Поединок. Выпуск 8 - Ромов Анатолий Сергеевич (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Вокруг уже собирался народ, и, как всегда, кто-то, не видный в толпе, выражая якобы общее мнение общественности, анонимно, но грозно спросил:
— Ну чего к старухе пристал? Лучше бы бандитов и воров ловили.
— Когда их надо, их завсегда нету, — немедленно поддержал чей-то пропитой альт.
Молоденький лейтенант покраснел, с трудом отцепился от бабки и, возвращая целехонькие документы Эдику, зло прошипел:
— Кати отсюда! И чтоб я тебя здесь больше не видел! Артист!..
По дороге обратно, к дому бабкиной дочери, Эдуард Баранчук думал о противоречиях человеческой натуры. Старушка сидит, как мышка, притихшая, но прямая, довольная собой до смерти, и — скромная, все-таки спасла от гибели такого человека. И Эдик не стал ее огорчать.
— Спасибо, бабушка, выручила ты меня, — пробурчал он.
Старуха в ответ разразилась целой речью, дескать, что она — это он ее выручил, спас от разорения, так что его, Эдика, она и хочет отблагодарить, поскольку вот ее дом и дальше ей ехать некуда.
Баранчук в темпе затащил телевизор вместе с бабушкой на третий этаж, отобрал у нее ключи и открыл квартиру, в которой не оказалось ни души.
«Вероятно, все на работе», — подумал Эдик.
И тогда он стремительно распаковал телевизор, водрузил его на комод и подключил антенну, которую они с бабушкой купили впрок в том же злосчастном магазине. Когда на экране появился хулиганистый волк из мультяшки и голосом артиста Папанова зарычал свое всегдашнее «ну, погоди», старуха, вся сияя от счастья, дрожащими пальцами стала разворачивать сильно похудевший после покупки белый платочек с каемкой. Она уж вытаскивала оттуда красненькую, но Эдик, не дав ей опомниться и не желая больше слышать слов благодарности, помчался вон из квартиры.
...Да, денек в смысле плана оказался не из лучших. Время летело катастрофически быстро, а в кассе — Эдик бросил взгляд на «цепочку» таксометра — шесть рублей с копейками и две сиротливые посадки.
У вокзала к нему сели какие-то две щебечущие девицы с цветами, в центре у почтамта к ним присоединился бородатый негр, говорящий по-русски лучше, чем ведущий передачи «Утренняя почта»: он иронично корил девиц за якобы невнимание к его чуть ли не коронованной персоне. Причем не подыскивая слов, вкручивал деепричастные обороты и вводные предложения.
Сошла эта троица у общежития университета. Там Эдик, бросив машину, посидел на бордюре, понюхал весеннюю травку на газончике. Было тепло, солнышко уже хорошо пригревало, и даже как-то лениво подумалось: а черт с ним, с планом. Однако чувство долга вскоре снова взяло верх, и Эдик включился в суматошные гонки по улицам.
От мебельного магазина он прихватил элегантного пассажира на Курский вокзал, по виду даже не скажешь, кем бы тот мог работать: дымчатые очки, вельвет, хлопок, через руку — плащ «лондонский туман», благородная, ухоженная проседь, на запястье, разумеется, «Ориент-колледж», словом, простенько, но со вкусом, неизбитый фасончик. Заплатил он, как само собой разумеющееся, вдвое больше по счетчику, и, когда Эдик было возразил, дескать, много, тот не улыбнулся, а по-деловому, серьезно заметил:
— Сам зарабатываю и другим жить даю. До свиданья, дорогой.
Эдик было встал в очередь, но двигалась она медленно, да впереди еще кто-то не спеша «банковал» с молчаливого согласия контролеров, и он решил выскочить на Садовое кольцо к обычной толкотне у бойкого «Гастронома»: авось повезет.
Так он и сделал. Тормознул за троллейбусной остановкой, достал расхожую тряпку из-под сиденья и, выйдя из машины, что есть мочи принялся тереть лобовое стекло до самозабвенного блеска: что поделаешь, водителя Эдуарда Баранчука еще со времен армии раздражала на стекле малейшая пылинка. Так он и тер, пока его не хлопнули по плечу и громкий голос не произнес:
— Неужели Эдуард Баранчук собственной персоной?
Эдик обернулся и обомлел: на него улыбаясь глядел парень, как две капли воды похожий на тот портрет, что висел в диспетчерской. Это, конечно, был его двоюродный брат Борис — Борька из Серпухова.
