Когда боги спят - Алексеев Сергей Трофимович (книги бесплатно без txt) 📗
И вот за год до окончания депутатского срока, когда стало ясно, что он так и остался незамеченным и теперь самому следовало заботиться о будущем, когда Думу уже поколочивало от тех же забот и нервного напряжения, Крюков встретил Кузмина в Министерстве обороны. Узнал издалека, по примете, которая позволяла узнавать его всем, – политолог припадал на левую ногу, а в военном министерстве хромых не держали. Рядом семенила пара генералов, на ходу в чем-то убеждая, а он двигался как подбитый, с креном на один борт, ледокол.
– Константин Владимирович? Добрый день, – вдруг остановился и сказал он, будто вчера расстались. – Как дела, воин?
– Все в порядке, – бодро ответил Крюков.
Кузмин что-то вспомнил и поднял палец:
– Зайдите сегодня вечером. Например, к семи часам.
И сунул визитку, на которой было написано – Кузмин, политолог, адресом же значилась Старая площадь.
С шести часов уже бродил напротив, в сквере, и прикидывал, что ему скажут. Если они встретились в Министерстве обороны и Кузмин назвал его воином, то есть знает, откуда он и чем в Думе занимался, поэтому, вероятнее всего, предложат послужить. Но в какой должности? Простым начальником отдела вряд ли, министром тоже. А вот начальником какого-нибудь главка – вполне подходит.
От предчувствий начинало сводить судорогой лицо, и, опасаясь, как бы не загримасничать в присутствии политолога, он делал дыхательную гимнастику, которой научил его еще профессор Штеймберг. Со стороны, конечно, движения выглядели странными, чем он и обратил на себя внимание милиции, – пришлось показывать депутатский мандат, отчего лейтенант взял под козырек и удалился.
Наконец, без пяти минут семь Крюков вошел в здание, поднялся на третий этаж и отыскал указанный в визитке кабинет. Ничего особенного там не было, маленькая приемная с женщиной-секретаршей, и сама хозяйская комната с длинным приставным столом, как у руководителя средней руки. Сам Кузмин появился через несколько секунд, видимо, из смежной комнаты, но совсем другой, без обыкновенной вальяжности, приветливой улыбки – с маской курсового офицера.
– Садитесь, – указал дальнее место за приставным столом.
Крюкова, как человека военного и привыкшего к уставу, строгость отношений всегда дисциплинировала, он послушно сел и замер в ожидании. Политолог же хромал по кабинету, отчего-то потирая руки.
– Мы давно наблюдаем за вами, – проговорил он так, что можно было подумать, будто он и впрямь из спецслужб. – На вашей работе, в быту... И у нас сложилось весьма благоприятное впечатление. Наверное, уже подумывали о том, чем станете заниматься после окончания работы в Думе?
Он находил в себе признаки гениальности не от того, что был просто самоуверенным и самовлюбленным идиотом; эти признаки проявлялись внезапно и всегда в нужный момент – что-то вдруг переворачивалось одновременно в мозгу и душе, и, оставаясь внешне похожим, он менялся по сути. Такое необыкновенное и незримое превращение напоминало игральную карту, например короля, оба изображения которого – зеркальное отражение, и, как ни крути, кажется все совершенно одинаково. Но в том-то и дело, что этот переворот незаметен лишь для окружающих, а он чувствовал, как все резко меняется, неизвестно откуда приходят нужные слова, новые, оригинальные мысли, а разум светлый, подвижный, искристый – до состояния прозрения, когда точно угадываешь, что скажет собеседник. Но самое главное, в таком состоянии никогда и никак не проявляется болезнь, существуя только в другой его ипостаси. И если бы сейчас этого переворота не случилось, то на вопрос политолога он бы ответил как человек военный:
– Так точно, думал! Куда прикажете.
А потом бы мозги заклинило, и Крюков бы лишь кивал и соглашался. Он же ответил не сразу и открыто.
– Да, разумеется.
– И как же вам видится будущее?
– Пока неконкретно. Знаю только одно: не нужно возвращаться туда, где тебе было хорошо.
– Где вам было хорошо? В Думе?
– В беззаботной офицерской юности, в небольшом военном гарнизоне.
