Ночной Орел (сб. ил. Л.Фалина) - Ломм Александр Иозефович (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗
— Товарищ Коринта! — обратился к нему профессор Батурин. — Наши эксперты напрасно бьются над загадкой кровати-весов. С этим странным спальным прибором мы столкнулись в секретной лаборатории нацистов. Кроме того, о подобном, хотя и более примитивном приспособлении нам рассказал присутствующий здесь товарищ Влах. Если вы не можете вспомнить о назначении этого прибора, то, быть может, в ваших мыслях заново возникнет какая-нибудь интересная ассоциация в связи с этим несколько непривычным агрегатом? Любое ваше предположение будет ценным…
— Нет, у меня не возникает никаких ассоциаций, — ответил Коринта. — Мне уже сотни раз задавали этот вопрос о кровати-весах, но мне этот прибор кажется просто нелепой технической шуткой.
— Еще вопрос. Вы пытались вернуть себе прежнюю профессию?
— Я ничего не знаю о моей прежней профессии и знать не желаю. Читать и писать я научился, и этого мне достаточно. Я работаю на заводе кладовщиком. У меня есть жена, дочка. Чехословацкое правительство выплачивает мне пенсию по инвалидности. Меня уверяют, что я бывший узник гестапо, участник Сопротивления и прочее в этом роде. Пенсию мне назначили за какую-то психическую травму, в результате которой я полностью потерял память. Пусть так, правительству виднее. Но сам я не чувствую себя инвалидом. Я здоров и вполне доволен своей судьбой.
Тогда профессор обратился к бывшему директору секретной лаборатории, нацистскому профессору Глейвицу:
— Господин Глейвиц, вы можете подтвердить, что выступавший сейчас человек действительно является доктором Вацлавом Коринтой, бывшим узником вашей секретной лаборатории?
— Да, могу. Это и есть доктор Коринта. Он мало с тех пор изменился.
— Что вам говорил доктор Коринта по поводу кровати-весов?
— Он говорил… Ах, да! Он говорил, что кровать-весы показывает весовые колебания в организме человека во время сна. Он говорил, что только так можно установить, пригоден человек для агравинизации или нет.
— О каких весовых колебаниях шла речь и какие данные выяснял доктор Коринта?
— Это был его секрет, который он категорически отказался выдать.
После этого профессор Батурин попросил полковника Локтева и директора шахты Горалека рассказать о полетах Кожина. Локтев рассказал об испытании Кожина и о сражении в Медвежьем логу. Горалек подтвердил, что был очевидцем изложенных событий.
После этого снова вернулись к кровати-весам и попросили лесничего Влаха рассказать все, что он об этом знает. Лесничий подробно изложил, как он в городе Б. доставал для Коринты десятичные весы и как помогал устраивать на них кровать для Кожина на чердаке сторожки. О назначении прибора он ничего не знал.
В заключение дали слово женщинам. Ивета Кожина сказала:
— Я ни разу не видела Ивана в полете. Только один раз он спрыгнул со мной на руках с третьего этажа. Но это был не полет, а просто немного замедленный прыжок. Последний раз я встретилась с Иваном, когда он был еще Ночным Орлом, накануне сражения в Медвежьем логу. А потом я увидела его уже больным, когда они с доктором Коринтой пришли в Кнежевесь после побега из нацистской лаборатории. Оба были в ужасном состоянии: забыли речь, забыли все человеческие навыки. Взрослые младенцы, которым всему пришлось учиться заново.
Марта Коринтова знала еще меньше:
— Во время войны я выполняла важное задание подпольной Коммунистической партии. Требовалось войти к нацистам в доверие и поступить на службу в комендатуру СС. Мужу я об этом рассказать не могла. Он ушел от меня, добился перевода из Праги в глухую провинцию. О его встрече с Кожиным и о всей его научной работе я ничего не знала. Самого Кожина я впервые увидела в деревне Кнежевесь, куда он и мой муж пришли после побега из нацистской секретной лаборатории. Оба уже были больны…
На этом заседание специальной комиссии закончилось. Последняя попытка пролить свет в загадочную историю летающего человека и найти хоть малейшую нить, за которую можно было бы ухватиться и распутать весь клубок, полностью провалилась. Оставалось составить отчетный доклад и сдать дело в архив.
