Приключения 1968 - Жемайтис Сергей Георгиевич (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
Они поехали. Извозчик, нисколько не торопясь, тряс их по булыжным мостовым Тифлиса. Городовой снисходительно слушал веселый вздор фармацевта, объяснявшего, как он поедет к своей невесте, как женится, как родится у них ребенок и как пригласят они господина городового на крестины, если только господин городовой окажет им честь своим присутствием…
Внезапно поток радостных слов прекратился. Фармацевт стал печальным и задумчивым.
— Чего же ты замолчал? — спросил городовой.
— Ваше благородие, стыдно… Право…
— Что стыдно?
— Засмеют товарищи и вся улица засмеет. Опозорил себя на всю жизнь… И невеста не пойдет за арестанта замуж.
— Пойдет, — ухмыльнулся городовой.
— Нет, не пойдет. «Арестант» — самое плохое слово. Позвольте мне самому, ваше благородие, без вас поехать в участок. Скажут: «Вон Шаншиашвили городовой привез». Стыдно, ей-богу.
Городовой раздумывал, не зная, как быть. Молодого человека жалко, но в то же время — долг службы. Впрочем, он сразу перестал колебаться, когда ощутил в своей руке пальцы арестанта, настойчиво совавшего бумажку. «Пятерка или трешница?»
— Ну, ладно, езжай сам. Стой, извозчик.
Городовой слез и вручил извозчику пакет, наказав передать пакет вместе с арестованным дежурному по участку.
— До свиданья, ваше благородие. А на крестины — приходите!
На следующий день в тюрьму явился следователь по особо важным делам. Первый, кого он вызвал, был Камо. Следователь долго и пристально смотрел на арестованного. Тот остановился у двери.
— Подойдите сюда ближе, арестованный. Вот так…
«Какое у него все-таки незначительное лицо. Не ожидал…»
Ну-с, расскажите нам, как вы сражались, как бежали из батумской тюрьмы? Впрочем, нам придется еще беседовать о типографии, оружии, подкопе под горийское казначейство… Вообще, много о чем. Что? Однако вы совсем еще молодой человек, а дела такие громкие. Признаться, я представлял вас совсем другим.
Арестованный шагнул ближе к столу и вдруг согнулся, уронил руки на колени и, вздрагивая всем телом, залился мелким, долгим смехом.
— Я такой же Камо, как и вы. Я — фармацевт Шаншиашвили… Камо — фьють! Нет Камо. Его еще вчера здесь не стало.
Следователь схватился за портфель, перевел глаза на ошалевшего начальника тюрьмы и, уже не владея собой, прошипел:
— Позвольте, что все это значит? Кто устроил всю эту комедию? Я ничего не понимаю. Приведите мне Камо! Ка-а-мо!..
Снова летели бумажки и звонил телефон из тюрьмы в жандармское управление. Опять синяя папка была потревожена. Ее извлекли из шкафа, развернули, долго и аккуратно, перелистывая сшитые листы, и так же аккуратно подшивали новые бумаги. Синяя папка вздувалась и превращалась в настоящий гроссбух. Только что подшитые донесения уступали место протоколам. За протоколами следовали отношения, к отношениям прилагались дознания, к дознаниям пришивались сводки наблюдений; сводки чередовались с рапортами, рапорты чередовались с уведомлениями и письмами.
«…На основании дознания, учиненного моим старшим помощником, имею честь донести, что третьего дня, вечером, на товарной станции обнаружены были ящики с пометкой «электрические принадлежности», прибывшие в адрес «предъявителю дубликата ж.-д. накладной». Полицейскому агенту, несшему службу на товарной станции, вышеупомянутые ящики показались подозрительными, и он не преминул произвести их осмотр. Вместо электрических принадлежностей в ящиках оказались патроны, переправленные революционными организациями, очевидно, для преступных целей, из Батума в Тифлис. Дальнейшее следствие, продолженное по сему поводу уже мной лично, с бесспорностью установило, что вышеуказанные патроны отправило из Батума лицо, по всем признакам являющееся не кем иным, как известным вам Камо, который к настоящему моменту должен находиться уже в Тифлисе».
