Пещера Лейхтвейса. Том второй - Редер В. (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
— Будь проклят, разбойник! — прохрипел он. — Проклятие на всех, кто любит тебя! Ты хочешь бросить меня здесь на произвол судьбы? Ты хочешь убить меня, не пачкая рук в крови? Ты хочешь, чтобы я умер от голода и отчаяния, а сам берешь драгоценный документ и захватишь миллион. Он нелегко мне достался и нелегко было убедить графа подписать эту предательскую бумагу. Что же получилось? Я трудился не для себя, а для разбойника Лейхтвейса. Боже праведный, неужели Ты не сразишь молнией этого вора? Сотвори чудо, о Господи, разверзи хляби небесные, сотвори второй потоп. Пусть все они потонут! Я разорен! Я погиб!
— Да, ты погиб, — отозвался Лейхтвейс и оттолкнул связанного Финкеля ногой в угол подвала, — ты погиб, если Господь не спасет тебя каким-нибудь чудом. Здесь в этом подземелье я тебя брошу, здесь тебя никто не будет искать. Предаю тебя мукам голода, отчаяния и угрызениям совести. А если случайно ты и спасешься, то, конечно, никогда в жизни не забудешь часа, в который был на краю гибели. А теперь, Лора, уйдем отсюда. Товарищи нас ждут. Их радость будет безгранична, когда они увидят тебя живую и невредимую.
Лейхтвейс нежно обнял жену и вместе с нею вышел из погреба, не обращая внимания на крики и брань Финкеля, который в бессильной злобе и ярости катался по полу. Поднимаясь наверх по лестнице, Лейхтвейс и Лора от волнения не могли говорить. На этот раз судьба очень сурово обошлась с ними и разлука чуть не превратилась в смерть. Поднявшись в переднюю квартиры Финкеля, они вошли в его комнату в надежде отыскать для Лоры какой-нибудь плащ или большой платок. Лейхтвейс не хотел, чтобы она вышла на улицу в легком белом платье. В этой комнате, где еще так недавно сидел Илиас Финкель, строя преступные планы, где алчный еврей считал заранее свою наживу от выдачи крепости и продажи жены разбойника, здесь Лора снова горячо обняла своего возлюбленного мужа.
— Наконец ты снова со мной! — воскликнула она. — Снова я вижу тебя, снова я могу обнять тебя, ненаглядный мой Гейнц. Ты представить себе не можешь, что я выстрадала и какие муки вынесла. Ты думал, что я мертва, но я не могла только стряхнуть с себя оцепенения, в которое впало мое тело. Я видела и слышала все, что делалось кругом меня. Я видела твое горе, видела твои слезы, ощущала твои поцелуи. Я напрягала все свои силы, чтобы издать какой-нибудь звук, хотя бы вздох, и показать тебе, что я еще жива. Но я ничего не могла сделать, все мое тело точно окаменело. Я слышала, как ты беседовал с итальянцами о моем погребении, и чуть с ума не сошла при мысли, что буду заживо похоронена. Я испытала, что значит смертельный страх, я умирала при полном сознании. Когда вы положили меня в ящик и ты понес меня на кладбище, дорогой Гейнц, я отдала бы все на свете, лишь бы иметь возможность произнести одно только слово. Затем последовали дальнейшие ужасы. Итальянцы вытащили меня из могилы и перенесли в свое забрызганное кровью подземелье. Как теперь, вижу над собой нож, я еще чувствую прикосновение холодного клинка. Я уже не сомневалась, что настал мой последний час, что я буду зарезана презренными убийцами. Но вдруг я почувствовала, как у меня на лбу выступил пот. Кровь внезапно пришла в движение, ко мне вернулись силы и способность двигаться. Я приподнялась. Я была жива. О, как хочу я скорей забыть все эти ужасы и страдания! Слава Богу, теперь все прошло и я снова с тобою, ты снова обнимаешь меня. Теперь ничего мне больше уж не страшно. Когда я прижимаюсь к твоей груди, я спокойна.
— Да, Лора, — воскликнул Лейхтвейс, у которого на глазах выступили слезы при ее рассказе, — ты спасена волею всемогущего Бога!
Снова уста их слились в поцелуе. Оба они рыдали от счастья.
— Гейнц, — прошептала Лора, — я хочу высказать тебе просьбу.
— Говори, дорогая.
