Злой дух Ямбуя - Федосеев Григорий Анисимович (книги без регистрации txt) 📗
Зверь сползает в ложок вместе с шорохом потревоженной им россыпи.
В углу котловины, куда направлена морда кобеля, возникает большое тусклое пятно. Это он! Прикладываю к плечу карабин и холодею — не вижу ни мушки, ни ствола, между нами сомкнулась тьма… Но вот пятно вдруг оживает, становится заметным, увеличивается, наплывает на нас…
Дорога каждая секунда. Окаянные тучи окончательно заслонили свет. Загря отрывает ремешок, вырывается вперед. Я шагнул было за ним и остановился в беспросветной тьме. Отчаянный лай собаки взбудоражил тишину. Зверь бросается на Загрю, но у него не хватает ловкости поймать его. Я не стреляю — не вижу цели. Поражаюсь своему спокойствию, точно окаменел в эту решающую минуту.
Кобель работает с невероятным остервенением и, отступая, ведет на меня зверя. Вот он вырисовывается из мрака бесконтурной глыбой, уверенный, злой, все ближе и ближе. Я крепко прижимаю ложе карабина к плечу. Проклятье, опять не вижу мушки! Лай собаки, стон зверя, грохот камней сливаются в один нескончаемый гул. Вижу, черное пятно уже подходит к холмику с медведицей, но вдруг ринулось напролом в ночные заросли… Медведь не бежал- канул без единого шороха, растворился в, темноте.
«Ушел, сатана!» -подумал я, прислушиваясь к наступившей тишине.
Потом где-то за логом снова залаял кобель, затрещал стланик, послышалось тяжелое сопение. Наперерез бы надо, наперерез, да куда побежишь, ничего не видно!
На востоке голец отделился от неба, и облачко над ним посветлело. Где же луна?
В грохот камней на россыпи ворвался вой Загри, и я услышал удаляющийся бег зверя. Но он не удрал, нет, стал обходить меня с тыла и затаился совсем недалеко от котловины.
Что же я буду делать, если людоед налетит на меня? В двух шагах ничего не вижу.
Проходят долгие минуты ожидания. Ни медведя, ни Загри.
Взошла луна. Как же непростительно она опоздала!
От холмика, у которого я стою, беззаботно уплывают в чащу два светлячка, и там гаснет их прерывистый холодный свет. Прошмыгнула горбатая тень соболя и замерла в недвижимом воздухе хищным силуэтом. Пониже котловины раздался короткий, дрожащий крик совы; серебристым лоскутом она плавно парит над просветами и исчезает в сумраке.
Кто-то в зарослях протяжно простонал и смолк. Кто бы это мог быть? Не почудилось ли?
Вот опять донесся стон, долгий, протяжный… Боже, да ведь это же Загря! И я, не рассуждая, забыв про опасность, бросаюсь в заросли.
Бегу по еле заметным просветам. Перескакиваю через рытвины, кустарник, спотыкаюсь о камни, замаскированные лишайником.
За волнистым гребнем на россыпи в ложке лежал Загря с беспомощно болтающимися в воздухе ногами. Увидев меня, пес с трудом пошевелил головою, попытался встать и от боли заскулил.
Хватаю его за передние лапы, вырываю из щели. Он ревет, болезненно поджимает левый бок, хватает пастью мою руку, но не кусает. На пальцах чувствую липкую влагу, кровь. Видимо, медведь хватил его так сильно, что кобель, проделав в воздухе сальто, попал спиною в щель между крупных камней и не мог сам выбраться. Но вот что удивило меня: зверь не растерзал его.
Скорее назад! Скорее из зарослей, где все враждебно и где ночью в темноте ты беспомощен, как слепой щенок!
Загря припадает на все четыре ноги, еле поспевает за мною. Вид у него неважный. Хорошо,что еще так легко отделался!
Миную нижний ярус густых колючих стлаников, шаткую россыпь. Вдруг показалось, будто зверь гонится за мною. Мгновенно поворачиваюсь лицом к опасности… А кругом нерушимый покой осенней ночи да стланики, слегка затуманенные лунным светом. Ловлю спокойный взгляд Загри. Мне неловко за себя…
Вот и котловина. От холмика бросаются во все стороны вспугнутые нами тени. Видимо, уже по всей округе среди хищников разнеслась весть о медвежьей добыче, и любители поживиться сбежались на ночной пир. Из темных закоулков чащи за нами следят соболи, колонки, слышится злобное фырканье горностая.