4
До глубокой ночи засиделся профессор Батурин над составлением окончательного заключения специальной комиссии для представления в Президиум Академии наук. Это была последняя печальная работа по проблеме свободного полета. В тексте доклада приходилось в изобилии употреблять отрицательные частицы: “не обнаружили”, “не подтвердилось”, “не установили”. Работа поэтому не увлекала, подвигалась медленно, с натугой.
Было досадно, что многолетний труд, положенный на скрупулезное изучение истории Ночного Орла и материалов секретной нацистской лаборатории, не принес решительно никаких плодов. Рассудок не желал мириться с этим, воображение то и дело рвалось на простор безудержных мечтаний. Лишь сознание ответственности заставляло ученого держаться тесного русла проверенных фактов.
Время от времени, отложив перо, Батурин принимался расхаживать по тихому кабинету в глубокой задумчивости. Он останавливался у окна и подолгу глядел на бесконечную россыпь огней ночной Москвы или подходил к загадочному спальному прибору, вывезенному из пражской лаборатории нацистов, и, погруженный в свои невеселые мысли, гладил руками его холодные никелированные части.
“Зачем эта странная кровать-весы? Чему она служит?.. Весовые колебания во время сна? Чепуха! Придумано Корин-той для отвода глаз… Но в ней должен быть какой-то смысл. Ведь в сторожке лесника у Коринты не было надобности морочить кому-либо голову. Нет, нет, это неспроста!.. За этим обязательно кроется что-то очень важное”.
Он возвращался к столу и снова садился за постылую работу. И опять из-под его пера бежали глаголы с отрицательными частицами:
“Сознание Ивана Кожина и Вацлава Коринты восстановить не удалось. Сущность летающего феномена, равно как и состав препарата, называемого в протоколах агравином, остались невыясненными. Оба пострадавшие вернулись в той или иной мере к нормальной жизни. Если не считать потери памяти, пережитые тяжелые испытания нисколько не отразились на здоровье Кожина. Он женился на чешской девушке Ивете Сатрановой, с которой познакомился еще до болезни и которая фактически выходила его потом и помогла ему сделать первые шаги в нормальную жизнь. У них родился сын Михаил. Мальчику сейчас девять лет. Это вполне здоровый, крепкий ребенок. Никаких отклонений от нормы — ни физического, ни психического порядка — у него не наблюдается. Сам Иван Кожин, забывший свою прежнюю профессию шахтера, успешно окончил строительный институт. В настоящее время он живет и работает в Москве.
Коринта восстановил отношения с прежней семьей. Причины его расхождения с женой полностью им забыты. Однако психическое состояние у него значительно хуже, чем у Кожина. Три года назад Коринта пережил тяжелый приступ душевной депрессии, сопровождавшийся попыткой к самоубийству. Несколько месяцев провел из-за этого в психиатрической лечебнице в Праге. После ряда процедур депрессия его сменилась сильнейшим возбуждением, которое вылилось в неукротимое желание писать химические формулы. Больной писал их всюду: на стенах палаты, на бумаге, которую ему специально подкладывали, прутиком на песчаных аллеях парка. Все формулы тщательно записывал и фотографировал особо выделенный для этого сотрудник. Появилась смутная надежда, что среди формул окажется формула таинственного агравина. Но надежды эти не оправдались. Все написанное Коринтой представляет собой хаотическое нагромождение цифр и химических символов. Когда приступ кончился, Коринта вернулся в прежнее состояние, и его выписали из больлицы. Живет он с женой и взрослой дочерью в Праге, работает кладовщиком на заводе.
Исходя из вышесказанного, нет оснований рассматривать нынешнего Ивана Кожина как Ночного Орла и нынешнего Вацлава Коринту как первооткрывателя принципа свободного полета и изобретателя агравина…”
Профессор еще несколько раз прерывал работу и расхаживал по кабинету. Отчет близился к концу:
