Любовник Большой Медведицы - Песецкий Сергей Михайлович (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗
— А теперь, моя дорогая Феля…
— Не твоя и не дорогая! — рявкнул Альфред через стол.
— Что не моя, так тут ты прав, — заметил Щур, сощурившись, — а что дорогая, так тут уж я прав, потому что на приданое ее ты больше чем на нее саму пасть раззявил.
— Чует пес мясо! — отозвался Грабарь.
— По всему это, не только по-моему. А больше всего, это точно, по-евойному, ему-то ого как выйдет! — сказал Щур шутливо, показывая пальцем на Альфреда.
Феля вскочила.
— Панове долго собираются тут быть?! — крикнула визгливо, гадко. — Если долго, то я сама пойду отсюда!
— Нет, — ответил Щур. — Уже уходим… А напоследок хочу панне Феле подарок свадебный преподнести. Не надеемся, что на свадьбу пригласит… Мы и не пришли бы, — заключил, помолчав с минуту. — Ну, панне денег не нужно, Сашка достаточно заработал их… для Альфреда. Потому не деньги дам — другой подарок. Сашка его бы охотно принял!
Щур наклонился через стол и положил на салфетку перед Фелей гранату. И Грабарь — гранату, следом. А я сказал:
— Я другое панне подарю: подарок, который мне Альфред когда-то послал. Не побежал я с ним в полицию, только Сашке показал, а теперь дарю панне.
И положил рядом с гранатами пулю от браунинга, которую осенью 1922-го года вытянул из стены дома Трофидов после того, как меня пытались убить.
Все молчали. Феля смотрела задумчиво на гранаты и пулю. Некоторые гости отодвигались вместе со стульями от стола. А Щур сказал:
— Ну, хлопцы, айда в дорогу! Пусть они тут небо коптят, детей плодят, а нас ожидает черная ночь, черная тропа, зеленый лес и зеленая граница!
Вышли мы из дому. А в сенях услышали голос Альфреда:
— Нужно полицию звать! Что ж это такое? Это же разбой! И свидетели есть!
И тут послышался спокойный, низкий, отдававший металлом голос Фели:
— Сиди тихо, ты, ты… — и умолкла, не договорив.
Вышли мы на улицу и нырнули в темень ноябрьской ночи. Шел я и думал все время: «Какие же слова были на Фелином языке, когда недоговорила Альфреду?» Много б я дал, чтобы узнать! Дорого б дал!
14
Мелина наша вовсе ненадежна. Со всех сторон — враги. Вокруг по дорогам, стежкам, лесам, полям, лугам снуют погранцы, агенты, таможенники, сексоты, чекисты. А мы сидим, как в гнезде, в умело замаскированной мелине, в глубине Красносельского леса, и ждем темноты. Любая неосторожность может нас выдать, а драка днем с превосходящими силами нам вовсе не улыбается. Потому сидим очень тихо, даже огня не разводим.
Держимся мы в таком опасном месте потому, что хотим накрыть несколько групп «повстанцев» за раз. Место верное, усердно нами наблюдаемое и исследованное.
Днем начался мелкий докучливый дождь. Небо затянуло тучами. Был второй час ночи. Мы уже не спали. Щур разжег в глубокой ложбине костерок. Из этой ложбины мы вытянули общими силами огромный, вросший в землю валун. Жгли только сухие дрова.
Нашу мелину с трех сторон окружало болото, но сама она находилась на сухом пригорке. Вокруг стояли задумчивые, понурые, сивые от старости елки. Черными колоннами втыкались они высоко в небо. Посуху путь к нам загораживали огромные поваленные деревья, густой бурелом, кусты, груды валежника.
Грабарь встал и сообщил:
— Пойду, прогуляюсь трохи. Принесу воды.
Щур кивнул. Грабарь взял бачок и скрылся за деревьями. Прошел час, и не возвращается. Вдруг услышали с юга, близко совсем, два револьверных выстрела. Щур вскочил.
— Наган, — сказал коротко.
После бухнуло еще несколько выстрелов.
— Парабеллум! — крикнул мне Щур. — Это Грабарь!
Кинулись мы напролом через лес в направлении выстрелов. Через четверть часа оказались на краю леса. Вдали виднелись крыши хутора. За несколько десятков шагов от нас увидели что-то чернеющее в траве. Подбежали с пистолетами в руках. Увидели лежащего на лугу мужчину в крестьянской одежде. Подошли ближе. Увидели торчащую вверх рыжую бороду, шрам на левой щеке и кривую, злую ухмылку, навсегда застывшую на мертвых побелевших губах.
— Это же Макаров! — крикнул я.
Щур склонился над телом агента.
