Невидимый враг - д'Ивуа Поль (читать книги .txt) 📗
Послышался легкий треск. Полотно осветилось, на нем показались какие-то неясные фигуры, принявшие потом определенные очертания. На полотне вырисовалось судилище зеленых масок: зала с голыми стенами, в глубине стол, до полу покрытый скатертью, за столом, безмолвные и неподвижные, как статуи, три какие-то странные фигуры, длинные покрывала тяжелыми складками ниспадали с их плеч, а на головах у них были капюшоны. На месте рта и глаз зияли темные щели.
— Вперед! — раздался голос Джоэ.
Фигуры оживились. Отворилась дверь, и вошли несколько человек матросов в зеленых масках. Они вели какого-то человека, голова его была закутана куском материи. Его подтолкнули к стулу. Он с трудом развязал повязку.
Легкий шепоток пронесся среди присутствующих, все узнали в этом человеке начальника полиции. Сэр Оллсмайн поднялся. Он также увидел и почувствовал бесконечный ужас, узнав себя на полотне, движущимся, повторяющим жесты, в которых он тогда не отдавал себе отчета. Он увидел себя с изумлением оглядывающимся по сторонам, он видел, как один из замаскированных, сидевший посередине стола, наклонился к матросу, стоявшему у фонографа с рупором. Казалось, он отдал ему какое-то приказание. Потом он обернулся к сэру Оллсмайну. И здесь произошло что-то удивительное и неслыханное. Голос, выходивший как будто с самого полотна, произнес:
— Ваше имя?
Лицо Оллсмайна на полотне гневно сморщилось, и он ответил:
— Я не желаю отвечать. Я не признаю за вами право допроса.
Лорд Строубери и члены суда сидели неподвижно, едва дыша. Они чувствовали, что истина не замедлит обнаружиться при помощи этих аппаратов, перед которыми человек еще не научился лгать.
А сцена продолжалась.
Председатель трибунала в маске пожал плечами и проговорил, обращаясь к матросам:
— Развяжите язык обвиняемому.
В руках стражников блеснули ножи, а Оллсмайн пробормотал!
— Вы посмеете убить человека?
— Дикого зверя можно убить без всякого колебания. Но время дорого… В последний раз спрашиваю ваше имя…
— Сэр Тоби-Джошуа-Сэмюэл Оллсмайн, — покорно прозвучал голос Оллсмайна.
— Возраст?
— Сорок семь лет.
Председатель заглянул в лежавшие перед ним бумаги.
— Так, — сказал он. — Вы сын бедных эмигрантов, поселившихся на берегу реки Лаклана в Новом Южном Уэльсе?
— Да.
— Молодым человеком вы поступили в ряды сиднейской полиции. Вы были честолюбивы. Правда, вы были вместе с тем и хорошим работником. Не имея средств для получения образования в школе, вы учились сами. Тем не менее до тридцатилетнего возраста вы не могли выбиться из низших должностей?
— Да.
Адмирал покачал головой, пораженный, видя, насколько изменилось лицо у Оллсмайна на полотне.
— Каким образом, — продолжал председатель, — вы в течение шестнадцати лет добились поста начальника тихоокеанской полиции, поста, который предоставляет вам неограниченную, почти королевскую власть?
Оттуда, где сидел Оллсмайн, послышался глухой стон.
— Я отвечу за вас, — послышалось далее, — тем более, что мы находимся здесь исключительно по этому поводу. Когда вам было тридцать лет, вам удалось быть представленным лорду Грину, богатому, знатному англичанину, приехавшему в Австралию для излечения неизлечимого сплина. Ваши разговоры, рассказы о случаях из вашей полицейской практики несколько развлекли его. Он пожелал вознаградить вас за это и употребил в вашу пользу свои связи и связи семьи мисс Джоан Харт, которой тогда было девятнадцать лет, и на которой лорд Грин вскоре должен был жениться. Через два года вы сделались начальником сыскного бюро и стали постоянным гостем в доме лорда Грина. В том самом доме на Парамата-стрит, где вы теперь живете…
Из глубины залы донеслось рыданье, как жалоба прозвучавшее в ушах присутствующих. Джоан не могла удержаться от слез под наплывом тяжелых воспоминаний, вызванных этой сценой. Но сцена продолжалась.
— Все было так, как я говорю? — спросил председательствующий в маске. — Вы согласны?
— Согласен.
