Зелен камень - Ликстанов Иосиф Исаакович (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
— С какой моралью вы сообразовались, когда сбрасывали бревна на мальчика, завалившегося в восстающую выработку, когда добивали полумертвого Романа Боярского?
— Я был вынужден к этому обстоятельствами. Мальчик, конечно, узнал о болотном продушном ходке Клятой шахты от Романа. С таким же успехом Роман мог указать дорогу Павлу Расковалову, который, кстати, поселился в Конской Голове.
— Добавьте, что вы убили Романа также как свидетеля драмы в забое.
— Пусть так… Меня удивляет, как этот мальчишка смог выбраться из забоя. Если бы не он, мы имели бы достаточно времени для разборки «альмаринового узла».
— Вы, невольно для себя, помогли мальчику, когда стали разбирать завал на пути к забою и не успели закончить это дело. Теперь ответьте на вопрос: как сложились ваши отношения с Халузевым в Гилевке и чем объясняется ваше покушение на жизнь Халузева?
— В Гилевку Халузев приехал спустя несколько дней после того, как я устроился на каменоломне. Не раз мы встречались в окрестностях Баженовки и Гилевки и долго беседовали на политические темы. По мере того как его здоровье улучшалось и страх смерти слабел, он все внимательнее относился к моим словам о западных странах, о том, что там готовится новая война против Советской России и что мы ставим целью ликвидацию советской власти. Но в то же время он решительно уклонялся от активного участия в нашей группе, как огня боялся советских органов государственной безопасности, как бы держал меня под наблюдением, отговаривал от решительных выступлений. Он опасался, что в случае провала вскроется и его связь с нашей группой.
Все время Халузев уговаривал меня прекратить опасную борьбу за «альмариновый узел», как обреченную на неудачу; он также упорно отрицал мои догадки о мотивах, приведших Павла Расковалова на Клятую шахту, объясняя появление Павла Расковалова на шахте исключительно случайностью.
В субботу, когда я уже знал, что моя кампания против Павла Расковалова увенчалась успехом, что Расковалов снят с работы, ко мне в каменоломню явился Халузев в очень возбужденном состоянии и сообщил неприятные новости: оказывается, Халузев накануне беседовал с Расковаловым в Конской Голове, пытался утешить его и обещал ему материальную помощь. Этот неосторожный поступок Халузева привел к опасным последствиям: Расковалов стал допытываться у Халузева, кто его прислал, кому нужно убрать Расковалова с шахты, кто находился за дверью в доме Халузева в день вручения завещания. А в субботу утром Халузева навестил какой-то гранильщик, обвинил его в том, что он вовлек Павла Расковалова в подпольную торговлю камнями, пригрозил сообщить об этом «куда надо».
«Теперь-то уж выследят, обязательно выследят! — повторял Халузев. — Пропали вы, и я с вами пропал!»
Действительно, положение создалось критическое.
Я предложил Халузеву вместе со мной отправиться в шахту, пробиться к «альмариновому узлу», взять от него все, что можно, и вместе с нами бежать за границу. Халузев отказался, заявив:
«Убьете вы меня, как Петра Павловича убили!»
Осталось одно: убрать старика, который, конечно, попался бы органам безопасности и выдал бы нас. Мне помешали убить старика, и я с большим трудом ушел от неизвестного человека, который преследовал меня яростно. Неподалеку от пещерного хода Клятой шахты я присоединился к моим компаньонам, которые отдыхали на свежем воздухе после утомительной работы у завала. Втроем мы вернулись в шахту.
— Что вы хотите сказать в заключение?
— Я ехал в Россию, представляя ее себе такой, какой оставил в 1920 году. С тех пор многое изменилось. То, что раньше далось бы легко и просто, теперь требовало большого риска или вовсе не удавалось. Каждый шаг грозил провалом, как, например, наша попытка достать взрывчатку. Вместо того чтобы хорошо заработать на этом, Н. сообщил вам о моем предложении.