— Мудрила! Мужиком переоделся! — буркнул брезгливо.
— А где Грабарь? — спрашиваю.
Мы осмотрелись. На лугу, у края леса — никого.
— Грабарь! Грабарь! — закричал Щур.
Никто не отозвался. Щур поднял лежащий рядом с трупом наган. Осмотрел его и сказал:
— Где-то недалеко должен быть. Может, раненый? Иначе, машину бы забрал.
Начали мы обыскивать край леса. Вдруг вижу сапоги, высовывающиеся из-под куста. Позвал Щура.
— Сюда! Он тут!
Щур прибежал. Вытянули мы из куста стынущее тело. Щур перевернул его на спину. Грабарь был уже мертвый. Щур долго смотрел на тело друга, потом сказал:
— Полз к нам и умер.
У Грабаря было в груди две пулевые раны. Что случилось, понять было нетрудно. Грабарь вышел на опушку леса. Увидев мужика, спокойно подошел к нему, не подозревая, что это агент. А Макаров сразу опознал в нем контрабандиста. Когда Грабарь оказался близко, агент выхватил из кармана револьвер и приказал поднять руки. Тогда Грабарь схватился за оружие. Макаров выстрелил дважды и кинулся наутек. А Грабарь из последних сил выстрелил в него несколько раз. Попал в бедро, в плечи и в голову. Рана в голову оказалась смертельной. А Грабарь пополз к нашей мелине. Дополз до кустов и умер от потери крови.
— Ну так, так, так! Ну и лады! — повторял Щур, глядя на тело коллеги.
— Занесем-ка мы его на мелину, — предложил я, глядя на Щура удивленно.
Я взял труп под мышки, Щур — за ноги, и потащили мы тело на мелину. Долго добирались до укрытия. Уложили тело на срубленные еловые лапы.
Щур принялся выгребать из ложбины, где жгли костер, головни, угли и пепел. Принялся копать землю — лихорадочно, нервно.
— Что такое? — спрашиваю.
Щур глянул на меня горячечно блестевшими глазами. Лицо его, мокрое от пота, запорошил пепел.
— Могила это для него… А как иначе? Оставить, чтоб волочили, трясли? В жизни ему того хватило! Пусть хоть теперь спокойно будет! Гроб будет, как холера!
Показалось мне, что Щур засмеялся, хотя не могло же того быть! Может, застонал так?.. Он все копал. Выкидывал из ямы кучи земли. Руками греб, тыкал заостренной палкой, обожженной в огне. Наконец, выкопал глубокий, в полтора метра, ров.
Вылез, отер пот со лба рукавом рубахи и сказал:
— Ты обыщи его. Оружие забери, деньги. Деньги его матери отвези в Рубежевичи. Я адрес дам… Я сейчас.
Щур пошел в лес, а я принялся вынимать из карманов Грабаря вещи. Были там парабеллум и наган, девять запасных магазинов, много патронов, четыре гранаты, фонарик, портмоне с деньгами и множество всякой мелочи. Высыпал я все это на большой платок.
Вскоре вернулся Щур. Принес охапку еловых лап. Принялся устилать ими дно могилы. Вылез наверх, сказал мне хрипло:
— Ну… покончим с этим!
Опустили мы в могилу тело Грабаря. Щур слез в могилу, уложил ему руки вдоль тела. Сказал мне:
— Машину дай… наган. Пусть у хлопца будет!
Положил заряженный наган у правой руки Грабаря и стал поспешно укрывать его еловыми лапками. Вылез, наклонился над могилой.
— Ну, прощай, Янек!
Стал ногами спихивать землю в яму. Потом и руками. Вскоре яма заполнилась. Щур утоптал землю.
— Может, камень положим на могилу? — спрашиваю.
Щур подумал с минуту. Нахмурился, махнул рукой.
— Не нужно. И так ему тяжело было в жизни… Ты не знаешь, как…
Замолчал.
Я развел огонь. Понемногу снова задождило. В кронах деревьев свистел, плакал, дрожал ветер. Срывал желтые листья, усыпал ими могилу Грабаря.
Мой верный друг Грабарь погиб в конце золотого сезона — как и Сашка Веблин. Все вокруг оделось золотом. Золотые ковры устилали леса, золото сияло с веток, золото укрыло его могилу.
Близился вечер. Я развел большой костер. Щур будто стряхнул оцепенение. Вынул из сумки бутылку. Вымыл спиртом руки и лицо, измазанные кровью друга. Вытерся платком. Закурил, сел у костра и долго, задумчиво смотрел в огонь. Дымил папиросой, сплевывал на угли и о чем-то думал, думал, думал…
