Поединок. Выпуск 8 - Ромов Анатолий Сергеевич (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Потом, не разговаривая, молча возвращались. Наконец Семке надоело выходить за Клешковым, дьякон утомился и захрапел, и Клешков почувствовал, что теперь самое время бежать.
Можно было просто бежать в милицию. Или в исполком. Но на это ушло бы не меньше часа. Семка и остальные спохватились бы. И страшнее всего — от этого терялась суть его сообщения. Он знал теперь замысел повстанцев и городского белого подполья. И надо было сообщить об этом своим, не встревожив врага. Вот в этом и состояла задача.
Клешков встал. Не спеша подошел к двери и открыл ее.
— Куда пошел? — крикнул за спиной Семка. Оборвался храп дьякона.
— До ветру, — сказал он и ступил в сад. Из дому не выходили. Дом был шагах в пятидесяти. Он шагнул было в сторону и явственно услышал звук револьверного выстрела, за ним еще два. Потом он услышал сторожкие шаги во дворе. Пока ничего нельзя было разобрать, и инстинкт разведчика приказывал ему ждать. Наконец у тускло освещенной веранды появилась плохо различимая фигура. Прижалась к двери. Послышался звук вырезанного стекла, потом дверь раскрылась, и тот, кто открыл ее, а за ним еще трое беззвучно скользнули в дом.
Вдруг наверху с треском вылетела, звеня осколками стекол, рама, и тотчас же в прогале окна появился и с глухим шумом упал вниз человек. Клешков вскочил и в несколько прыжков домчался до кустов, где должен был находиться выпрыгнувший. Тот лежал лицом вперед, со странно заведенными за спину руками. Он хрипел. Клешков осторожно повернул его голову и не поверил своим глазам: перед ним был Гуляев. Клешков похлопал его по щекам. Гуляев открыл глаза. Он долго щурился, всматривался в почти прислонившееся к нему лицо Клешкова, потом бормотнул:
— Санька... — и тут же дернулся. — Предатель!
Клешков наклонился к самому его уху:
— Молчи. Идти сможешь? Не предатель я, задание у меня.
Гуляев попробовал поднять голову. Клешков разрезал веревку на его руках, помог сесть.
— Володя, не перебивай, — сказал он, — слушай внимательно.
Он быстро и четко пересказал ему все, что он знал о планах подполья и повстанцев, потом поднял, поставил его и попросил пройти. Гуляев чуть не упал. Но взял себя в руки и сказал, что дойдет.
— Иди, — сказал Клешков, — только вот что... Кто там в доме? Что за шум?
— Налетчики, — невнятно пробормотал Гуляев, — купца моего щупают. А купец — сам в подполье, и все там оттуда. Надо брать их.
Клешков увидел, как Гуляев шатаясь двинулся к саду. Он подождал, пока тот дойдет до деревьев, и, невесомо ступая, двинулся к двери дома.
На пороге он остановился. В комнате горели свечи в трехсвечнике на столе, и в их свете видна была привязанная к креслу светловолосая женщина. В углу над сидевшим на полу мужчиной в гимнастерке стоял широкоплечий малый в тужурке и кепке. Его обрез был уперт в темя сидевшего. Трое других толпились над кем-то, привязанным ко второму креслу, и один из них, самый высокий, все время спрашивал приглушенным голосом:
— Надумал колоться, падло? Нет? — Потом они что-то сделали, хрип усиливался. И снова равнодушно-свирепый голос высокого спрашивал:
— Развяжешь язык, старая портянка? Нет?
Дверь была полуотворена, она не скрипнула, и в течение, может быть, нескольких секунд, но секунд настолько долгих, что Клешков не забыл их потом всю свою жизнь, он был свидетелем пыток. Первой его заметила женщина и осеклась в крике. От этого оглянулся парень в кожанке и, дернувшись, вскинул свой обрез. Клешков выстрелил в него и тут же, присев на колено, выпустил все патроны в обернувшихся от кресла. Все они упали со стуком. Длинный попытался подняться. Но военный, сидевший в углу, вскочил и выстрелил ему в голову из перехваченного у своего мертвого сторожа обреза.
— Вовремя вы, — сказал он, и Клешков узнал в нем руководителя местного отделения «Союза спасения родины».
Не теряя времени, военный развязал женщину и старика. Старик был огромен, тучен и настолько черен лицом, что Клешков думал, что он сейчас умрет от разрыва сердца. Старик сидел, ухватившись за ручки кресла, и прерывисто дышал.
— Онуфрий Никитич, надо уходить! — сказал ему военный. — Выстрелы слышали в городе, скоро будут гости.
Затопали шаги. Клешков с наганом и военный с обрезом кинулись к двери. Вломился дьякон.
