Двуликий Янус - Яковлев Андрей Яковлевич (лучшие бесплатные книги txt) 📗
Колосков взял фотографию, внимательно ее рассмотрел, зачем-то перевернул и посмотрел с обратной стороны.
Как ни пристально вглядывался Скворецкий в его выразительное лицо, он не заметил ни тени волнения, никаких признаков не то чтобы страха, а хотя бы беспокойства, — ровно ничего. Повертев фотографию в руках, Колосков с самым равнодушным видом вернул ее майору.
— Встречался, говорите? — сказал он. — Нет, вы ошибаетесь. Конструктор? Не знаю. С этим человеком я незнаком. Никогда не встречался.
Скворецкого охватила оторопь: так, с таким невозмутимым видом человек вряд ли мог лгать. Знай Колосков Гитаева, встречайся с ним, он хоть чем-нибудь должен был себя выдать: жестом, выражением лица, взглядом. Ровно ничего похожего не было. Да, если Колосков и знал Гитаева (а он его знал, знал!), так самообладание было у него просто поразительным, невероятным.
Отступать майору было некуда, да он и не собирался отступать. Последовал новый вопрос:
— Мирон Иванович, вы шутите? Вам не приходилось встречаться с изображенным здесь человеком? Так ли? А если я назову вам не только даты этих встреч, но время и место?
Что-то незримо изменилось в облике Колоскова, в его манере разговаривать. Он стал, что ли, мягче, внимательнее к собеседнику. Майора он рассматривал теперь пристально, с любопытством, без прежней колючести.
— Знаете, — сказал он задумчиво, — а это занятно. Тут нам с вами (так и сказал: нам с вами) надо разобраться, все выяснить. Так, говорите, встречался? Даже даты и место встреч известны? Ну что же, выкладывайте. Посмотрим.
Колосков заметно оживился, даже повеселел. Чего угодно, только не такой реакции ждал Скворецкий. И опять отступать некуда. Дурацкое положение!
— Назвать место встречи? Извольте. Ваша собственная квартира. У Красных ворот. Дом номер… Даты? — Кирилл Петрович перечислил даты, указанные Варламовой.
Колосков глубоко задумался, вздохнул и, взяв Кирилла Петровича за рукав, доверительно сказал:
— Понимаете, какая история, именно в те самые дни, что вы назвали, меня в Москве не было. Не было. Вам ясно? Я был на испытаниях. На фронте. Тут что-то не то.
Вот теперь Скворецкий окончательно почувствовал себя неловко. Колосков не врал, это было ясно. Насчет испытаний лгать он не мог, слишком легко тут все можно было проверить. Врала Варламова? Но с какой стати? И не похожи были ее показания на ложь. Сколько раз он ее допрашивал, передопрашивал вместе с комиссаром, уточняя и детализируя все, что связано с Колосковым. Или Гитаев бывал не у Колоскова? Солгал ей? Но она же сама, сама видела, как он входил не куда-нибудь, а в квартиру Колоскова. Что за чертовщина?
Колосков внезапно оживился:
— Ну-ка, ну-ка дайте сюда еще разок эту штуковину. — Он потянулся за фотографией. — Судя по всему, сей фрукт, мой «знакомый», — парень собой видный. Глядите — с усиками. Так?
— Вроде бы так, — неуверенно сказал Скворецкий, будучи не в силах понять, куда клонит Колосков.
— Он, говорите, бывал на моей квартире? Это вам точно известно?
— Но вы же утверждаете — не бывал.
— Ничего я не утверждаю, — вновь фыркнул Колосков. — Значит, бывал? Вот дрянь, ну что за дрянь!..
— Дрянь-то, конечно, дрянь, — уныло согласился Кирилл Петрович. — Только…
— Да я не о нем, — махнул рукой Колосков. — Я о Дусе.
— Какой еще Дусе?
— Это сестрица у меня есть. Дуся. Совсем еще девчонка. Двадцать третий пошел. Она месяца два назад приехала из Куйбышева. Девица-то, в общем, неплохая, но не без легкомыслия. Однако чтобы до такого дойти… Какая дрянь…
Полчаса спустя Скворецкий был на квартире Колоскова. Дуся, предупрежденная братом по телефону, ждала майора. Разговор получился недолгим: сестра Колоскова ничего не отрицала. Да, месяца полтора назад она познакомилась с офицером, по имени Матвей. На улице. Он несколько раз бывал у нее в гостях. А что такого? Боевой офицер, защитник Родины… Ничего лишнего она ему не позволяла. Она, Дуся, просто не понимает, к чему весь этот разговор.
