Свирепая справедливость - Смит Уилбур (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
– Мы должны быть там вечером. Немедленно.
– Пусть местная полиция обозначит место посадки, – предложил пилот, – факелами или кострами.
– Категорически нет – нам нужно подобраться незаметно, и чем дольше мы рассуждаем, тем меньше у нас шансов. Постараетесь? – Питер почти упрашивал: решается на вылет только пилот, даже диспетчерская не может заставить его поднять машину в воздух, если тот считает, что это невозможно.
– Нам придется все время следить за землей, условия хуже некуда: пересеченная местность и такая погода...
– Попробуйте, – уговаривал Питер, – пожалуйста.
Пилот колебался еще секунд пять.
– Летим! – вдруг сказал он. Группа «торовцев» мгновенно бросилась к люку второго вертолета, а полицейские и землемер убедились, что их не включили в список пассажиров.
Ветер лупил по вертолету, словно боксер по груше, машина ныряла и раскачивалась, вызывая тошноту.
Внизу проносилась земля – очень близкая и в то же время неразличимая в темноте ночи. Фары одинокой машины на сельской дороге, огни деревни, каждый желтый прямоугольник отчетлив и близок – единственные полезные, узнаваемые ориентиры, остальные – темные пятна леса, скалы, каменные стены, разгораживающие поля, – мало помогали в движении, но и они каждые несколько минут исчезали, когда новый порыв дождя уничтожал всякую видимость. Тогда пилот полностью сосредоточивал внимание на тусклом свете приборов, расположенных перед ним буквой «Т».
Всякий раз, как вертолет выныривал из туч, становилось темнее, земля выглядела все более угрожающе, им приходилось все больше снижаться, чтобы не потерять ее из вида. Питер втиснулся на откидное сиденье между двумя пилотами, Колин стоял за ним. Все смотрели вперед в напряженном молчании, а громоздкая машина тяжело летела над самой землей.
Они добрались до берега. Призрачная линия прибоя фосфорически засветилась всего в пятидесяти футах под ними, и пилот сразу повернул на юг – несколько секунд спустя внизу показались огоньки.
– Уиклоу, – сказал командир, а второй пилот назвал новый курс. Теперь они могли лететь прямо в Ларагх.
Вертолеты пошли над самой дорогой.
– Четыре минуты до цели, – крикнул второй пилот Питеру, тыча пальцем вперед, но тот не стал отвечать ему в грохоте и лязге винтов, только проверил свой «вальтер» в быстро расстегивающейся кобуре; пистолет легко лег в руку.
Джилли О'Шоннеси бросил в синюю брезентовую дорожную сумку свои скудные пожитки, смену белья и бритвенный прибор. Потом отодвинул от стены железную кровать и, вынув кирпич, опустошил тайник.
Там хранились новые паспорта. Калиф снабдил документами даже девчонку. Она значилась как Элен Барри, дочь. Калиф обо всем подумал. Вместе с документами лежали шестьсот фунтов в туристских чеках и запасной магазин для пистолета. Джилли положил все это в карман и в последний раз осмотрел мрачную унылую комнату. Он знал, что не оставил никаких следов: все, что может привести к нему охотников, он уносит с собой. Но потребность уничтожать все следы своего пребывания была его манией. Он уже давно перестал думать о себе как о Джилли О'Шоннеси. У него нет имени, и есть только одна цель – уничтожение. Захватывающая страсть уничтожения жизни.
Он мог наизусть прочесть строки из «Катехизиса революционера» Бакунина, особенно определение истинного революционера.
«Революционер – человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью – революцией... Он в глубине своего существа, не на словах только, а на деле, разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира... Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех ее побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность... Беспощадный для государства и вообще для всего сословно-образованного общества, он и от них не должен ждать для себя никакой пощады... Он каждый день должен быть готов к смерти... Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела».
