Сценарий схватки - Лайл Гэвин (электронные книги без регистрации .TXT) 📗

На моем джипе мы доехали до Боскобеля и обнаружили, что ворота по-прежнему не заперты. Я подошел к "митчеллу", оставил там Луиса, забрал керосиновую лампу, отнес ее на другой конец взлетной полосы и повесил на дерево.

Потом с помощью фонарика провел осторожный предполетный осмотр самолета и около двух часов ночи взобрался на борт.

Луис уже сидел в правом кресле второго пилота, автомат лежал возле него, а в руках был транзисторный приемник.

– Будем работать под музыку? – спросил я.

– Хименес планирует в первую очередь захватить радиостанцию.

Я уселся и вспомнил план действий; совершенно очевидно, что в первую очередь следовало захватить радиостанцию, чтобы сказать населению, что вы уже захватили все остальное, даже если вы этого и не сделали – это было главной задачей.

– Услышали что-нибудь?

Он нахмурился.

– Нет...

– Ну, ладно, кто же будет слушать радио в два часа ночи?

– Будем надеяться... – Но он продолжал крутить ручки настройки.

– Посмотрите, не удастся ли поймать Майами, чтобы послушать сводку погоды.

Но Майами тоже не работало или было вне зоны слышимости.

Я повернул выключатель зажигания.

– Тогда поехали.

Он наблюдал за тем, как на приборной панели начали один за другим вспыхивать огоньки по мере того, как я проводил последовательность операций перед взлетом.

– Итак... это действительно должно произойти?

Я удивленно посмотрел на него.

– Это ведь именно то, для чего мы здесь, верно?

– Да, конечно. Один старый поношенный американский бомбардировщик, управляемый, простите меня, друг мой, одним старым английским летчиком, с поношенным актером на борту, собирается сбросить кучу кирпичей на несколько старых реактивных истребителей. Да, для меня это звучит очень похожее на революцию в республике. Теперь я в нее поверил.

В его голосе слышалась какая-то горечь.

Я пожал плечами и запустил генератор. Лампочки потускнели; постепенно по левому борту возникло слабое гудение, нараставшее по мере раскрутки маховика. Когда гудение выровнялось, я переключил выключатель в положение "Сеть".

Пропеллер что-то проворчал, вздохнул, провернулся, остановился, кашлянул и завертелся. Я нажал кнопку зажигания и двинул ручку дроссельной заслонки. За окном мелькнуло голубое пламя, жестом я попросил Луиса надеть наушники. Теперь наступила очередь двигателя правого борта.

Он заработал. Но когда я двинул сектор газа, весь самолет затрясся какой-то судорожной дрожью.

Я быстро перебросил ручку в положение "выключено", но дрожь продолжалась.

– Что случилось? – услышал я скрипучий голос Луиса в наушниках.

– Стартер оказался включенным в сеть. Он не отключается.

Я передвинул сектор газа на полные обороты, пытаясь отключить стартер; это только увеличило шум вдвое.

– А не можем мы повторить запуск? – спросил Луис.

– Этот стартер уже никогда больше не заработает. Будем надеяться, что он скоро разлетится на куски.

Некоторое время мы выжидали. Потом раздался душераздирающий скрежет и остался только шум основного двигателя. Что-то разлетелось... скорее всего маховик. Вращаясь с отношением 100 к 1, при максимальных оборотах двигателя он, видимо, вращался со скоростью порядка 200 000 оборотов в минуту. Прощай, маховик. Будем надеяться, что уходя ты не прихватил с собой ничего другого.

Но оба двигателя продолжали работать, и складывалось впечатление, что все в порядке. Потратив еще несколько минут на проверку гидравлики и магнето, я вывел машину на взлетную полосу, направил ее носом чуть-чуть левее слабой искорки света лампы-молнии и дал полный газ. С помощью двигателей и небольшого счастья я заставлю эту старую леди проделать самый короткий взлет, который ей когда-либо приходилось совершать.

Я убедился, что руки Луиса лежат на рукоятках подъема шасси, а не закрылков, сдвинул рукоятки дроссельных заслонок на полную мощность, сделал паузу и отпустил тормоза. И мы поехали.