Я продолжаю не верить в то, что Павлу Расковалову было неизвестно о существовании «альмаринового узла». Если не погоня за сокровищем, если не личное честолюбие, то что же заставляло его так рваться в шахту? Он знал о сокровище и решил выдать его советской власти. Я понимал, что невозможна какая бы то ни было сделка с молодым Расковаловым. Люди в вашей стране мне непонятны. Первые же наши предложения о содействии, обращенные к русским людям, вызвали подозрения и, в конечном счете, привели к нашему провалу…
— Почему вы хотели убить Самотесова, когда ваше дело было уже совершенно проиграно?
— Наша попытка выйти через болотный шурф нагора, с тем чтобы достать немного продуктов, была сорвана. Нас подстерегли. Р., еще не оправившийся от ранения в ногу, был схвачен. Мы с Х. бросились в шахту, и он ушел вперед. Я выбрал другую дорогу и достиг пещерной части Клятой шахты уже после того, как в первую пещеру вышел Самотесов со своим спутником. Пройти через пещеру к свободе я мог, только уничтожив этих двоих…
Вопрос. Гражданин Роберт Прайс, признаете ли вы себя виновным в том, что, во-первых…
Листы дела 263, 264
Вопрос. Гражданин Халузев, чем объясняется то, что вы не открыли советской власти тайну «альмаринового узла»?
Ответ. «Узелок»-то мой собственный, гражданин следователь!
— Как согласовать с этим ваше ранее сделанное заявление, что вы знали о национализации земных недр в нашей стране, а также ваше заявление, что вы не верили и не верите в возможность ликвидации советской власти в СССР?.. Почему вы молчите? Вы отказываетесь отвечать на этот вопрос?
— Отказываюсь, гражданин следователь.
— Остается заключить, что, вопреки всему, вы все же надеялись рано или поздно воспользоваться богатствами Клятой шахты… Вы отказываетесь отвечать и на этот вопрос?
— Отказываюсь, гражданин следователь.
— Не этой ли надеждой, в конце концов, объясняется то, что вы не сообщили органам власти о появлении на Урале Прайса, поддерживали с ним связь, помогали ему средствами и даже терпели то, что Роберт Прайс пытался опорочить честное имя Расковалова, сына вашего спасителя?
— Отказываюсь отвечать!
— Итак, «свой узелок» пересилил все: любовь к своей стране, о которой вы говорили ранее, ненависть к подлым убийцам Петра Расковалова — Ричарду и Роберту Прайсам, ваше доброжелательство к Павлу Расковалову? Вы не отрицаете этого?
— Выходит, так…
— Что вы хотите сказать в заключение?
— Мне жить недолго осталось, гражданин следователь: доконал меня американский выродок. Прошу передать Павлу Петровичу, что помру я с тяжелой душой, что крепко перед ним виноват, а пуще всего в том, что, отводя Павла Петровича от Клятой шахты, говорил я плохое о Петре Павловиче, иродом его выставил. Пускай Павел Петрович своего родителя не стыдится: человек был светлой души и ни в чем не виноват, а то, что нанесли на него Прайсы, то прахом навсегда развеяно.
А Марии Александровне Расковаловой прошу сказать, что завещание и ее долю камней я ей потому не передал, что сама же она отказалась от помощи и со мной очень гордо говорила. Пусть простит меня по милости своей, а вообще я к ней со всем уважением… Очень прошу вас, гражданин следователь, передать мои слова Павлу Петровичу и Марии Александровне.
— Я очень благодарен вам, — сказал Павел, сложив прочитанные листки в папку.
— Это не столько моя инициатива, сколько моего начальства, — пояснил Игошин, глядя на гостя сквозь дымок папиросы. — Изредка мы прибегаем к такой практике: объясняем человеку, что вокруг него творилось, чтобы он напрасно не ломал голову, над догадками. Теперь, надеюсь, вам ясна вся картина?
— Вполне… Ясно все, что касается Клятой шахты.
В большом и светлом кабинете Игошина снова стало тихо. Едва заметно улыбаясь, Игошин поглаживал тщательно выбритый подбородок. По этой улыбке, по блеску темных глаз чувствовалось, что майор не считает разговор законченным.
— Да, ясно все, что касается шахты и меня, — повторил Павел.
— А все остальное в тени, — подсказал майор.