Весы смерти (Смерть и золото) - Смит Уилбур (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
Теперь, сидя у костра под быстро потемневшим небом, которое наполовину заслоняли горы, под сиявшими над ними звездами, Вики испытывала чувство полного умиротворения, прониклась арабской покорностью судьбе – сама судьба, казалось, подстроила это уединение, и, чтобы избежать его, потребовались бы слишком большие усилия.
Их уединение было словно бы предопределено. Физическое возбуждение и чувство сопричастности, которое Вики испытала раньше, когда они спасались от дикой орды галла, не исчезли до сих пор, сообщая телу и уму какую-то неестественную легкость.
Она съела немного жареного мяса, почти не ощущая его вкуса и не глядя на сидевшего рядом мужчину. Однако, устремив мечтательный взор в бриллиантовые искры звезд над черными вершинами, она чувствовала его, он был так близко, что, хотя они по-прежнему не касались друг друга, она ощущала тепло его руки, ласкающее, как ветер пустыни. Чувствовала она и его устремленный на нее взгляд, спокойный, но такой властный, что она больше не могла притворяться, будто не замечает его, повернула голову и смело встретилась с ним глазами.
Красноватый отсвет углей падал на чистые правильные черты его лица, золотил еще ярче темное золото его волос. В ту минуту ей казалось, что более красивого человека она не видела никогда в жизни, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвести от него глаза.
Когда она встала и пошла прочь от костра, сердце в груди у нее билось, как дикий зверь в клетке, а в ушах стоял звон.
Сквозь брезент ее палатки проникал свет костра, и она не стала зажигать фонарь, медленно разделась в полутьме и аккуратно повесила одежду на складной стул у входа. Затем легла на узкую койку, спине и ягодицам было жестко на грубом шерстяном одеяле. Каждый вдох давался ей с трудом, она вытянулась, прижав руки к бокам, потом поправила единственную тонкую подушку под головой и, не то испуганная, не то ликующая, лежала, глядя на собственное тело, которого никогда раньше не ощущала с такой остротой. Она смотрела даже с некоторым недоумением, как при каждом вздохе менялась форма ее тяжелых круглых грудей, как постепенно твердели и темнели соски, наливаясь болью.
Она слышала его приближавшиеся к палатке шаги, дыхание ее пресеклось, и Вики подумала, что так можно задохнуться и умереть. Потом клапан палатки распахнулся, и он вошел.
Она инстинктивно одной рукой прикрыла грудь, другой, раздвинув пальцы, – пушистый треугольник внизу живота.
Он стоял молча, только силуэт его вырисовывался на освещенном костром брезенте. К ней вернулось дыхание, короткое и прерывистое.
Казалось, он будет так стоять всегда, стоять, смотреть и молчать. Под этим испытующим взглядом она почувствовала, как мурашки побежали у нее по рукам и бедрам. Потом он расстегнул рубашку и уронил ее на землю. Отсветы костра играли на его прекрасных мускулистых руках, когда же он сделал шаг вперед, облили его золотым блеском, в котором весь он засиял, как влажный мрамор.
Наконец он подошел к ее постели, и она удивилась, что мужское тело может быть таким стройным и гибким, таким изящным и соразмерным, и вдруг вспомнила, что похожее благоговение испытала, стоя перед Давидом Микеланджело.
Она вскинула руки, которыми прикрывала свою наготу, вскинула их словно молящим жестом и притянула его к себе.
Среди ночи она проснулась. Костер снаружи погас, зато яркая белая луна выплыла из-за гор и изливала свой серебристый свет прямо над ними.
Странный белый свет смыл с лица спавшего Гарета все краски. Теперь он был бледен, как статуя или труп, и ощущения Вики вдруг изменились. Где-то в мозгу поселилась темная тяжесть.
Осознав это, она поняла – это чувство вины. Ее охватил гнев на общество, которое взвалило на нее это чувство. Почему она не может радоваться близости с мужчиной, почему не может свободно следовать зову природы без этих никому не нужных угрызений.
