Джэксон остается в России - Свиридов Георгий Иванович (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
– Сид, отбросим чувства. Вы не любите. Но разве это обязательно в браке? Женившись на мне, вы сможете, наконец, вернуться на родину. Подумайте! Мы будем жить в Америке!
«Так вот чего она хочет – ей нужна Америка. Не я, а Америка!» – подумал Джэксон.
– У меня есть деньги, – быстро говорила Лизи. – Мы приобретем в Нью-Йорке дом… Купим дело… Вы до конца дней будете жить безбедно!
Она заглядывала ему в глаза, улыбалась дружески, почти заискивающе. На ее лице не осталось и тени прежней надменности.
– Я открою вам все, Сид. В швейцарском банке на мое имя лежат деньги! Семьдесят тысяч золотом. Сид, это наши деньги. Твои тоже. Я сейчас могу дать расписку, что третья часть будет переведена на твое имя! Ты не представляешь, Сид, сколько нам пришлось пережить! Дядя успел перевести золото за границу. Но его расстреляли красные… О! Как я их ненавижу!
Она говорила быстро, захлебываясь словами, как бы боясь, что ей не дадут высказаться до конца. Но Джэксон и не думал перебивать ее, он слушал не перебивая. Когда она замолчала, на душе у Сиднея была та же пустота, что и до этого. Лизи ждала ответа. Она не верила, что он может отказаться.
– Подумайте, Сид. Я еще приду к вам. Прошу вас, подумайте. Вы будете богатым и уважаемым человеком в Америке. Такие возможности бывают раз в жизни.
После ее ухода Джэксон долго сидел неподвижно. Он думал о Лизи. Нет, он сразу, с первых слов отверг ее предложение. Что ему, простому человеку, делать в Америке с ее деньгами? Становиться Норисоном? Или покупать завод и выжимать последние соки из таких, как Иллай или Жак Рэйди? Нет, ему по душе эта новая, честная жизнь, которую он начал в России. Ему по душе и труд, который ему тут дали. Нет, его совсем не волнует предложение Лизи. И она сама тем более.
И все-таки Лизи взволновала его. Она заставила вспомнить Америку, родных. Сидней достал лист бумаги, карандаш. Он давно собирался написать письмо. С волнением вывел первую строчку: «Здравствуй, мама…»
Он писал долго, старательно подбирая каждое слово. Он писал о том, что после войны остался жив и здоров, что он тут неплохо устроился, что работы много и заработки хорошие и что он, как только поднакопит достаточно денег, вышлет ей и Иллаю на дорогу. И еще писал о том, какая красивая страна Россия и что ей здесь все обязательно понравится, она будет довольна.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Сидней Джэксон окунулся в работу. Ее было много, и день был уплотнен до предела. Утром Джэксон преподавал в школе английский язык (как он ни отговаривался, ссылаясь на отсутствие университетского образования, его никто не захотел и слушать), днем проводил занятия по физической культуре в школе красных командиров, а вечером шел на спортивную площадку. Там его ждали энтузиасты бокса. Их было много. Едва в горкоме комсомола появилось объявление, как к Сиднею Джэксону со всех концов города потянулись молодежь, комсомольцы.
До позднего вечера на спортивной площадке царило оживление. Крепкие парни-комсомольцы, молодые рабочие заводов и фабрик, приходили на тренировочные занятия. Они с удовольствием выполняли указания Сиднея Джэксона, настойчиво проделывали различные упражнения, овладевали сложным искусством боксерского боя. Разбившись на пары, они отрабатывали отдельные удары и комбинации, изучали способы защиты. Потом по очереди надевали перчатки и выходили на самодельный ринг.
Джэксон радовался каждому успеху своих учеников. Ему было не легко, приходилось быть сразу и тренером, и спарринг-партнером, и судьей, и секундантом. Однако никакие трудности не могли затмить радости от того, что он видел, что сам создавал. Появился новый спорт, спорт подлинно свободный, где судьба победителя и чемпиона всегда будет решаться в честном поединке.
Домой он возвращался поздно, уставший и счастливый. При свете керосиновой лампы готовился к занятиям и составлял план тренировок.
Завидев свет в комнате Джэксона, Юлдаш-бобо направлялся к Сиднею и, прижав руку к сердцу, настойчиво приглашал:
– Углум, сынок, надо покушать. Плов давно ждет вас.
Юлдаш-бобо исполнял роль хозяйки. Сидней и Айгюль отдавали ему деньги. Юлдаш-бобо умел вкусно готовить. Джэксон отрывался от работы и тепло улыбался старому узбеку:
– Рахмат, спасибо. Айгюль уже пришла?
Когда Айгюль бывала дома, Юлдаш-бобо утвердительно кивал и прятал улыбку в седых усах:
– Она давно ждет вас.
Но такие вечера бывали редко. Чаще Юлдаш-бобо вздыхал и говорил:
– Нет, сынок. Айгюль днем была. Покушала вчерашний лагман и опять убежала. Когда она придет, не знаю. Идемте, а то плов остынет.
И они садились друг против друга на ковре, двое мужчин, таких разных по возрасту и воспитанию, таких непохожих и далеких. Они ели плов и думали об Айгюль. Где она сейчас? Что делает? Юлдаш-бобо, горестно потирая руками белую бороду, жаловался Джэксону:
– Боюсь я за нее, ой боюсь… В старом городе много плохих людей живет. Советская власть пощадила их. Но они не пощадят Айгюль. Зачем она туда ходит?
Джэксон знал, зачем Айгюль так часто ходит в отдаленные закоулки старого города. Приближался день открытия спартакиады, и Айгюль старалась выполнить свое обещание, которое она дала: «В колонне спортсменов будет шагать команда узбечек». В составе легкоатлетов уже насчитывалось около двадцати девушек узбечек. Но этого ей было недостаточно. Айгюль была страстным агитатором. В самых глухих кварталах Ташкента она организовывала одно женское собрание за другим, устраивала костры, на которых с проклятьями сжигали паранджу, мобилизовывала женщин узбечек на борьбу за свою свободу, равноправие, призывала их к свету и новой жизни. Деятельность Айгюль и других активисток была не по душе закоснелым приверженцам шариата. Мулла Эргаш-бай встретился с Юлдаш-бобо в чайхане и долго наставлял старого мусульманина, чтобы он взял в руки свою непокорную внучку.
– Если сам не можешь, да простит нас аллах за такие слова, то выдай ее замуж. Хороший муж, что лихой джигит, он н степного дикого скакуна делает покорным конем.
После встречи с муллой Юлдаш-бобо несколько раз пытался повлиять на внучку, но Айгюль и слушать его не хотела.
– Эргаш-бай беспокоится о своем доходе, а не о мусульманах. Они понимают, что, если все станут грамотными и культурными, никто его не будет слушать и мечеть опустеет. А за меня не беспокойся. – Айгюль нежно обнимала дедушку. – Советская власть во много раз сильнее, чем Эргаш-бай и все его прислужники, потому что она за народ. Ведь так и отец говорил. Правда? Так чего же мне бояться?
Что мог ей ответить старик? Юлдаш-бобо терялся и только повторял одно:
– Будь осторожнее, Айгюль. Будь осторожнее.
А когда Айгюль не бывала дома, Юлдаш-бобо изливал свои опасения перед Джэксоном. Сидней внимательно слушал старого узбека, сочувствовал и старался успокоить его, хотя сам в душе тоже тревожился за Айгюль.
Приближался день открытия спартакиады. Город принимал праздничный вид. Со всех концов республики и из частей Красной Армии в Ташкент прибывали делегации спортсменов.
По городу разъезжали два автомобиля, украшенные плакатами и лозунгами. В них сидели музыканты и агитаторы. На базарных площадях музыканты играли. Гремели бубны, звонко пели флейты, гулко гремел карнай. Вокруг автомашины вырастала толпа. Как только смолкала музыка, агитаторы приглашали горожан принять участие в празднике спорта, посмотреть состязания по бегу, гимнастике, плаванию, скачкам и национальной борьбе кураш.
Айгюль целыми сутками не показывалась дома. Она успевала бывать всюду: на митингах женщин и на тренировках, участвовать в заседании горкома комсомола и спортивного комитета, разъезжать на агитмашине и вечером вести занятия по физкультуре с девушками узбечками.
Джэксон тоже был очень занят все эти дни. С Айгюль они виделись только мельком и успевали сказать друг другу всего лишь несколько ласковых слов.