Но не так быстро, как в Барранкилье. Теперь мы были тяжелее на 2000 фунтов кирпичей и большое количество горючего. В полный штиль мы медленно... медленно... медленно набирали скорость.

При скорости в 80 миль в час я немного сдвинул ручку назад: нос самолета лениво приподнялся. Я ждал, луч света приближался и становился все ярче, затем оказался позади.

– Убрать шасси! – закричал я.

Раздался неожиданный рев, когда створки отсека шасси открылись, машина на мгновение словно отяжелела перед тем, как стойки колес подогнулись и она оторвалась от земли, а потом мы полетели – пока. Свет мелькнул где-то внизу, верхушки деревьев убежали назад и мы начали полого подниматься вверх, направляясь к берегу и набирая скорость. И наконец уже над морем я поставил закрылки в нужное положение и начал медленный подъем на нашу крейсерскую высоту.

Потом я осторожно сдвинул назад ручки дроссельных заслонок. Немного погодя Луис сказал:

– Это было просто замечательно. Теперь я понимаю, почему вы предпочитаете взлетать ночью.

– Да. – Я был занят тем, что проверял все, что мне было доступно, чтобы убедиться, что нервная система нашей леди не пострадала во время взлета. Меня все еще беспокоила поломка стартера; обычно не бывает так, что большой кусок механизма разлетается, не оставив никаких повреждений, но по приборам двигателя правого борта ничего не было заметно. И это был всего лишь стартер.

Я лег на курс 098 по магнитному компасу, что соответствовало истинному курсу, так как в этом районе магнитные возмущения были настолько малы, что на них не стоило обращать внимания. Через двадцать минут после взлета мы набрали высоту 8000 футов. Я дал машине подняться еще на 200 футов, выровнял ее, установил скорость в 180 миль в час, затем сдвинул дроссельные заслонки назад, чтобы снизить крейсерскую мощность, и позволил ей мягко опуститься до высоты ровно в 8000 футов. Эта операция известна под названием "поставить машину на ступеньку"; при этом вы получаете немного более высокую скорость при той же затрате топлива или ту же самую скорость при меньшей затрате топлива. Теоретически это невозможно; но при хорошем знании аэродинамики можно доказать, что шмель слишком тяжел, чтобы летать.

Когда я снова выровнял самолет на высоте 8000 футов, то скорость достигла 185 миль в час и остановилась на этой отметке. Я самодовольно ухмыльнулся и запел.

"Я не хочу идти в ВВС,

Я не хочу идти на войну.

Я предпочту летать вокруг метро на Пикадилли,

Тогда я дольше на свете протяну".

Луис с любопытством покосился на меня.

– Это боевой гимн королевских ВВС, – объяснил я.

– А-а. – Он сунул руку в карман. – Вы уверены, что не хотите сигарету?

Мы сидели с ним почти плечом к плечу в тесной кабине, от проносившегося мимо холодного на этой высоте ночного воздуха было прохладно, в полумраке слабо поблескивали щитки приборов. Нас сопровождал сухой рев двигателей и вспышки белого пламени, вырывавшиеся из выхлопных труб.

Час спустя после взлета я попытался разглядеть сквозь пламя выхлопов слева от себя Пуэнте-а-Граво на Гаити, которое должно было стать нашим первым наземным ориентиром. Там ничего не было видно, но северную часть горизонта закрывали облака, так что вероятнее всего Гаити осталось где то там. Возможно, на этой высоте нас достигали умирающие порывы северного ветра от сестренки Клары.

Я решил убедиться, что мы идем точно по времени, но несколько отклонились от курса влево. Поэтому я взял к востоку – главным образом из-за того, что так легче было ориентироваться. Прокладка курса над Карибским морем никогда не была особенно трудной задачей – почти каждый час появлялись острова, позволявшие точно определить свое положение в пространстве.

Гораздо больше меня беспокоило, что правый двигатель за последние десять минут дважды чихнул. Само по себе это не представляло ничего существенного, если не считать того, что я все время внимательно следил за ним из-за поломки стартера. Обычно самолеты ведут с вами честную игру – они хрипят, кашляют и дрожат перед тем, как отдать концы – если конечно вы достаточно настороже, чтобы это заметить.