Люди сорок девятого (СИ) - Минаева Мария Сергеевна (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗
Они остановились возле двери, которую слуга открыл одним из своих ключей.
- Если вам понадобится что-нибудь, звоните, - сказал Сол, ловко зажигая от своей свечи другую, извлеченную из кармана, и вручая ее Джону, а потом развернулся и пошел дальше.
- Большое спасибо, - сказал Джон ему вслед, слизывая с пальцев крем. Он вошел и застыл на месте, очутившись в комнате, к высокому потолку которой устремлялись книжные полки. Где-то посредине располагался балкон, сверху свисала огромная люстра. Джон никогда не видел столько книг в одном месте. Ошеломленный, он оглядывался по сторонам, свеча в его руке подрагивала, разгоняя сумерки. Джон вставил ее в лежащий на столе у двери подсвечник и пошел вдоль нижнего яруса книг, с благоговением чуть касаясь кончиками пальцев старых потертых переплетов. Ни одно из названий не было знакомо ему. Линдейл наугад вытянул одну книгу и, открыв на середине, попробовал читать, но ничего не поняв, отложил на стол и подошел к высокому окну, чтобы задвинуть бархатные шторы. Он увидел винтовую лестницу, спускающуюся в сад, и ему вдруг нестерпимо захотелось туда, вниз. Вернувшись в библиотеку, Джон потушил свечу и, подойдя к окну, распахнул его, полной грудью вдохнув воздух. В помещение ворвалась волна неизвестных смешанных ароматов и уже замирающий пересвист устраивающихся на ночь птиц, заглушаемый все нарастающим пением цикад. Линдейл вышел на балкон, прикрыл за собой стеклянные двери и сбежал по винтовой лестнице вниз. Немного пройдя по посыпанной приятно хрустящим под подошвами гравием дорожке, Джон увидел скамейку и присел на нее. Где-то недалеко журчал фонтан, а может, небольшой водопад, от которого тянуло приятной прохладой; вода сбегала в ручеек, пересекающий сад, над которыми выгибали свои спины, как довольно урчащие коты, горбатые мостики с негорящими масляными фонарями. Джонатан сидел и смотрел, как в черном бархате Джорджианской ночи зажигаются звезды, вслед за ними оживали и начинали свой бесконечный причудливый танец тысячи мигающих светляков. Протянув руку, он сорвал с ветки над головой спелый персик и с наслаждением запустил в него зубы. Пение птиц понемногу затихло, Джонатан лег на скамейку, вытянувшись во весь рост и подложив под голову руку, приятный персиковый сок стекал сладкой прохладой по горлу. Мир был полон незнакомых шорохов и запахов, где-то вдалеке гудели людские голоса. Линдейл думал о том, сколько еще есть на этой земле мест, где он не бывал, где еще будет и куда не попадет никогда. От этих мыслей было немного грустно. Джон знал, что быть наследником, а потом и владельцем огромного поместья - большая ответственность и, наверное, это отнимет столько времени, что остатка не хватит даже на поездку в другой штат... Однако он все же догадывался, что Соломон был прав, и чувствовал, что уже начинает любить этот дом.
Линдейл вернулся к реальности и мгновенно вслушался в голос старика, не желая, чтобы тот счел его невнимательным слушателем и расстроился бы, но, оказалось, что ничего важного он не пропустил.
- Покойный мистер Линдейл не простит мне, если что-то с вами случиться... - всхлипывая, твердил Соломон. - Да и я... Как я смогу жить... Я ведь и вашему деду служил и дядям вашим...
- Знаю, Сол... - вторил ему Линдейл, - ты хорошо служил и достоин теперь отдохнуть.
Он помнил эти заботливые черные руки с уплотняющейся год от года сеткой морщин. Верный старик остался в поместье, даже получив вольную, подписанную дедом, Ричардом Линдейлом в тот год, когда англичане спалили Капитолий. Его жизнь прошла в доме с высокими белыми колоннами, его жена - кухарка и двое детей погибли во время короткой эпидемии дифтерии, несмотря на всю помощь хозяев и городского врача с дипломом, которому пришлось заплатить больше за лечение слуг. Потом слег и Джон. Соломон сидел с ним дни и ночи вместе с отцом и дедом, поил горячим молоком, укрывал. До того времени Джонатан с недоверием относился к подчас назойливому старику, который стремился угадать его желание и все сделать за "молодого хозяина", или пихал ему в руки какие-нибудь сладости при каждой встрече. После выздоровления их отношения изменились: Линдейл-младший научился сдерживать раздражение и вежливо объяснять Соломону, что привык все делать сам за время скитаний по стране с отцом. В конце концов старик начал ему нравиться, хотя тот упорно продолжал считать Джона ребенком.
Соломон остался главным в поместье, когда все ушли на войну. Он не покинул его даже тогда, когда бежали все другие слуги, и покалечил ноги, пытаясь спасти хоть часть хозяйского имущества из подожженного солдатами - янки дома. Вернувшись, Джон увидел оборванного, старика, похожего на обтянутую темным пергаментом мумию, сидящего в развалинах и прижимающего к груди большую фарфоровую вазу, на половину набитую бумажными деньгами Конфедерации. Он раскачивался, как помешанный, и что-то бормотал. Приблизившись, Джон разобрал слова:
- Розы... Мои розы...
Старик любил сад и занимался им, хотя это не входило в его обязанности, потому что считал садовника идиотом, ничего не смыслящим в растениях, а к чайным розам вообще никого не подпускал. Лишь иногда он заговорщически манил пальцем Джона, его отца или деда и отводил в угол сада, чтобы похвастаться роскошными, едва раскрывшимися цветами... Соломон сидел в обнимку с той вазой и повторял, как заведенный:
- Мои розы...
И что-то было в этом голосе, во всей этой картине, одинокое и тоскливое, отчего болезненно сжималось сердце. Все другие, спасенные стариком из огня, ценные вещи растащили мародеры, он был так слаб, что не смог им помешать. Соломон рассказывал потом, что ел овощи, пропущенные солдатами Шермана, которые находил и выкапывал в окрестных огородах, а в последнее время - вообще ничего.
- Я хочу посмотреть на вас, масса Джон... - старик отстранился, держа Линдейла за плечи и ненасытно вглядываясь в его лицо. - Расскажите... Расскажите же мне о себе.
Он понизил голос и быстро зашептал, бросая косые взгляды на дверь комнаты.
- Они мне не верят, когда я рассказываю о вас, а мне так хочется поговорить... - в его голосе звучала детская обида. - Она еще ничего, но дети... Никакого уважения к старшим: даже младшие говорят, что я вру или придумываю... Нет, масса Джон, я не хочу сказать, что ко мне плохо относятся, меня хорошо кормят и делать ничего не надо, но так хочется иногда поговорить с кем-нибудь родным... Расскажите мне, как у вас дела?
- Да я... - Линдейл замешкался. - Я не знаю...
- Расскажите о вашей работе на Юнион-Пасифик... - быстро подсказал старик с надеждой в голосе.
- О чем? - переспросил Линдейл, все еще погруженный в довоенные воспоминания. - Ах, да...
- Юнион-Пасифик... Вы говорили об этом в прошлый раз, что нашли там работу... Наверное, слишком надрываетесь на такой-то службе... Эти янки!.. - голос старика окреп, стал громче, глаза сверкали. - Они всех вкалывать заставляют...
- Нет, нет, - торопливо возразил Линдейл. Он молчал несколько минут, прислушиваясь к стучащему по стеклам дождю, потом продолжал, будто спохватившись: - Я у них старшим инженером работал, в главном офисе, в Чикаго, планировал, расчерчивал маршруты... Иногда приходилось, правда, выезжать на место, чтобы лично руководить работами, а то простые строители, в основном люди темные, напутают что...
Он ляпнул про Юнион-Пасифик в прошлый раз, так как, трясясь в дилижансе несколько часов подряд, читал статью о Проментри-Пойнт в газете, которую, развернув, держал в руках заснувший попутчик напротив. Это было пару лет назад. Джон мгновенно забыл об этом, потому что память у Сола была плоха, и он не думал, что старик что-то запомнит. Внезапный вопрос застал Линдейла врасплох: дед мог спутать события сегодняшнего утра с тем, что имело место годы назад, и наоборот, мог забыть самое очевидное. Иногда Джонатану казалось, что при следующей встрече пожилой слуга и друг, единственная связь с безмятежным покоем сонной Джорджии прошлого, уже не узнает его, но, видимо, о "мастере Джонни" Соломон каким-то странным образом помнил все.