Стоя в пустой комнате, он видел себя в один из редких моментов откровения, видел подлинным революционером, и ему на мгновение захотелось взглянуть на свое отражение в зеркале, укрепленном поверх обвисших обоев над кроватью.
Он увидел холодное смуглое лицо истинного борца и почувствовал гордость оттого, что принадлежит к избранным. Он – карающий меч, вот кто он такой.
Он взял брезентовую сумку и пошел на кухню.
– Готов? – спросил он.
– Помоги-ка.
Джилли поставил сумку и подошел к окну. Быстро темнело, в небе догорали последние розовые и перламутровые отблески заката. Облака казались такими низкими, что их можно коснуться рукой. Деревья в заросшем саду уже поглотили сумерки. Близилась ночь.
– Я не могу нести ее один, – занудил врач, и Джилли отвернулся от окна. Опять пора уходить. В его жизни так было всегда: он уходил, а охотники шли по его следу. Пора бежать, бежать, как бежит лиса.
Он прошел во вторую комнату. Врач завернул девочку в серое шерстяное одеяло и хотел поднять ее с кровати, но не смог. Она лежала, наполовину свесившись на пол.
– Помоги, – повторил врач.
– Отвали! – Джилли О'Шоннеси грубо оттолкнул его и наклонился к девочке. На секунду их лица оказались рядом.
Глаза у девчонки были открыты, она была в сознании, зрачки расширены из-за действия наркотика. Веки покраснели, в углах рта – комки желтой, как масло, слизи. Пересохшие губы покрылись белыми чешуйками, в трех местах потрескались до крови.
– Скажите папе, – прошептала она. – Пожалуйста, скажите папе, что я здесь.
Почуяв кислый болезненный запах ее тела, Джилли брезгливо раздул ноздри, однако легко поднял девчонку, подхватив одной рукой под колени, другой за плечи, и вынес в кухню, пинком открыв дверь, так что замок слетел, а дверь провисла на петлях.
Он быстро пронес девочку через двор к гаражу. Врач с коробкой с медикаментами и оборудованием торопился за ним, жалобно чертыхаясь на холоде, оскальзываясь и едва не падая.
Джилли О'Шоннеси подождал, пока врач откроет заднюю дверцу, и швырнул девочку на сиденье так грубо, что она слабо заплакала. Не обращая на это внимания, он распахнул ворота гаража. Теперь было уже так темно, что он не видел дальше моста.
– Куда мы? – заскулил врач.
– Я еще не решил, – резко ответил Джилли. – На севере есть безопасный дом... или можно вернуться через пролив в Англию... – Он снова подумал о фургоне. Хорошая мысль...
– Почему мы уходим? Так неожиданно?
Джилли не потрудился ответить, вышел из гаража и бегом вернулся на кухню. Он, как всегда, был одержим мыслью запутать следы, не оставить никакой подсказки охотникам.
Он разбил кухонный шкаф и ногами растоптал доски в щепы. Свалил их в центре комнаты, смял газеты, лежавшие на столе, и добавил к груде, сверху нагромоздил стол и стулья. Зажег спичку, поднес к смятым газетам. Те мгновенно вспыхнули. Джилли выпрямился, раскрыл окна и дверь. Холодный ветер раздул пламя, оно жадно поднялось, обломки досок вспыхнули.
Джилли О'Шоннеси взял сумку и вышел в ночь, сутулясь под ветром и дождем, но на полпути к гаражу вдруг выпрямился и прислушался.
Ветер донес от берега какой-то звук. Возможно, это грузовик поднимался по склону холма... но к шуму мотора примешивался какой-то странный свист, и звучал он все громче. Он быстро приближался, пронизывая все вокруг, и, казалось, исходил от самих облаков.
Джилли О'Шоннеси замер, подняв лицо к дождю, и всматривался в облака, пока ритмичный звук не заполнил все небо, и в тот миг, когда он его узнал, с низко летящего аппарата ударил прожектор; тут Джилли понял, что источник свиста – вертушки, несущие охотников.