Она осторожно приподнялась на локте, чтобы не потревожить лежавшего с ней рядом мужчину, и принялась изучать его лицо, размышляя об этом новом для нее чувстве вины и о том чувстве, которое она испытывала к Гарету. Мало-помалу она осознала, что оба эти чувства связаны неразрывно. В ее чувстве к Гарету Суэйлзу не было подлинной глубины. Ее влекло к нему только предательское чувство усталости и реакция, порожденная страхом и ужасом. Вина, которую она испытывала, была следствием недостаточности чувства, и она вдруг ощутила неловкость и грусть.
Вики снова вытянулась рядом с прекрасным телом, но немного отодвинулась, чтобы не касаться его. Она знала, что всем живым существам становится грустно после любви, но ей казалось, что ее грусть больше, чем это обычно бывает.
Сама не зная почему, Вики вдруг вспомнила о Джейке Бартоне, и ей стало еще тоскливее. Заснула она нескоро и проспала долго. Когда же пробудилась, солнце уже светило сквозь брезент, а за стенами палатки слышались голоса и шум моторов.
Толком еще не проснувшись, она рывком села на постели, прижала к груди одеяло, тараща глаза, как сова. Вики увидела, что на койке она одна. Только и осталось от прошедшей ночи, что вмятина постели, тепло Гарета и тоскливая боль, которую она поторопилась загнать поглубже.
Впереди ехал Джейк на «Свинке Присцилле». Теперь она была уже не белая, не было на ней и эмблемы Международного Красного Креста. Она была выкрашена песочного цвета краской с буро-коричневыми пятнами для маскировки, которые смазывали четкие очертания корпуса и башни. Из башни воинственно торчал толстый ствол пулемета «викерс».
Башню опоясывали зеленая, желтая и красная полосы – цвета национального флага Эфиопии, ниже расположилось голубое поле с изображением льва – родовой герб старого раса, и все это было покрыто плотным слоем тонкой красной пыли.
Следом за «Свинкой Присциллой», привязанная к ней крепким канатом, двигалась «Тенастелин» – броневик Грегориуса, выкрашенный так же, как и «Свинка», с развевающимися флагами Эфиопии и раса, полная смертоносного груза. Но несмотря на весь этот воинственный антураж, вид у машины был понурый, ее бесславно втащили в лагерь, и внутри у нее что-то устрашающе лязгало и грохотало. Это и заставило Гарета Суэйлза полуодетым выскочить из своей палатки и свирепо крикнуть Джейку, как только его голова появилась в люке:
– Что там, к черту, еще стряслось?
Джейк побагровел и перекосился от ярости.
– Этот старый… – И, за нехваткой подходящих слов, указал большим пальцем назад, на Раса, который гордо восседал на башне искалеченной машины, явно не испытывая никаких угрызений совести и радостно улыбаясь Гарету. – Ему, видишь ли, мало было расстрелять тысячу пулеметных лент, нет, старому козлу понадобилось еще выгнать Грегориуса с водительского места и устроить нам такое зрелище, которое очень недурно смотрелось бы где-нибудь в Индианополисе!
– Бог ты мой! – простонал Гарет.
– Как вы поживаете? – бодро крикнул рас, словно принимал как должное восхищение своими подвигами.
– Почему ты его не остановил? – рявкнул Гарет.
– Остановить его! Господи Иисусе, а ты пробовал остановить взбешенного носорога?! Я Бог знает сколько времени гонялся за ним, пока мне удалось его перехватить!
– Что с машиной?
– Полетела коробка передач, вышло из строя зажигание, а что еще – не знаю, духу не хватило посмотреть.
Джейк устало вылез из машины и поднял защитные очки. Красная пыль забилась в его густые волосы, осела на щетине, но под очками кожа осталась чистой, и это придавало ему вид невинного ребенка с широко открытыми глазами. Он принялся стряхивать пыль с рубашки и брюк, продолжая поносить счастливо улыбавшегося раса.
– Старый болван доволен, как свинья, дорвавшаяся до грязной лужи. Разведка боем! Надо же… Цирк, мать его…
В эту минуту Джейк заметил Вики, и все его бешенство как рукой сняло, на лице появилось выражение откровенного восторга, и она почувствовала, как в ней снова зашевелилось чувство глубокой вины, от которого даже похолодело в животе.
