Джерри-островитянин. Майкл, брат Джерри (сборник) - Лондон Джек (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
Шарканье ног и движение в каюте вернули Доутри к оставленной им на время работе. Усердно натирая медные поручни, он пробормотал про себя: «Старику, видно, пришлось побывать в здоровых переделках. Такие вещи иногда случаются на море».
– – – – – Скажу тебе, Киллени-бой, что, может, я еще до конца путешествия пожалею о том, что поехал на жалованье, а не на доле в прибылях, – делился своими мыслями с Майклом Доутри, возвратившись в каюту и осушая шестую бутылку, в то время как Квэк снимал с него сапоги. – Поверь мне, Киллени, этот старый джентльмен знает, что говорит, – он был большим барином в свое время. У людей даром пальцев на руках не отрубают и не оставляют им на память рубцов через все лицо, и эти люди не станут щеголять кольцами, от которых у еврея-ростовщика текут слюнки.
Сидя как-то в трюме, среди бочек с пресной водой, Доутри, смеясь от всего сердца, перекрестил шхуну в «Корабль глупцов». Но это произошло только через несколько недель, пока же Доутри так усердно исполнял свои обязанности, что даже капитан Доун не мог выразить и тени недовольства.
Особенно усердно ухаживал он за Бывшим моряком, которым очень восхищался – почти любил его. Старик был создан из другого материала, чем все остальные: то были любители наживы, и вся их жизнь свелась к погоне за долларами. Доутри, по характеру благородный и беззаботный, сразу оценил широкую натуру Бывшего моряка, очевидно, неплохо пожившего в свое время, а теперь готового поделиться со всеми сокровищем, которое им предстояло найти.
– Вы получите свою часть, баталер, хотя бы мне пришлось ее выделить из своей, – часто уверял он Доутри, когда последний проявлял к нему особое внимание. – Там добра несметное множество, а я одинокий человек и недолго проживу еще на свете, мне и незачем так много!
Итак, «Корабль глупцов» плыл все дальше, и находящиеся на нем люди дурачили друг друга, начиная от добродушного финна с искренними глазами, которому запах ожидаемых богатств настолько щекотал ноздри, что он при помощи двойного ключа выкрадывал из стола капитана Доуна записи о положении судна в море, и кончая коком А Моем, который всячески сторонился Квэка, но никого не предупредил об опасности постоянного соприкосновения с носителем такой ужасной болезни.
Сам Квэк никогда не думал и не беспокоился о своей болезни. Он знал, что такая болезнь поражает иногда некоторых людей. Болей он никаких не чувствовал, и в его тупую голову не приходила мысль, что его господин ни о чем не подозревает. По этой же причине он не понимал, отчего А Мой так сторонится его. Не было у него никаких забот. Его бог, которому он поклонялся больше всех морских и лесных богов, был с ним, и рай был для него там, где находился его бог – его любимый баталер.
То же происходило и с Майклом. Еще сильнее, чем любил и обожал шестиквартового баталера Квэк, любил и обожал его Майкл. Для Майкла и Квэка ежедневное и ежечасное пребывание с Дэгом Доутри и лицезрение его было равносильно пребыванию в раю. Богом господ Доуна, Нишиканты и Гримшоу был идол золото. Бог Квэка и Майкла был живым богом, его голос они могли постоянно слышать, его руки были теплы, и в каждом движении и прикосновении его чувствовалось биение живого сердца.
У Майкла не было большей радости, как часами сидеть с баталером и петь с ним все, что тот напевал ему. Более одаренный, чем Джерри, Майкл учился быстро, и так как его обучали пению, то он скоро оставил Джерри далеко за собой.
Майкл подвывал – или, вернее, пел (потому что его вытье было очень нежно и тонко) – все песни, которые ему напевал баталер, находя их доступными для его регистра. Кроме того, он и один безошибочно пел такие простые вещи, как «Мой дом, мой дом», «Английский гимн» и «Милочку». Поощряемый стоящим за несколько шагов от него баталером, он поднимал морду и пел даже «Шенандоа» и «Свези меня в Рио».
Когда баталер бывал занят, Квэк украдкой вынимал свой варганчик, и варварские ритмы примитивного инструмента принуждали Майкла подпевать дьявольским напевам острова Короля Вильгельма. Скоро появился и другой учитель пения, от которого Майкл был в восторге. Его звали Кокки – под этим именем он представился Майклу при первой встрече.
– Кокки, – объявил он смело, не делая никаких попы ток к бегству, когда Майкл бросился на него. Человеческий голос – голос белого бога, выходящий из горла маленькой белоснежной птички, заставил Майкла попятиться, и он быстро осмотрел палубу и обнюхал воздух, чтобы найти человека, произнесшего это слово. Но человека не было нигде… был только маленький какаду, дерзко наклонивший головку набок, повторяя: «Кокки, Кокки…»
Майкл еще в первые дни жизни на острове Мериндж узнал, что цыплят трогать нельзя. Мистер Хаггин и его товарищи внушили ему, что цыплят не только нельзя трогать, но что хорошая собака должна защищать их. Но это существо – не цыпленок, а просто лесная птичка, за которой так весело охотиться в лесах. И вот это существо заговорило с ним голосом белого бога.
– Убери лапу! – так повелительно вскричала птичка, что Майкл вздрогнул и опять оглянулся, ища человека. Затем послышалось китайское лопотанье, настолько похожее на голос А Моя, что Майкл снова, в последний раз, оглянулся.
Тогда Кокки разразился таким диким и пронзительным хохотом, что Майкл навострил уши и наклонил голову набок. В этом хохоте он уловил оттенки смеха всех людей, находящихся на судне.
Итак, Кокки – маленькая, весящая несколько унций, птичка, хрупкое построение из нежных косточек, покрытых горсточкой перьев, но с сердцем столь же смелым и мужественным, как многие сердца на «Мэри Тернер», – очень скоро стал другом и даже учителем Майкла. И Майкл, который нечаянным движением своей лапы мог переломать нежные косточки и навсегда угасить свет в глазах Кокки, сразу же бережно отнесся к нему. Кокки была разрешена тысяча вольностей, о которых никогда не посмел бы мечтать Квэк.
Майклу еще с тех времен, когда на земле появилась первая собака, передался инстинкт «защиты своей пищи». Он не думал об этом. Автоматически и непроизвольно, как работало его сердце и дыхание, он защищал кусок, на который ему удалось положить лапу и в который он вонзил свои зубы. Одному лишь баталеру, при невероятном напряжении воли, он разрешал трогать кусок, который начал есть. Даже Квэк, кормивший его под наблюдением баталера, знал, что безопасность пальцев и рук требует не трогать начатой Майклом пищи. Но Кокки, эта кучка перьев, клочок света и жизни с голосом бога, смело и спокойно нарушал табу Майкла – неприкосновенность его пищи.