Большая ночная птица прошмыгнула низко над котловиной и, исчезая во мраке, бросила протяжно: «Куу-и… Куу-и…».
Стою у тела Елизара. Рядом у ног лежит Загря. Он как будто оглох, потерял чутье. Тяжело дышит и, изредка вытягивая морду, безучастно смотрит в пустое небо.
«Неужели Загря после этого случая будет бояться медведя?»- с горечью подумал я.
Накрываю Елизара телогрейкой, отброшенной рысью. Укладываю Загрю под холмиком. Боже, еще только одиннадцать часов, а я уже поглядываю на восток, жду рассвета. Как нестерпимо медленно тянется время!
Неодолимой тяжестью наваливается сон. Не знаю, как бороться с ним… Одним рывком разрываю рубашку на груди- так, кажется, легче.
Луна высоко над Ямбуем. В светлой бездне утонул узор болотистой равнины. Ушли в туман озера. Ветерок, еле дыша, колышет чащобу. Сколько очарования в этой лунной ночи,и как тяжко думать, что для нас с Загрей она полна опасности, что в ее обманчивом покое нас подкарауливает смерть!
Сильно похолодало. Стоять все труднее. Веки тяжелеют. Неодолимой тяжестью наваливается сон. Не знаю, как бороться с ним… Одним махом разрываю рубашку на груди- так, кажется, легче.
Дремлют скалы, мари. За каменными грядами Ямбуя спят люди, бубенцы на шеях оленей, речные перекаты. Все спит, и только я один стою, будто распятый, у холмика.
И кто-то добрый незаметно уводит меня в чудесный мир, не знающий тревог…
Из рук выпадает карабин, больно бьет по ноге, и я вырываюсь из пагубного забытья. Сбрасываю телогрейку, разорванную рубашку. Остаюсь полуголым с патронташем на животе. Проходят минуты. Мороз впивается в тело. Пальцы замерзли, не подчиняются мне. Я дышу на них, растираю, пока они не оживают. Сам немного отогреваюсь.
И, как всегда в трудные минуты, вспоминается далекий родной Кавказ, с седыми снежными вершинами, со сторожевыми пиками,с тенью чинар,с костром под ними, с пасущимися конями на душистой поляне и с луною, холмы, что виднелись за станицей, таинственные дебри лесов… Эти грезы детства ушли со мною в жизнь светлыми; я храню их, как бы проверяя временами: о чем мечтал еще веснушчатым мальчишкой у околицы и чего добился в пятьдесят…
Как щедра на обещания была та далекая кавказская луна! Это она привела меня к Ямбую, заставила стоять у трупа Елизара, втянула в рискованный поединок с людоедом. И невольно подумалось: зачем на этой мудрой земле, где столько красоты, — зло, вражда и смерть?!
Шум крыльев явно не ночной птицы прервал мои думы. Птица пролетела над котловиной молча, торопливо, и уже по это;му можно было догадаться, что она вспугнута с насиженного места.
Загря поднял морду. Я пристально обвел глазами край зарослей, держа карабин наготове.
Вот пронесся, как оглашенный, бекас… Ясно: кто-то идет.
Проходит минута, вторая… Ожидание становится тягостным.
Вскакивает встревоженный Загря. И вдруг взгляд задерживается на светлой полоске под темным сводом стланика, метрах в двадцати от меня. Пытаюсь вспомнить, была ли она раньше? Отвожу взгляд влево и снова подвожу его к пятну. Нет, не была!
Прикладываю ложе к плечу.
Но не успеваю выстрелить- пятно исчезает.
Вижу, правее, в том же провале, снова появляется пятно, но больше и яснее. Это, кажется, белая манишка на груди людоеда.
Чувствую, как в меня впиваются звериные глаза, и будто полчища муравьев бегут по спине вверх и вниз… Пятно приземлилось, сузилось, зверь как будто готовится к прыжку.
Выстрел моргнул ярким светом. Я увидел зверя. В следующее мгновенье он метнулся к закрайку, упал и остался на еле заметном ягеле темным бугром.
С трудом переставляя ноги, неслышно подошел к нему. Зажег спичку… У ног лежала убитая росомаха.
Чертовски обидно, но что поделаешь, если мне сегодня не везет.
До рассвета еще два часа- целая вечность. Вряд ли так долго я смогу бодрствовать. Всю ночь стою на ногах, как за какую-то провинность. И не сойду ли я с ума от этих безнадежных ожиданий? Разве уйти из котловины, забраться в россыпи, разжечь костер?… Но и там, у огня, не спасешься от людоеда. Да и нельзя бросить труп Елизара.