Гитаева она опознала по фотографии сразу: да, он самый, Матвей. Гитаев, говорите? Возможно. Фамилией своего знакомого Дуся не интересовалась. Где он, кстати, сейчас? Почему исчез, не показывается?
Скворецкий сурово оборвал трескотню не в меру разболтавшейся сестрицы конструктора. Жестко, не очень стесняясь в выражениях, он разъяснил ей, к чему приводят случайные знакомства. Гитаев — преступник, и счастье Дуси, что знакомство было столь кратким. Она легко отделалась, могло быть хуже. Чем скорее она забудет своего «защитника Родины», тем будет лучше. Вот так!
По выражению лица вконец растерявшейся девушки Кирилл Петрович понял, что урок пошел впрок. Про себя он подумал: «Ай да Гитаев! Не только Еву Евгеньевну, но и нас провел. Лучше не надо!»
Глава 25
Жизнь для Бориса Малявкина стала невыносимой. Редко когда он оставался теперь один: Осетров не отходил от него ни на шаг. Целыми днями он валялся дома на тахте, рассказывая скользкие анекдоты (их у него был неисчерпаемый запас) и разные истории. Не проходило дня, чтобы Осетров не выпивал, порой напиваясь до безобразия. Заставлял пить и Бориса, и отказываться было трудно. Прошла неделя, шла вторая, а ничто не менялось. Если что Осетров за это время и сделал, так это один раз съездил с Малявкиным в лес, «проинспектировал» рацию, да еще рыскал по московским рынкам в погоне за водкой и продуктами. Потом опять водка и анекдоты, анекдоты и водка. Зачем он приехал? С какой целью, с каким заданием? Малявкин ничего не мог понять: уж очень странно все складывалось. Ломали себе голову и Скворецкий с Горюновым и тоже не находили объяснения. Бездействие немецкого разведчика вызывало недоумение. Впрочем, у Кирилла Петровича возникли некоторые, как он выразился, мыслишки, но он не торопился с кем-нибудь ими делиться.
Как раз в эти дни в эфире опять зазвучал «Фауст». Текст расшифрованной радиограммы поставил чекистов в тупик. Радиограмма гласила: «Установите наблюдение „Сутулым“, связь никоим образом не вступайте. Случае ареста „Сутулого“ немедленно сообщите. Ждите дальнейших указаний».
Кому предназначена эта шифровка? «Зеро»? Но кто такой «Сутулый», откуда взялся? Что за новый персонаж? Уж не Осетров ли? Так почему с ним нельзя устанавливать связь, почему абвер ожидает его ареста и ждет сообщения об этом аресте? И почему Осетров вообще не предпринимает никаких попыток встретиться с «Зеро», даже не упоминает о нем? «Сутулый»… Чертовщина какая-то!
Возникла новая задача, и эту задачу тоже предстояло решать. Как, пока сказать было трудно.
…Шла к концу вторая неделя пребывания Осетрова у Костюковых. Как-то, изрядно охмелев, он уставился тяжелым взглядом на «Быстрого» и медленно, цедя каждое слово сквозь зубы, сказал:
— Знаешь, а я скоро рвану. Обратно. Уже решил. Что ты на это скажешь?
— А я? — мгновенно взорвался «Быстрый». — Опять останусь? Один? Зачем? Нет, так дальше не пойдет. К дьяволу! Что я тут буду делать?
— Узнаешь. Скоро узнаешь. Пока, на всякий случай, дам тебе один адресок: Солянка, дом номер… квартира… Запомнил? Шкурин. Федор Корнеевич Шкурин. Кличка — «Сутулый». Тоже запомнил? Наде-ежный, скажу тебе, человек. Уж сколько лет работает. Большим доверием пользуется, это точно… Если что спрятать, кому передать… Понял?
— Да что мне прятать? Что передавать? Кому? — чуть не со слезами взмолился «Быстрый». — Ты мне, наконец, скажешь или нет, зачем я здесь торчу, жизнью рискую? Какой во всем этом смысл?
— Т-ты опять?! — пьяно покачал пальцем Осетров. — С-сказал, скоро узнаешь. И — все. И — ш-ша! Молчи, Н-не твоего ума дело…
День спустя Борису удалось улучить минуту и, когда Осетров ушел на рынок, повстречаться с Горюновым. Он передал Виктору вчерашний разговор во всех подробностях, торжествуя, что обнаружил немецкого разведчика — «Сутулого». Шкурина.
Одно смущало Бориса: за эти дни он достаточно хорошо изучил Осетрова и был убежден, что во время беседы тот был не настолько пьян, как прикидывался. Это случилось впервые. В чем тут дело? Зачем это Осетрову понадобилось? И — «Сутулый». С какой целью Осетров назвал его «Быстрому»?
