В дебрях Атласа - Сальгари Эмилио (бесплатная регистрация книга TXT) 📗

Великан все молчал. Он как будто испугался, увидев соотечественника, и глаза его начали блуждать.

— Зачем ты пришел сюда? — кричал магнат. — Ведь вахмистр приказал тебе переломать нам ребра.

— Не смею, — ответил тот, опуская голову.

— Ты, может быть, хочешь испытать свои силы на моем товарище? У тебя нет брата… матери?…

Колосс покачнулся.

— Матери? — заревел он. — Она писала мне вчера.

— Что же она тебе писала? Говори, негодяй! Говори, палач бледа! Мадьяр сделал два шага; его черные глаза лишились всякого блеска; они казались белыми.

— Моя мать? — повторил он. — Откуда она могла узнать, что я палач бледа? Проклятие! Довольно, господин граф! Нет больше Штейнера-палача… Обещаю вам… Завтра Штейнера не будет в живых… Если же вам когда-нибудь придется вернуться в Венгрию… Передайте от меня поклон… нашему Дунаю… нашей бесконечной пуште… мне ее уже не видать… не увидать больше и матери… Прощайте, граф… простите меня.

— Что ты задумал, несчастный? — закричал магнат.

— Скоро негодяя Штейнера уже не будет в живых.

— Ты с ума сошел; помни, что у тебя еще есть мать…

В глазах великана блеснули слезы, может быть, в первый раз в течение его отверженной жизни.

— Мать, — повторил он в третий раз, и в голосе его слышалось рыдание. — Как она могла узнать, что я палач в алжирском бледе? Она жила себе спокойно в своей хате там, в далекой Венгрии, на берегу голубого Дуная, думала, что я честный солдат!… Не знаете вы, господин граф, сколько раз меня брало раскаяние; я пил, пил, чтобы забыться. Взгляните, этим кулаком я могу убить человека, а дрожу, как мальчишка. Что я на свете? Палач бледа. Даже женщины мне это кричат вслед, когда я прохожу по кривым улицам Дженан-эд-Дара! Палач! Убийца! И дети прячутся, словно я какой-то злодей» А ведь не всегда я был таким. Блед виноват.

— Нет, сержанты, — поправил его тосканец.

— Да, сержанты, надзиратели, вахмистры, кто хотите, — согласился Штейнер, и в голосе его слышалась ярость. — Зачем жить? Чтоб опять приняться за это дело? Чтоб мучить людей, ломать им кости. Будет с меня этой проклятой жизни.

— Подумай о матери, — повторил магнат. Штейнер смотрел молча и наконец спросил:

— Что я могу сделать для вас, господин граф? Хотите вы бежать?

— Конечно.

Палач на минуту задумался.

— Если бы не сегодняшняя ночь, — заговорил он наконец, — Надо вам сказать, что вахмистр велел удвоить караул вокруг бледа.

— Ты силач?

— Да, к несчастью.

— Употреби же один раз эту силу на спасение соотечественника. У наших окон решетки крепкие, но тебе под силу сладить с ними. А как выбраться, я обдумаю.

— А если после узнают. — Штейнер запнулся, но сейчас же спохватился: — Да ведь я и забыл, что завтра меня уже на свете не будет.

Он подошел к окну и стал рассматривать решетку, покачивая громадной головой.

— Ну что, справишься? — спросил его магнат, с беспокойством следивший за ним.

Гигант взглянул ка арестованного и сказал с горькой усмешкой:

— С чем, может быть, не сладил бы карпатский медведь, с тем сладит дунайский.

Он схватился обеими руками за решетку, уперся ногой в стену и изо всей силы дернул поперечную перекладину. Перекладина согнулась под этим нечеловеческим усилием. Также согнулись и остальные прутья, но оставались еще в раме. Теперь небольшого усилия было бы достаточно, чтобы вынуть всю решетку.

— Готово, господин граф, — заявил Штейнер, утирая пот, катившийся по лицу. — Вы теперь сами сможете вынуть остальное. Только предупреждаю вас: сегодня не пытайтесь.

— Нам не к спеху, — сказал магнат. — У нас еще три недели впереди.

— А решетка?… Пожалуй, заметят.

— Не беспокойся. Нас сторожит Рибо.

— Рибо?… Да, Рибо еще лучше других. Он по виду свиреп, а человек добрый.

Штейнер еще постоял минуту и повернулся к двери, наклонив голову.

— Прощайте, господин граф. Больше не увидимся.

— Напрасно ты задумал такую глупость, — сказал магнат участливо. — Лучше беги. Советую тебе я, магнат твоей родины, сын Дуная.

— Нет, господин граф, я уже сказал вам: не видать мне ни нашей пушты, ни нашей реки. В смерти найду забвение. Если вам когда-нибудь удастся увидать нашу родину, вспомните, что на берегу большой реки живет старуха, Марица Штейнер. Скажите ей, что сын умер в Алжире, сражаясь с кабилами.

Он направился к двери неровным шагом; граф окрикнул его:

— Штейнер!

Геркулес повернулся; он был бледен как смерть.

— Подойди сюда, — позвал его магнат, протягивая ему руку, — Дай руку.

Штейнер отшатнулся.

— Палач не может пожать руки благородного мадьяра, — сказал он со слезами.

— Говорю, пожми. Я, твой земляк, отпускаю тебе в эту минуту все, в чем ты виноват, и не по своей воле.

Штейнер бросился к руке магната, но вместо того чтобы пожать ее, горячо поцеловал.

— Благодарю вас, граф. Мне кажется, я поцеловал всю Венгрию— сказал он.

Он хотел отворить дверь, но она оказалась заперта.

— Ах он, проклятый! Он запер меня, чтоб я вышел не прежде, чем покончу вас. Только он не знает Штейнера.

Он налег на дверь, и она с шумом отворилась: замок отскочил. Вся казарма задрожала, будто от землетрясения. Часовые у входа закричали:

— К ружью!

Больные в лазарете звали на помощь, думая что дом рушится. Только тосканец помирал со смеху.

В коридорах несколько минут слышались крики, проклятия и звон посуды, ударявшейся о стены.

Затем минутная тишина, и громкий выстрел.

Штейнер сдержал слово: он пустил себе заряд прямо в сердце 14.

IV. Звезда Атласа

Прошло несколько минут после выстрела глубоко поразившего если не тосканца, то магната. В дверях, отворенных мадьяром, показался человек. То был сержант Рибо.

— Адская ночь! — сказал он входя. — Люди стреляются, земля трясется, дверь в карцер настежь. Магнат встал.

— А это вы, Рибо? — сказал or — Я вас ждал.

— А я, граф, не мог дождаться, когда можно будет пойти к вам. Я боялся, что варвар Штейнер переломает вам все ребра. Вахмистр обещал ему бутылку коньяку, если он вас совсем искалечит.

— А кажется, этот Штейнер себя искалечил, — заметил тосканец.

— Да, дружище, пустил себе пулю прямо в сердце, и вряд ли выживет.

— Бедняга, — прошептал Михай, — разве он жив?

— Да, пока, — отвечал сержант, притворяя, как мог, разбитую дверь. — Но я пришел к вам не затем, чтобы говорить об этом человеке, но чтобы извиниться за свою давешнюю грубость. Вахмистр грозил, что посадит в колодки, если я не заставлю вас бегать по-настоящему.

— Вы хороший человек, Рибо, — сказал магнат. Унтер-офицер грустно улыбнулся.

— Несчастный я, — сказал он, вздыхая. — И я из провинциальных дворян и был, может быть, не беднее вас. Но все у меня прошло между рук, и я поступил в Легион, когда мне оставалось только пустить себе пулю в лоб. Но что теперь вспоминать грустное прошлое! Теперь я только сержант Рибо… И баста!

— И стараетесь спасти несчастных, которых военный трибунал намеревается переправить через Стикс в барке негодяя Харона, — перебил его тосканец.

— Да, если смогу, — отвечал сержант. Он вопросительно взглянул на магната.

— Да, Рибо, — сказал мадьяр, — надо дать знать Афзе или ее отцу; я поклялся, что в Алжир не попаду.

— Что может сделать для вас Афза? Вряд ли ей вызволить вас отсюда.

— Об этом не заботьтесь, Рибо; мы уйдем, когда захотим.

— Вы нашли напильник под нарами?

— Напильник нам ни к чему.

— А решетка? Вам один только выход — в окно; у дверей двое часовых.

— Вот мы и вылетим через решетку.

Сержант пожал плечами, выражая сомнение.

— Мадьяры колдуны — я это знаю, только это уж слишком, — сказал он наконец.

— Колдуном был несчастный Штейнер. Но я рассчитываю на вашу честность, что вы не выдадите наш секрет.