— Живы? — завопил он оглушительно. — Спаси господи! Целы!
— Поздненько являешься, Дормидонт, — опустил обрез военный.
Дьякон подошел к мертвецам, разбросанным на полу, поглядел и часто закрестился:
— Помилуй господи, сам Фитиль.
— То-то и оно. Я говорил вам и Князеву: нельзя связываться со шпаной. Так и вышло.
— Учтем, господин ротмистр.
— Уходим немедленно. Передай своим ребятам, чтобы проводили обоих: и этого, — он указал на Клешкова, — и того за город. Задерживать никого не будем. Побратались в деле. Уходить немедленно.
Дьякон исчез.
На время их разговора женщина пропадала куда-то и теперь возникла в дверях:
— Его нет!
— Нет? — переспросил военный. — Тогда бегом! Уходим! — Он быстро натянул шинель, нахлобучил фуражку.
— Сигналы остаются прежними, — сказал он Клешкову, — сроки тоже. Нас, конечно, будут искать, но, надеюсь, не сыщут. Через двое суток начинаем. До встречи.
Клешков выскочил во двор, за ним вышли и остальные. У ограды темнела кучка людей, слышался негромкий разговор. Когда Клешков подошел, один из молодчиков при дьяконе подал ему пальто и шапку.
— Бегом! — гаркнул дьякон. И сам первый пустился тяжеловатой трусцой.
С вечера эскадрон Сякина выступил. Движение это постарались сделать неприметным. Всадники группами и по одному съезжались к монастырю, во дворе его пристраивались к своим взводам. Гуляев, получивший задание быть при Сякине, ездил рядом с комэском как привязанный. Бубнич появился около полуночи, перед самым выступлением.
По плану, принятому после сообщения Гуляева, эскадрон должен был обрубить одно из щупалец, охватывающих город: встретить и уничтожить запасной отряд Клеща. Тот самый, во главе с Кикотем, что должен был появиться завтра здесь и напасть на защитников города с тыла.
Перед самым наступлением из монастыря, около полуночи, появился Бубнич.
Шли несколько часов. Кони вязли в размытой дождями глине, всадники, ежась от ветра, кутались в бурки, шепотом матерились. К Сякину и Бубничу подскакали разведчики.
— Выходят по болоту, — доложил один из них, парень с чубом цвета спелой пшеницы, выбившимся из-под кубанки.
— Много? — спросил Сякин.
— Да сотни две, кабы не больше.
— Последи и докладывай, — сказал Сякин и, переждав глухой топот умчавшихся разведчиков, повернулся к Бубничу: — Что будем делать, комиссар?
— Лучше всего подождать, когда они скопятся на выходе из болота, и рубануть пулеметами. А вы как считаете?
— Думаю, лучше бы их прямо на болоте резать, — сказал Сякин и желваки заходили по скулам. — Трудно будет, коли они до твердой земли дойдут. В два раза превосходят.
— Поступайте как знаете, — после минутного колебания ответил Бубнич. — Вы тут командуете. Вы тут командуете, Сякин, — повторил он, — и только вы, запомните. Мы верим в вас.
— Запомню, — пообещал Сякин. — Взводный, — закричал он, — второй взвод! Гони сюда старшего!
Примчался на рыжем дончаке лихой казачина с пышными черными усами, отсалютовал шашкой.
— Ты пощупай их за бугром, — сказал Сякин. — Мнится мне, они уже повылезли с того чертячьего болота. Коли так, не атакуй, а сообчи!
— Слухаю! — Взводный умчался.
На поляне строился эскадрон. На вершину бугра выехали и развернулись за стволами могучих дубов обе эскадронные тачанки.
— Первый и третий взводы — в резерв! — командовал Сякин. — Гони к тому клену, где комиссар товарищ Бубнич расположился! Четвертый взвод выдвинуться на взгорок и по команде — беглый огонь!
Гуляев сквозь кусты всмотрелся в пятнистое и кустистое поле впереди. Далеко сзади темнел лес, а по кочкам, с которых осыпался в черную прорву снег, гуськом — по одному — передвигалась длинная змейка людей, и в самом конце лошади осторожно вывозили тачанку. Это было неожиданностью: считали, что у банды нет пулеметов. Было слышно, как с глухим чавканьем прыгали с кочки на кочку идущие впереди. Коней большей частью вели в поводу, но кое-кто ехал верхом. Трясина, то и дело проступавшая сквозь снежный покров, была в этих местах, как видно, неглубокой. Передние бандиты давно обошли холм, где ждали сигнала милиционеры, и были уже не видны из-за других лесных холмов. Выход из болота был где-то в стороне, туда они и направлялись. Все ближе чавкала грязь под сапогами и копытами. Лица притаившихся за кустами милиционеров были бледны.