— Сколько лет, сколько зим! — фальшиво обрадовался Борька.
Не виделись они года три, а то и четыре.
— Здорово, — сумрачно сказал Баранчук.
Родственных объятий не случилось. Ишь выставился, чистюля... И проборчик аккуратненький, как из парикмахерской вышел.
— А я на часок по делам и обратно к себе в Серпухов, — сообщил Борька, как будто его кто спрашивал. — В одно местечко надо заехать... Не подвезешь?
Эдуард вытер руки той же тряпкой, неприветливо глянул на родственника. И вдруг его осенило: да это же Борькин портрет висит в парке! Точно! Он и в детстве был аферистом: если чего не выменяет или не стащит, три дня ходит дутый. Вот и сейчас, поди, что-нибудь спер, а следов, кроме описания своей подлой рожи, не оставил...
— Садись, — сказал Баранчук, он уже принял решение. — Прокачу с ветерком.
— Тогда погоди минутку, только сигарет возьму...
Борька пошел в киоск за сигаретами, а Эдик, как бы нехотя, как бы гуляя, пошел за ним: мало ли, такой и сигануть может, потом ищи-свищи... Однако брат купил сигареты — Эдик издали увидел: «Дымок» — и вернулся. «И сигареты — для маскировки, — наметанным взглядом частного детектива определил Баранчук. — А то, что вылизался, так это тоже маскировка, ясное дело, шпана шпаной...»
— Куда тебя? — спросил как бы невзначай Баранчук.
— Ты поезжай по Садовому, а я потом скажу...
«Темнит голубчик, ишь ты, «в одно местечко»... Сейчас тебе будет одно местечко, не обрадуешься».
Эдуард, конечно, знал Садовое кольцо как свои пять пальцев. «Если до Колхозной не скажет повернуть, так прямо во двор двадцать второго отделения и въедем...»
Он уже представлял себе Борьку в полумаске, «нос прямой, расширенный книзу, зубы ровные, белые».
— Молодец, быстро едем, — сказал Борька. — А то я в самом деле опаздываю...
— Не опоздаешь, — пообещал Эдик.
— За Колхозной — первый направо, — сказал Борька.
Но Эдик повернул раньше.
— Эй, ты куда? — завопил родственник. — Я же сказал, за Колхозной!
— Сиди и не рыпайся! — процедил Баранчук, поворачивая к уже близкой милиции.
— Останови! — взвизгнул Борька. — Останови, говорю! Куда ты меня везешь?
— Сейчас узнаешь, — и Баранчук затормозил прямо у входа.
Он ловко выскочил из машины, на ходу ухватив монтировку, и тут же оказался по ту сторону «Волги». Борька сидел весь белый и перепуганный. Эдик рванул дверцу.
— А ну, вылезай!
— Ты что, с ума сошел?! — прошипел Борька.
— Вылезай, кому говорю! — Баранчук левой рукой ухватил воротник замшевой куртки, а правой сунул под нос ее обладателю тяжелую монтировку. Борька отшатнулся, и воротник треснул по шву.
— Ты что же, гад, делаешь? — с холодной яростью изумился он и попытался ударить Баранчука ногой, не вылезая из машины. Но Эдик был начеку. Он успел схватить брата за ногу и наконец выдернул его из машины на свет божий. Борька больно стукнулся об асфальт и больше сопротивления не оказывал, а лишь постанывал, яростно сверкая глазами.
Эдуард втащил его в дежурную комнату, приткнул к стене и громко заявил:
— Арестуйте его! А заодно обыщите, у него может быть оружие.
— А кто это? — спросил дежурный капитан.
— Как кто? — удивился Эдик. — Мой двоюродный брат.
— Ну, этого для ареста маловато, — миролюбиво улыбнулся дежурный.
— Да вы что, товарищ капитан! Вы же его разыскиваете, у нас его портрет в парке висит.
Капитан посерьезнел, стрельнул глазами в сержанта:
— Обыщи, Платонов.
Оружия при Борьке не оказалось, документов тоже. Зато сержант извлек из заднего кармана брюк пачку валюты, какой — Эдик не разглядел.
— Н-да... — сказал капитан.
Борька криво усмехался:
— Да я за границу еду, товарищ капитан. С группой...
Эдик Борьку прервал:
— Какой он теперь тебе товарищ? Ты ему «гражданин капитан» говори...
Дежурный поморщился:
— Рано. До суда рано. Платонов, уведи пока.