– Да, вы уже не юноша, – согласился Кузмин. – Но еще очень молоды, что не может являться недостатком. А вернуться необходимо. Правда, теперь в качестве губернатора.
– В губернаторы идут обычно отставные генералы, – заметил Крюков. – Я всего лишь майор.
– Это не помеха. Основательно подготовьтесь к выборам, подберите команду – и в добрый путь. Вам нужно его пройти. Соперник у вас очень серьезный, чтобы одолеть его, необходимы оригинальные мысли и ряд неожиданных ходов. С вашими задатками и упорством, думаю, успех вам обеспечен.
Встреча заняла не больше четырех минут. Кузмин пожал ему руку и отпустил. Уже в коридоре все перевернулось снова, и в тот же миг искривился рот. Зажимая его платком, он спустился вниз, но охранник на дверях заметил:
– Вам плохо?
– Нет, мне хорошо, – выдавил он и вышел из здания.
Находясь в обычном состоянии, с неустойчивыми нервами и болячками, он понял, что политолог лишь идею ему вложил, а все остальное придется делать самому, без всякой помощи. Буквально со следующего дня он взялся за дело, в Думе появлялся редко и еще реже на политтусовках, поэтому несколько оторвался от жизни. Кузмина не видел полгода и, когда встретились, даже не спросил ни о чем, только поздоровался за руку и неожиданно сказал фразу, понимать которую можно было как угодно:
– А какие сейчас лещи на Оке клюют!
Перед выборами политолог никак не проявил себя, бросив Крюкова на произвол судьбы, и тогда впервые у него возникла мысль, что подсказанная идея губернаторства – что-то вроде опыта, эксперимента, испытания, сможет ли он исполнить то, что ему прикажут. Он смог, пусть не в первом туре, но во втором, и с хорошим отрывом. Спустя сутки после подсчета результатов Кузмин позвонил, поздравил и предложил встретиться. Крюков полетел в Москву на собственных крыльях, по эмоциональности состояние было сходным с тем моментом, когда он получил офицерские погоны.
На сей раз встреча произошла не в официальном кабинете, а на даче политолога, тоже весьма скромной и запущенной, где постоянно жили две женщины среднего возраста с неясным отношением к хозяину – то ли служанки, то ли сестры, то ли одна из них жена. Крюкову всегда была интересна личная жизнь этого человека и не из-за любопытства: он пытался понять, каким образом и откуда берутся такие влиятельные, сильные и странные люди. Почему они при своих возможностях и связях не занимают никаких высоких постов, живут публично и одновременно скрытно, что ими движет? Но сколько он ни присматривался, ни выискивал говорящих деталей и примет, ровным счетом ничего не обнаруживал и еще сильнее заблуждался.
После тривиального чаепития и пустых разговоров на холодной терраске Кузмин будто вспомнил, зачем пригласил гостя, и еще раз между прочим поздравил с победой.
– Значит, вы теперь губернатор, – уточнил он. – Это замечательно. Если бы вы не победили на выборах, эта встреча не состоялась бы. И вы бы не состоялись как перспективный политик, которого я в вас вижу. Политик, который скоро понадобится России.
– Я это понимаю...
– Пока вы ничего не понимаете, – перебил политолог. – Сейчас у вас другая задача, нужно выйти из этой ситуации.
– Из к-какой ситуации? – заикнулся Крюков, хотя понял, о чем идет речь.
– Отказаться от инаугурации, уйти, не вступая в должность.
Переворот карты уже чувствовался, но после такого заявления близкое к гениальности состояние начало стремительно отдаляться. Он достал платок, прикрыл рот и тупо спросил:
– З-зачем?
– Хочу убедиться в ваших способностях, – признался политолог.
Крюков всегда думал о будущем и никогда бы не посмел даже возразить Кузмину, но в тот миг его предложение показалось настолько абсурдным, даже безумным, что в первый момент возникла страшная догадка о чудовищном обмане. И еще стало так жаль своей победы и губернаторства, что он, нарушая всякую субординацию и собственные правила, выработанные за нелегкую жизнь, закричал, словно доведенный до отчаяния солдат. И ни разу не заикнулся.
