Владетель Ниффльхейма (СИ) - Демина Карина (книги без регистрации TXT) 📗
Валентина держала ее отдельно, оберегая от прочих.
И каменные цветы ее леса соглашались, что так будет правильно.
Когда время стало совсем плотным, у Валентины начались роды. Она не стала кричать, но просто легла и, примерившись, всадила руки в живот. Отросшие когти вошли между чешуями. С хрустом лопнула и слезла кожа, а за ней и мышцы, удерживавшие пузырь яйца. Он выползал медленно, вытягивая за собой кишки и темную, набухшую кровью печень. Пришлось заталкивать ее обратно, а в пустоту, которая появилась в животе, Валентина сыпанула горсть монет.
Пустота приняла их с радостью. Золото вскипело и расплавилось, кровь сделалась светлой, почти белой, и быстрее побежала по жилам. Рана затянулась.
Яйцо лежало рядом, крупное, в тонкой синеватой оболочке, которая плохо держала форму. Сквозь нее был виден силуэт младенца и крохотное его сердце, стучавшее слишком быстро.
Сердца — вкусные.
Младенец — чужой.
Варг должен еще золота. Варг заберет золото, если Валентина съест его младенца. И она с некоторым сожалением уползла в другую комнату. Там Валентина, свернувшись клубком, задремала и спала некоторое время, а по пробуждению обнаружила, что младенец исчез.
Зато появились две большие коробки.
И мясо.
Но коробки лучше.
Жаль, что Варгу нужен лишь один младенец. Валентина родила бы еще. В обмен на золото.
Следующая мысль ее поразила и ввергла в ступор. В мире много золота! Много больше, чем есть у Валентины. А разве это правильно?
Нет.
Но Валентина найдет способ все изменить. Для начала она выйдет из квартиры.
Джип влетел во двор и, раздавив грязный бордюр, снес лавочку. Впрочем, держалась она и без того на честном слове, была грязна и бесполезна. Человек выскочил из машины и тут же исчез за обшарпанной дверью подъезда.
Он не стал дожидаться лифта и поднимался по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, а когда и через две. Скачки эти рождали немало шума, и скоро стало казаться, что этот незваный гость расшатывает дом. Гудели стены, дребезжала жестянка на тросах, постреливали молниями лампочки.
А человек бежал.
Он преодолел десять этажей, не запыхавшись. На одиннадцатом его ждали.
Существо, больше всего напоминавшее крысу-переростка, сидело на верхней ступеньке, подложив под розовый зад газету «Рекламная ярмарка». За спиною его лежал железный лом. Рукоять лома была обмотана толстым слоем изоленты, в которой сверкали желтые осколки бутылочного стекла.
— Не спеши, Семенушка, — сказало существо и дернуло себя за ус.
Ус разорвался с тонким-тонким звуком, от которого вибрация в доме стихла, да и вообще почти все стихло. Только откуда-то издалека доносилось тяжелое дыхание чудовища.
— Ты… и ты тут?
— И я тут.
— Зачем?
— Тебя жду. Слышишь?
Оно ворочалось, грозя разорвать плетение арматуры, раскрошить бетон и подмять под себя лестницы, пролеты, да и сами квартиры. Дыхание зверя, проникая в вентиляционную систему, раскаляло воздух, плавило пластиковую обмотку проводов и высушивало бумажные обои.
Хватит искры, чтобы полыхнуло.
— Мне наверх, — сказал Баринов.
— Так я ж не против, — Хаугкаль поднял лом и, помахав им перед носом, протянул. — На вот.
— Зачем?
— Ну… пригодится. Или ты думаешь голыми руками дракона одолеть?
— Вообще-то я гадалку ищу. Из сотой квартиры. Была она в сотой. Пару дней назад.
Хаугкаль пожал плечами:
— Из гадалок получаются неплохие драконы. Что до времени, то драконы свое время делают. Удобно, знаешь ли… главное — успеть убраться. А это Варг умеет. Ну и ты постарайся уж. Когда убьешь… если убьешь — сердечко выломай. Полезное зело, если пожарить и съесть. Только жарить долго придется, да… и главное тут — не заснуть.
— Почему?
Идиотский разговор, потому как не собирался Баринов никого убивать. Поучить — да, хотел бы. Порасспросить подробней. Но чтобы убивать, так это без него.
— На драконье сердце охотников много. И случалось, что один спит, другой — есть. А потом, глядишь, и воюют, окаянные…
Раздался громкий хруст.
— Рвется, — довольным тоном произнес Хаугкаль. — Сейчас прорвет. Матерая… те помоложе были. А это — матерая, да…
Звук нарастал рокотом, клекотом, хрипом в чудовищном горле. По ступеням прокатился вал жара. В нос шибануло горелым пластиком, жженым волосом и самую малость — сладким жареным мясом.
— Что ей надо?
Баринов вырвал лом из лап Курганника.
Лом против дракона?
— То же что и всем. Золото.
Лом против дракона!
— И много?
Чешуйчатое брюхо скреблось о ступени, растирая их в пыль. Показалась голова. Золотое лицо на длинной широкой шее. Ярко сияют сапфиры очей. Раззявлен рубиновый рот, и в бриллиантовой глотке клокочет пламя. Широко расставлены лапы-руки, с трудом держат раздутое тело. Тройной гребень сползает по хребту, и острые грани его оставляют на стенах шрамы.
Заурчала драконица, вскинулась на задние массивные лапы, и дыхнула огнем.
— Сколько есть, — Хаукгаль отбил пламя газеткой и, прежде, чем исчезнуть, добавил: — Все золото мира…
Глава 8. Добрые дела
Бывшая директрисса приюта, Аманда Адамовна Аникушкина, была женщиной скверного характера и несложившейся судьбы. Нельзя было сказать, являлось ли первое результатом второго, либо же наоборот, но факт оставался фактом. К сорока пяти годам она изрядно поднакопила жира и раздражения, готового выплеснуться по малейшему, хоть бы и самому пустяковому поводу. Отчасти данное обстоятельство и позволяло ей удерживать бразды правления приютом, равно как и самому приюту выживать.
Тяжелую военную поступь Аманды Адамовны знали и в городской управе, и в мэрии, и в социальной службе, которую она и вовсе полагала частью собственной вотчины.
— Государство обязано оказывать помощь социально незащищенным категориям граждан, — говорила она и тыкала пальцем в собеседника, невзирая на пол, возраст и чин последнего. — Несознательность отдельных личностей не должна препятствовать работе заведения!
Она всегда называла приют «заведением» и тщательно следила, чтобы в этом заведении царил порядок. Но невзирая на строгость, которая многим казалась излишней, порой переходящей в жестокость, Аманда Адамовна подопечных любила. Именно любовь к ним, таким юным и безответственным, диктовала режимы дня и питания, правила внутреннего распорядка, программу обучения и характер внеклассного времяпрепровождения.
Но времена менялись, и Аманда Адамовна устаревала.
— Социум состоит из людей. Качество каждой отдельной особи определяет в конечном итоге качество самого социума!
Так она говорила уже не чиновникам, но людям посторонним, имеющим деньги и желающим эти деньги потратить. Этих людей пугала и жесткость характера директрисы, и сам ее облик — массивное тело на колоннах распухших ног, круглая голова и высокая башня белых волос, напоминавшая залитый лаком термитник.
И спонсоры отступали.
Приют нищал. В конце концов, он разорился бы, но однажды все переменилось. Нельзя сказать, что перемены эти были сродни чуду, но явное начало им положил хозяин белого «Хаммера». Откуда он взялся и о чем долго, обстоятельно беседовал с Амандой Адамовной, никто не знал. Но беседа та длилась три часа, а закончилась полной капитуляцией директрисы, свидетельством коей явился тот факт, что по уходу спонсора Аманда Адамовна закурила.
Зато в приюте появились деньги. Они уходили на ремонт, мебель, одежду и еду, но никогда — в карман Аманды Адамовны, которая не столько не нуждалась в деньгах, сколько чуралась именно этих, данных за ее согласие.
С деньгами в приюте появлялись младенцы, которых по бумагам словно бы и не существовало. Они росли, как-то очень уж быстро, сменяя год за три, мешаясь с прочими, официальными, детьми, чтобы однажды исчезнуть. Исчезали они не только с территории заведения, но также из памяти людей, в заведении находящихся.
