Похождения Хаджи–Бабы из Исфагана - Мориер Джеймс Джастин (книги без регистрации .TXT) 📗

Из мечети, пошёл я прямо в отцовскую лавку, размышляя дорогою о своём положении. В Исфагане мне нечего было делать между такими плутами, как мои земляки. Надобно непременно возвратиться в столицу, подумал я. Конец концов, Тегеран есть единственное поприще для искателей счастия и подобных мне искусников. Теперь посмотрим, что в лавке, а потом порассудим о дальнейшем. Я вижу, что меня обманывают; но кого подозревать? за кого приняться? где искать правосудия? Виноват я сам: пришёл поздно. При этой печальной мысли я вынул ключ из кармана и стал отпирать лавку, когда подошёл ко мне старик, привратник караван-сарая.

– Мир с вами, ага! – сказал он мне. – Да умножится ваше благосостояние! Глаза мои просветлились!

– Ты, видно, сегодня в хорошем кейфе, Мухаммед-Али, что так меня величаешь, – отвечал я. – Какое тут благосостояние? Беда, нищета, и только. Ох! Чрева мои превратились в воду! Душа во мне засохла!

– Это что за известие? – спросил он. – Батюшка ваш (да озарит аллах его могилу!) умер – вы его наследник – молод, красавец, машаллах! Что ж вам нужно более?

– Наследник, это правда; но по пустякам, – промолвил я. – Что ж я получил в наследство? Старую землянку, с несколькими ветхими коврами, мисами и горшками, да эту лавку, с одним медным тазом и дюжиною бритв. Плюю на такое наследство!

– А денежки? – возразил он. – Вы об них и не упоминаете! Батюшка ваш (вечная ему память!) слыл у нас столь-ко же скупым на копейку, сколько был щедр на мыло. Все знают, что он накопил денег кучу и всякий день прибавлял к ней понемножку.

– А скончался, не оставив ни полушки, – подхватил я.

– Пустое! Вы, по-видимому, такой же скряга, как и ваш отец (да упокоит аллах душу его!), и не хотите признаваться, что у вас денег с голову, – присовокупил привратник. – Возможное ли дело, чтобы он ничего вам не оставил? Слава аллаху, мы не осёл и знаем, сколько он зарабатывал. Покойник Кербелаи Хасан, круглым числом, бривал по пятидесяти голов в сутки. Положим, десять голов на пищу, десять на содержание лавки и дому; пять на прихоти жены, а двадцать пять голов ежедневно оставалось у него в кармане. Двадцать пять голов – не шутка! Это значит, по крайней мере, две или три тысячи пиастров в год.

– Ты прав, Мухаммед-Али: я сам знаю, что у него водились деньги; но что мне делать, когда я отыскать их не могу! – сказал я. – Матушка клянётся, что денег в доме никогда не бывало. Ахун говорит то же. Я не пророк и думаю идти к казию.

– К казию? Упаси вас аллах! – вскричал Мухаммед-Али. – К казию без взятки не подступитесь. Кто утаил наследство, подсунет ему более, чем вы, и выиграет дело.

– Так что ж тут делать? – спросил я. – Не прибегнуть ли мне к ворожеям?

– Вреда нет! – отвечал привратник. – С тех пор как я живу в этом караван-сарае, мне случилось быть свидетелем удивительных открытий некоторых колдунов. У разных купцов пропадали деньги и отыскивались при их пособии. Только после нападения туркмен на караван-сарай, во время которого произошли значительные покражи, колдуны съели грязь [109] и ничего не выворожили. Ох! какого пеплу это несчастное происшествие навалило на мою голову! [110] Многие подозревали меня в согласии с туркменами. Но всего удивительнее, что вы, Хаджи, как-то находились между ними, потому что я тогда только отворил им ворота, когда один собачий сын назвался вашим именем.

– Но я слышал, что ты храбро сражался против этих хищников, не правда ли? – прервал я, боясь, чтобы он не приметил моего смущения. – Машаллах, Мухаммед-Али! Один погонщик рассказывал мне в Мешхеде чудеса о твоих подвигах.

– Правда, что одному из них, именно тому, который выдавал себя за вас, размозжил я голову вот этим ключом; да что проку, когда все наши струсили? – отвечал привратник. – Будь со мною человек десять таких, как я был тогда, то ни один руфиян не унёс бы отсюда здоровых костей.

Я попустил старику лгать вдоволь насчёт набегу, которого обстоятельства так хорошо были мне известны. Радуясь, что внушил мне высокое о себе понятие, он обещал прислать ко мне завтра колдуна, – первого в целом Исфагане, который в состоянии открыть червонец не то что на несколько газов под землёю, а на самом дне Кашанского колодезя [111].

Глава IX

Персидский колдун. Волшебная чаша. Испытание посредством сухого рису. Земляная насыпь. Клад

На другой день поутру явился ко мне маленький, горбатый человечек, с большою головой, быстрыми, сверкающими глазами, в дервишском колпаке, из-под которого ниспадали на плеча обильные космы чёрных как смоль волос, составлявших одно огромное целое с густою, чёрною бородой. Это был колдун, Тиз-нигах [112], точное изображение чёрта в уменьшенном виде.

После обыкновенных приветствий он стал подробно расспрашивать меня о прежней моей жизни, о домашних происшествиях со времени возвращения моего в Исфаган, о друзьях и товарищах покойного отца, о том, на кого преимущественно падают мои подозрения. Потом просил он меня позволить ему обозреть внутреннее расположение нашего жилища. Матушки не было тогда дома, и я впустил его в гарем, где он пробыл с четверть часа. Выходя оттуда, он приказал мне собрать всех тех, которые жили в тесной связи с покойником или почаще бывали в доме, и сам обещал к нам пожаловать.

Не упоминая ни слова о колдуне, я сказал матушке, что намерен угостить друзей завтраком, и предложил ей позвать к следующему утру своих коротких приятельниц. Ахуна, привратника, племянника первой жены отца, брата матери и других известных мне лиц я сам пригласил лично.

Они пришли в назначенное время. За скромною подачею я объяснил моим гостям цель, для которой их собрал, пристально всматриваясь им в глаза, не примечу ли в ком-нибудь признаков смущения. Но все казались крайне невинными и даже сами вызывались содействовать мне к открытию утайщиков наследства. Вскоре явился к нам и горбатый человечек со своим товарищем, нёсшим что-то завёрнутое в платке, и я велел ему приступить к делу.

Дервиш Тиз-нигах с любопытством рассмотрел все лица и в особенности устремил змеиный взор свой на бывшего моего учителя, Ахуна. Тот не мог выдержать адского его действия, смутился, вскрикнул: «Нет бога, кроме аллаха!» – провёл рукой но лицу и бороде и подул на плеча, для удаления от себя нечистой силы. Гости рассмеялись и пошутили над его робостью. Колдун позвал к себе своего товарища и вынул из платка медный стакан, поверхность которого была исписана изречениями из Корана, относившимися к воровству и преступному лишению сирот следующего им имущества. Произнеся слова: «Во имя аллаха, всезнающего, всевидящего!» – он с большим благоговением поставил стакан на землю и сказал:

– Иншаллах! Этот стакан покажет нам место, где спрятаны деньги покойного Кербелаи Хасана (да озарит аллах его могилу неугасаемым светом!).

Гости поглядели друг на друга с удивлением и недоверчивою улыбкой. Дервиш нагнулся к земле и, удачно толкнув рукою, привёл стакан в движение.

– Смотрите, смотрите, куда он катится! – закричал он. – Его ничто удержать не может. Он сам идёт: я не руководствую. Машаллах! машаллах!

Мы все двинулись вслед за катящимся стаканом, который нечаянно принял направление прямо к дверям гарема. Чтоб отворить их, надобно было вступить в переговоры с женщинами. По моему требованию, они наконец впустили нас в своё отделение, поспешно закутываясь в покрывала и преследуя любопытными взорами движение волшебной чаши.

– Прочь с дороги! – закричал колдун тем, которые не посторонились.

Мать моя, видя, что стакан, прокатясь через весь гарем, стремится прямо на двор, побежала за ним и несколько раз пыталась притоптать его ногою, но колдун удержал её за руку, грозно примолвив:

– Не тронь его, родимая! Ужели не видишь, что он действует по воле аллаха? Истина обнаружится, несмотря на коварство человеков.