«…Обращаю ваше внимание на то обстоятельство, что сегодня в багажное отделение тифлисского вокзала явились трое неизвестных и предъявили квитанции на получение багажа, прибывшего из Батума. На плотно упакованных деревянных ящиках значилась надпись: «Мандарины». В крышке одного из ящиков доска оказалась отодранной, и железнодорожный агент заметил, что в ящике упакованы были не мандарины, а винтовки. Когда он спросил, почему в ящиках вместо мандаринов — винтовки и в чей адрес следует оружие, один из неизвестных, приставив к его груди револьвер, приказал молчать, а своим единомышленникам предложил скорее вытаскивать ящики на перрон. Багаж был бы унесен неизвестными, если бы в тот момент не вошли в багажное отделение пассажиры. Сбив одного из них с ног, неизвестный, угрожавший железнодорожному агенту револьвером, выскочил на перрон и вместе с остальными злоумышленниками скрылся.
По срочно наведенным справкам и дознанию, учиненному жандармским унтер-офицером, неизвестный, грозивший револьвером, был не кто иной, как известный вам Камо».
После описанного случая поток бумаг, заполнявших синюю папку, на некоторое время прекратился.
Но вскоре он опять возобновился. Содержание новой бумаги затмевало содержание почти всей летописи, втиснутой в лапку. В ней, между прочим, указывалось:
«…Только сейчас стало известно, при каких обстоятельствах произошел побег из Метехского замка 32 политических преступников. Снаружи, под стенами замка, неизвестными был прорыт подземный ход, который весьма искусно был подведен под камеры заключенных. Глубокой ночью, при помощи и поддержке злоумышленников, заключенным удалось выйти на свободу. Снаряженная утром погоня не дала никаких результатов. Путем допроса одного из служителей замка, сознавшегося в своем соучастии, удалось установить, что подкопом, а затем и побегом руководил известный политический преступник Камо. К сожалению, ни места его пребывания, ни имена участников организации побега установить не удалось».
5
— Всякое распоряжение комитета для солдата революции — свято и неоспоримо. Если комитет пошлет бойца на неизбежную смерть, боец должен подчиниться. В собственной своей жизни ни один революционер не волен. Если большинство приняло решение, оно не может быть не выполнено отдельной личностью. В этом — жизненная сила революции.
Так говорил Камо, снаряжая в дорогу Гоги, на которого возлагалась задача доставить ящики с литературой в Озургеты.
Он осмотрел костюм, в который должен тот облечься, еще раз проверил, хорошо ли имитирует он крестьянский говор, снова повторил план, по которому должен был действовать юноша, опять осмотрел его любовно и заботливо, как осматривает мать своего ребенка, и улыбнулся:
— Вот так… Вот и прекрасно, Гоги. Из тебя выйдет настоящий боевик. Такие люди нужны революции. Ну-ка повернись. Прекрасно. А теперь пройдись. Так. Покажи, как ты будешь жаловаться жандарму на то, что в твоем ящике разбили яйца. Нет, не так. Ты должен обязательно заплакать. Ты должен обратиться к нему — «ваше благородие». Попробуй-ка сделать. Вот так. Теперь правильно. Главное, когда ты играешь какую-нибудь роль, играй ее так, чтобы совсем забыть самого себя. Это трудное, но прекрасное искусство. Каждый революционер должен играть в жизни, как настоящий актер на сцене. Это главнейшая защита. Если мы не усвоим искусства игры, нас задушат, как цыплят. Попробуй-ка показать, как ходят кондукторы товарных поездов на станциях. Нет, немного не так — слишком быстро. Они ходят медленно и вразвалку. Вот так — наблюдай внимательно. Они оглушены долгой дорогой, грохотом вагонов, качкой, бессонными ночами. Они не могут на станциях ходить быстро. А ну-ка, покажи, Датико, как просят на папертях профессиональные нищие. Обойди завтра же церкви и хорошенько всмотрись, Ты плохо знаешь нищих. Нам пригодится умение представлять и нищих…
В боевой организации, которой руководил Камо, находился отряд молодых, только что пришедших в партию революционеров. Большинство из них пришло сюда прямо со школьной скамьи. Все они поступали к нему на выучку.
