За секунду до выстрела - Чергинец Николай Иванович (читать книги регистрация .txt) 📗
— По-моему, оснований нет, по крайней мере, пока рано.
— Нет, сегодня после того, как мы поговорим с ним, рано не будет. Но давай сначала допросим его и Шацкого, а потом будем решать. Но имей в виду, нам наверняка придется рисковать, поэтому я и подготавливаю тебя к мысли, что Ломова придется задерживать.
После этого Славин, оставив Леонова в растерянности, направился в свой кабинет. Мочалов уже томился в коридоре. Они вошли, и старший лейтенант сразу же начал докладывать:
— Бухгалтер был дома. Оказывается, он действительно о том, что в сейфе оставлены деньги, говорил с Бурновым. Потом я поехал в отдел вневедомственной охраны. В журнале, который ведет дежурный, сделаны две отметки о том, что звонил Ломов. Одна в двадцать три часа, а вторая в час десять. Только на сей раз дежурный по отделу сам звонил Ломову и интересовался, кто охраняет промтоварный магазин.
— Ясно, теперь поезжай в больницу и привези Ломова. Машину возьми у дежурного, я договорился.
Мочалов ушел, а майор направился в кабинет начальника уголовного розыска, тот был у себя, и Славин сразу же перешел к делу:
— Леонид Федорович, я уверен, что в этом деле не обошлось без участия Ломова.
— Почему ты так считаешь?
— Посмотрите, он уверяет, что преступники пришли около двух часов, а на страницах журнала, из которого сделан кляп, последняя отметка о звонке сторожей сделана в двадцать три часа сорок пять минут. У нас уже имеются пять сторожей и плюс дежурный по отделу вневедомственной охраны, которые разговаривали с Ломовым между двадцатью тремя часами сорока пятью минутами и двумя часами ночи. Отметок в журнале Ломова об этих разговорах нет. Из этого я делаю вывод, что их нет только потому, что Ломов уже вырвал лист из журнала и приготовил из него кляп. Вот заключение экспертизы, что кляп находился во рту у Ломова по его доброй воле. На нем имеются четкие следы зубов, то есть это говорит о том, что Ломов, вместо того, чтобы вытолкнуть языком кляп изо рта, держал его зубами. И еще: Ломов утверждает, что упаковку от бинта преступники сунули ему в карман. Это нелогично, ведь на лощеной бумаге могли остаться следы пальцев рук. Встает здесь и главный вопрос: как объяснить, что на этой упаковке имеются следы пальцев рук самого Ломова, в то время как он утверждает, что он эту упаковку не держал в руках. Да и это исключается обстоятельствами дела. Ведь если верить Ломову, то преступники принесли бинт с собой. Он стоял к ним спиной, а руки сзади связывал ему один из бандитов. Надо помнить и о подозрительном поведении братьев Ломовых в коридоре управления.
— Какое поведение? — спросил Лисицын.
— Ах, да, вы еще не знаете.
И Славин рассказал полковнику об этом эпизоде.
— И наконец, Леонид Федорович, сторож Бурновой утверждает, что Ломов пришел на объект с двумя неизвестными мужчинами, которые стояли недалеко от входа у дерева и курили. Сам Ломов об этом нам не сказал ни слова. Меня удивляют действия преступников. Если они, как утверждает Ломов, были на машине, не логичнее ли было сейф забрать с собой, он не тяжелый и небольшой по размеру, его можно было вынести и погрузить в машину, выехать за город и спокойно вскрывать? А они делали это в помещении, где была реальная опасность разбудить шумом жильцов, проживающих на втором этаже, да и возились они с сейфом не меньше часа, рискуя быть застигнутыми кем-либо из сотрудников этого учреждения, которые нередко приходили проверять, как несет службу сторож.
— Да, ты прав. Есть над чем нам с тобой поработать. Когда привезут Ломова, позови меня, я поприсутствую при разговоре с ним...
Ломов спокойно вошел в кабинет, поздоровался и присел на предложенный стул. Леонов некоторое время молча рассматривал его, а затем спросил:
— Как вы себя чувствуете?
— Так себе, — неопределенно ответил бригадир, помолчал и добавил: — Голова болит.
Леонов начал заполнять протокол допроса, а Ломов с нескрываемым раздражением проговорил:
— Опять допрос? Сколько можно! Меня уже третий раз допрашиваете. Больше, чем сказал, я добавить не могу. Не врать же!
— Врать не надо, — спокойно сказал Леонов, — а вот дополнить свои показания вы можете. Скажите, действительно вчера судили в народном суде вашего знакомого?
Ломов явно смутился.
— Да, я с ним познакомился неделю назад на базаре, и мы потом несколько раз встречались. Он мне рассказывал, что у него будет суд, так как он допустил какую-то растрату. Я даже хотел сходить на суд, но не смог.
— Суд какого района должен рассматривать дело?
— Я не знаю. Мы договорились, что он зайдет за мной и мы вместе пойдем.
— Как его фамилия?
Ломов, глядя прямо в глаза следователю, спокойно ответил:
— А я не знаю. Не интересовался как-то.
— Леонид Петрович, когда вы вчера уезжали из управления в больницу, вам повстречался в коридоре какой-то гражданин, и он показал вам три пальца. Скажите, что это значит и кто этот гражданин?
Это был первый удар по Ломову. Бригадир был явно ошарашен, но очень скоро пришел в себя и уверенным тоном сказал:
— Да, этот человек показал мне три пальца. Это означало, что моему знакомому дали три года.
— А кто был этот человек, который показал вам три пальца?
— Это он сам и был.
Славин и Лисицын переглянулись.
А Леонов, записав в протокол допроса ответ, задал следующий вопрос:
— Когда вы пришли менять сторожа Бурнового, вы были один?
— Конечно. Кого же из посторонних я, по-вашему, поведу на объект?
— По имеющимся у следствия данным, в тот вечер вы подошли к объекту в сопровождении двух мужчин, которые перед тем, как вы вошли вовнутрь помещения, остались стоять у дерева. Что вы скажете по этому вопросу?
Это был второй мощный удар. По лицу Ломова было видно, сколько ему необходимо усилий, чтобы сохранить показное спокойствие. Он пожал плечами:
— Чепуха какая-то! Я никого с собой не приводил.
— Ну хорошо. — Следователь пододвинул к Ломову протокол допроса. — Прочтите и езжайте в больницу, вы, наверное, устали. Сопровождающие вас ожидают в коридоре.
Ломов внимательно прочитал протокол, подписал его и вышел из кабинета. Все переглянулись. Славин вскочил со своего места:
— Порядок! Хотите скажу вам, что сейчас предпримет Ломов? Он приедет в больницу и сразу же начнет просить врачей, чтобы они его выписали. Я уже позвонил лечащему доктору и сказал, что мы не против его выписки, если Ломов здоров. Сейчас все его помыслы направлены на то, как бы побыстрее увидеть брата и предупредить его о Шацком. А раз он не хочет назвать Шацкого, значит, для нас с вами это сигнал. Предлагаю поручить Мочалову, как только Ломов выпишется, доставить его сюда, а тебе, Николай Иванович, надо вынести постановление о задержании его как подозреваемого и водворении в КПЗ.
Леонов вопросительно посмотрел на Лисицына, а потом с сомнением в голосе спросил:
— Не ошибаемся мы? Сами понимаете, какое щекотливое положение складывается. Человек вроде сам подвергся нападению, получил телесные повреждения, а тут на тебе! Его берут и в КПЗ? Представляете, чем мы рискуем?
Его прервал Лисицын:
— Риск, конечно, есть, и немалый, но чует мое сердце, Славин прав. Давайте пока сделаем так. Ты, Владимир Михайлович, займись Шацким. Съезди в следственный изолятор, если надо, допроси его. Побывай дома, поработай со связями его и так далее. Мочалову поручи, чтобы он держал связь с больницей. Если выпишут Ломова, пусть он доставит его сюда. В любом случае его надо допросить по многим вопросам, сделать очную ставку с Бурновым, задать ему вопросы о встрече в коридоре с братом, о Шацком, о результатах исследования кляпа и упаковки. В конце концов, потребовать объяснить, почему он дает ложные показания и с регистрацией звонков сторожей. Ну, а потом соберемся все вместе, обмозгуем ситуацию и примем решение. Как, Николай Иванович, не возражаешь?
— Нет.
— Ну вот и хорошо. Тогда вперед!..
Славин поехал в следственный изолятор и вскоре встретился с Шацким. Он был высокого роста, с худым удлиненным лицом. Нервным и судорожным движением руки Шацкий стирал со лба капли пота, появившиеся от волнения, и напряженно ждал, о чем пойдет разговор. Славин спросил:
