Когда боги спят - Алексеев Сергей Трофимович (книги бесплатно без txt) 📗
Говорят, три месяца этот созерцатель ходил от села к городу, смотрел, наблюдал и вернулся в полном отчаянии от того, что узрел. Только ему не поверили и еще одного заслали, но тот пришел с вестями более страшными. Поведал, что людей прямо на улицах убивают, а священников так конями рвут, и весь народ живет в страхе и унижении, поскольку пришла власть иродова. Многие поверили, да кто-то не согласился, и тогда отправили одного мирского жестянщика, имени никто не помнит.
Ходил он до самой весны, уж и потеряли его, думали, к семье сбежал, а он возвратился больной, избитый в кровь, сказал, люди теперь в коммунах живут, жены и дети общие, в церковь не ходят, но свои псалмы поют под сатанинскую музыку. Самого его схватили служители власти иродовой и в казематах держали, били насмерть, на раскаленную сковородку сажали, смолу в горло лили, потом на расстрел повели. Он же к стенке встал и начал молиться, и от этого у стрелка винтовку заело, дергает, ничего сделать не может, а ворота были открыты, и руки у жестянщиков известно, подковы ломают, взял и задавил его – в общем, из геенны огненной вырвался.
И все равно не все поверили, чуть ли не каждый сходил в мир, лишь тогда убедились, что и в самом деле спят боги, коли такое на земле делается, помаленьку успокоились и стали жить в пещере безвылазно. Был ли среди них Василий Федорович Зубатый, скорее всего, мирской, ибо малых детей имел, неизвестно. Илиодор не помнил имен, да они были и не нужны в пещере, где человек воспринимался по образу, а не по имени.
После того как пещерный монастырь обнаружили, оставшиеся в живых люди сами разбрелись кто куда, но порой некоторые из них появлялись на родине, слух такой был, и вполне возможно, что прадед Зубатого не раз приходил в колхоз – и в год смерти Сталина, и потом, с угрозой или радостной вестью на счет воскресенья.
Одним словом, полный тезка прадеда особых надежд не вселил, его старуха по-прежнему лежала немая, по словам Василия Федоровича, утратив дар речи оттого, что всем говорит правду. Откуда приходил босой безымянный старец, куда ушел, непонятно. Скорее всего, история с поднявшимся камнем до сих пор вызывала у местного населения если не панический страх, то боязнь, и никто не смел толком поговорить с появляющимися людьми. Только как-то Илиодор прижился, но и тот не знал ни имен, ни мест, где искать оставшихся насельников пещерного монастыря. Можно было сходить на развалины Ильинского храма, где из земли вырос священный камень, или даже к Сион-горе, где, говорят, остались на поверхности склона ямы от обрушенных пещер, но была зима, все было укрыто снегом, а он казался стерильным и чистым, как жизнь младенца.
С тех пор как вернулась бабка Степанида, Ромку не стали присылать к деду, видимо, Женьшеня все в деревне побаивались, даже смелые, самостоятельные и сильные Зубатые «девки», а возможно, помня ее славу ведьмы, не хотели, чтобы она оказывала на мальчика какое-то влияние. Зубатый обычно находил повод и шел в гости к Еленам, где его встречали сдержанно, позволяли немного пообщаться с Ромкой в доме и никогда не выпускали на улицу вдвоем. А тут ни с того ни с сего отпустили, поскольку Ромка стал канючить: гулять хочу, на санках кататься, в снежки играть с мальчишками Никиты Зубатого.
– Только недолго, – предупредила младшая. – И далеко не ходите.
Они успели выйти лишь на берег, где дети катались на санках, и увидели знакомую машину, спускающуюся на лед: в последние дни река промерзла, и Зубатый перегнал свою машину в деревню, и сейчас по его следу катился пятнистый охотничий джип Ал. Михайлова. Поскольку дорога в Соринскую Пустынь теперь была известна даже ленивому, ожидать можно было кого угодно, однако уж никак не режиссера, о существовании которого в последнее время и не помнилось. Зубатый посадил Ромку в санки, запрягся и покатил с берега в обратную сторону. Тот визжал от счастья, поскольку так быстро его ни мама, ни бабушка еще не катали. По наезженной деревне ехать было хорошо, однако за избой Ивана Михайловича дальше шел лишь лыжный след, а снег заглубел, кое-где по колено, и они стали кататься от поскотины до леса, по лыжне. Не прошло и пятнадцати минут, как Зубатый увидел бегущую по деревне Елену.
– Анатолий Алексеевич! – закричала издалека. – Вы знаете, кто к вам приехал? Это невероятно!..
Она была почти счастлива, Зубатый никогда такой ее не видел.
– Знаю, – сказал он.
– Что же не встречаете? Ему сказали, вы у нас, и он сейчас стоит возле дома.
– Он вам нравится?
– Я в восторге от его фильмов и от игры! А мама его обожает!
– Тогда придется идти, – обреченно проговорил он. – Черти его принесли...
– Вы не хотите с ним встретиться?
Ее восторженность осыпалась, как мелкий блестящий снег.
– Конечно, хочу! – заторопился Зубатый. – Как же не встретиться, если к нам в деревню пожаловал сам Ал. Михайлов?
Она всегда очень чутко улавливала тональность сказанного, но сейчас ничего не услышала, вновь просияла и, забывшись, впряглась в санки рядом с ним.
– Мама сказала, его нужно пригласить домой. Для нее это будет событие! Мы же оторваны от мира!
– Приглашайте.
Он шел и не ощущал той электрической близости, хотя ее улыбчивое лицо было рядом и парок от дыхания доставал щеки; напротив, в груди забраживало и пенилось чувство, напоминающее ревность. Он шел и тупо думал: сейчас подойду и пошлю его отсюда, даже разговаривать не буду. Все, что он скажет, неинтересно...
Они так и подошли к его машине, бок о бок, с Ромкой в санках. Кумир Зубатых «девок» выбрался на улицу, широко распахнул руки и пошел навстречу, будто желая обнять сразу троих. Зубатый в последний миг бросил веревку и сделал шаг вперед.
– Какими судьбами в нашу деревню? Никак, на охоту?
– Анатолий Алексеевич! Ну вы забрались!
– Забрался, чтоб не доставали.
– Хорошо выглядите! Свежий, румяный! – Ал. Михайлов словно не замечал ни Елену младшую, стоящую за спиной Зубатого, ни старшую, которая была у калитки.
– Сейчас стану бледный. С чем пожаловали?
Известный режиссер был настолько свободен и раскован, что когда хотел, то замечал язвительный тон, а когда нет, то все пропускал мимо ушей. На сей раз услышал.
– Не обижайтесь. Откровенно сказать, потревожил вас не по своей воле. Давайте сядем в машину, поговорим.
– О чем?
– Вы помните, дали мне поручение отыскать клинику бессмертия? Я отыскал.
Только сейчас он вспомнил, что действительно просил его об этом, но Ал. Михайлова упредил Шишкин, и интерес к клинике разом пропал.
Зубатый обернулся к Елене и тихо проговорил:
– Идите домой, Ромка, наверное, замерз.
И увидел в ее глазах тихое разочарование: вероятно, она представляла своего кумира совсем другим, как в кино, внимательным, галантным, благородным, с хорошими манерами. А он видел лишь то, что в конкретный момент хотел видеть.
– Да-да, мы пойдем, – прошептала она. – Сегодня холодно...
Он сел в машину, и водитель запустил двигатель, отъехал от дома и, натянув шапочку, отправился гулять по деревне.
– Клинику я нашел, – сообщил Ал. Михайлов. – Это стоило больших трудов, но она действительно существует. В Подмосковье, в тридцати километрах...
– К сожалению, она уже не нужна, – прервал его Зубатый. – Извините, заставил вас хлопотать...
– Разумеется! – ничуть не разочаровался он. – В таких благодатных местах, на простой и экологически чистой пище, на свежем воздухе сто пятьдесят лет проживешь. И без всяких клиник!
– Если можно, покороче, зачем вы приехали?
– Извините, я ворвался в ваш несуетливый мир, – начал он плести узоры. – Но право же, дело очень важное. Если хотите, воспринимайте меня как посла...
– Кто послал?
– Послали, вот и посол! – рассмеялся Ал. Михайлов и угнездился на сиденье.
Его мохнатые усы слегка разгладились, чуть выпученные глаза подтянулись, углубились в глазницы и заблестели, будто смазанные маслом, а их движения стали плавными и обманчиво ленивыми.