— Прекрасно. Дальше. При всяком удобном случае вы выражали своим покровителям самую трогательную благодарность. Около этого времени у лорда Грина пропала семейная миниатюра, которую он высоко ценил.
— Я нашел вора, — раздался громкий голос Оллсмайна, заглушая фонограф. — И этот вор мстит мне сегодня.
Но изо всех концов залы раздалось усиленное шиканье.
— Слушайте, слушайте!..
Оллсмайн вынужден был замолчать.
— Никто и не думает упрекать вас, — продолжал обвинитель, — напротив, это делает честь вашей ловкости. Без вас никто бы не смог заподозрить Джоэ Притчелла, двоюродного брата миссис Грин, круглого сироту, которого она приютила и воспитывала.
Последние слова вызвали в зале некоторое волнение, ведь Джоэ Притчелл — это имя владельца Золотого острова, но шум вскоре утих.
Голос председателя суда продолжал:
— Миниатюра была найдена в вещах Джоэ. Мальчику тогда было пятнадцать лет. Он отрицал свою вину, но в ней не могло быть сомнения. Однако леди Джоан не захотела оставить мальчика на произвол судьбы, она только отправила его в Англию, чтобы он не жил с нею вместе, и продолжала платить за его обучение. В Англии он и живет до сих пор.
— Это всем известно.
— Вы хотите сказать, что не удивляетесь моим сведениям в этом деле. Вы вполне правы. Но есть вещи менее публичного характера, которые я знаю не менее подробно.
Оллсмайн задрожал с головы до ног. Его портрет на полотне наклонил голову. Это движение было почти равносильно признанию.
— Через некоторое время, — продолжал судья, — маленькая дочь лорда Грина и леди Джоан, которую прислуга почтительно называла мисс Маудлин, заболела какой-то странной болезнью, не то бессилием, не то сухоткой. Врачи были не в состоянии открыть истинной причины болезни. Они намекали на дурные условия городской жизни, на необходимость свежего воздуха. Ваша мать, Оллсмайн, была еще жива, и вы предложили доверить ребенка ей. Там, утверждали вы, на маленькой ферме на берегу реки Лаклана, Маудлин быстро поправится, а вам будет приятно сознание, что тот воздух, который дал здоровье вам, возвратит его и дочери ваших благодетелей. К тому же, по вашим словам, на свою мать вы вполне полагаетесь, а доверить ребенка незнакомому человеку неприятно, а иногда и опасно. Все случилось, как вам было нужно. Ребенок был отправлен к вашей матери…
— Ну и что же дальше, — спросил с полотна Оллсмайн, — что во всем этом преступного?
— Вы задаете весьма полезный вопрос, Оллсмайн, но немного торопитесь, — оживленно заговорил председатель суда. — Скоро я вам на него отвечу. А пока я продолжу рассказ. На лорда Грина обрушивалось несчастье за несчастьем. Сам лорд вскоре был убит на охоте. Шальная пуля попала ему прямо в сердце. И никто не узнал, кем был сделан роковой выстрел.
— Несчастный случай.
— Этот случай был не последним. Вдова едва успела оправиться от этого удара, как на нее обрушился новый. Ваша мать в ужасе приехала в Сидней и сообщила, что маленькая Маудлин упала в реку, и что ее унесло течением, а тело ее не было найдено. Никто не видел, как это случилось. Нашли только опрокинутую лодку. Предполагалось, что девочка убежала с фермы, села в лодку, веревка оборвалась, ну и так далее…
Фонограф сделал минутную паузу. Потом снова послышался голос судьи:
— Каково ваше мнение о смерти этой девочки, Оллсмайн?
Было видно, что обвиняемый вздрогнул при этом вопросе.
Однако ответил он твердым голосом:
— Я принял то объяснение, которое вы сейчас высказали. Как и все прочие, я не знаю всей истины.
— Вы не знаете?
Оллсмайн снова вздрогнул, а голос обвинителя продолжал:
— Отчаяние леди Джоан не имело границ. Может быть, она тоже жаждала смерти как освобождения, если бы не ваша дружба. Каждый день вы являлись к ней, осыпали ее утешениями, чуть ли не силой принуждали ее развлекаться и всюду показывались с нею вместе. Благодаря вашим стараниям молва назвала вас будущими супругами. Страх перед одиночеством, намеки знакомых, желание сохранить вашу дружбу — все это заставило ее отдать вам руку.