— Обещай мне, что мы как можно скорее вернемся в нашу пещеру. Я тоскую по ней. Правда, и там нам угрожали опасности, но мы не были вынуждены расставаться, и я еще никогда не переживала таких ужасов, как за эти последние месяцы. Я тоскую по шелесту листьев в нашем родном лесу, по журчанью источника, по пению птиц, которые по утрам будили нас своими песнями. Я хочу снова увидеть волны Рейна, свою родную страну. Там и цветы иначе благоухают, там и деревья шелестят листьями иначе, и птицы поют не так, как здесь. Обещаешь ли ты мне, мой Гейнц, что мы как можно скорей вернемся в наше подземное жилище?
Лейхтвейс мрачно нахмурил брови и ничего не ответил.
— Как, — изумилась Лора, — ты отказываешь в моей просьбе?
— Нет, Лора, — ответил Лейхтвейс, — но только я не могу обещать, что мы немедленно отправимся домой. Прежде чем уйти отсюда, прежде чем покинуть этот город, я должен довести до конца дело мести. Это моя священная обязанность. Я тоже вынес ужасные муки, которые могут сравниться с твоими страданиями. Я видел, как ты находилась во власти человека, преследующего тебя годами. Я еще и сейчас слышу страстные объяснения Батьяни, обращенные к тебе, моей святыне, моему божеству. Каждое его слово било меня по лицу, от каждой фразы я краснел и за каждое слово свое Батьяни должен мне теперь заплатить своей жизнью. Но месть моя направлена не против него одного. Я буду мстить всему населению Праги, которое бросило меня с тобой в пучину волн. Они узнают, что Лейхтвейса и жену его нельзя безнаказанно оскорблять, они поплатятся за причиненное нам зло. Завтра ночью я отомщу Батьяни и завтра же ночью зажгу такой пожар в Праге, что прусскому королю достанутся одни только развалины.
— Боже милосердный! — воскликнула Лора. — Ты хочешь погубить целый город? Подумай, Гейнц, что ты затеял? Ведь нас оскорбили лишь подонки. Почему же ты хочешь мстить и невиновным?
Лейхтвейс кусал губы, и глаза его загорелись мрачным огнем.
— Не проси за этот злополучный город, Лора, он обречен мною на гибель, хотя, быть может, погибнет и без меня. Мое решение отомстить непреклонно, и даже твои просьбы будут напрасны.
— Я напомню тебе о словах Авраама, с которыми он обратился к Господу Богу, моля его пощадить Содом и Гоморру во имя хотя бы единого праведника.
— Праведника Господь сам защитит, — воскликнул Лейхтвейс, — а все остальные пусть погибнут! А теперь пойдем, Лора. Вон лежит платок, который, вероятно, принадлежал итальянке Лусиелле. Накинь его и пойдем.
Спустя минуту Лейхтвейс и Лора вышли из дома. Пройдя через город, они благополучно добрались до маленького домика вблизи моста, где их ожидали товарищи. Когда разбойники увидели Лору, они разразились громкими криками радости, точно Бог ниспослал им неожиданное счастье. Они окружили Лору со всех сторон, обнимали и целовали ее без конца. Все сразу снова оживились. Лейхтвейс отозвал в сторону Бруно и Отто и приказал им немедленно отправиться на колокольню собора.
— Там вы найдете привязанную женщину, — сказал он, — выпустите ее на свободу. Но скажите ей, что ее настигнет месть Лейхтвейса, если она проронит хотя бы одно слово о том, что видела и слышала. Она знает меня и будет молчать.
Бруно и Отто ушли. Остальные сели за стол вместе с Лорой и Лейхтвейсом и поужинали. Лора жадно набросилась на скромные блюда, наскоро приготовленные Елизаветой, а Лейхтвейс с восторгом наблюдал за каждым ее движением. Он то и дело гладил рукой ее пышные волосы и с благоговением слушал ее мягкий голос, не отрывая глаз от нее, как бы все еще не постигая чуда, благодаря которому она вернулась к нему.
Через час Бруно и Отто вернулись. Их доклад сильно обеспокоил Лейхтвейса. Оказалось, что они не нашли Лусиеллы на колокольне. Они принесли с собой перерезанные веревки, которыми она была связана, и сообщили, что она исчезла, будучи, по-видимому, кем-то освобождена. Лейхтвейс с недовольным видом покачал головой.
— Напрасно я ей даровал жизнь, — проговорил он, — она выдаст все и, быть может, в настоящую минуту докладывает графу Батьяни обо всем, что произошло. Друзья мои, надо действовать решительно, иначе Батьяни уйдет от нашей мести.
Лейхтвейс подошел к окну и выглянул наружу. Он задумал новый план, который неминуемо должен был привести к гибели его врага. Затем он снова обратился к своим друзьям.
