спросила:
