Поединок. Выпуск 3 - Авдеенко Юрий Николаевич (мир бесплатных книг .txt) 📗
Трефолев. Подконвойный. Я ничего о нем не знаю. Вернее — знаю. Знаю, что его почему-то не повезли из следственного отдела округа в штаб района обычным путем, а решили переправить на корабле. Почему?
Знаю, что он был для оперативного отдела очень важен. Настолько важен, что его сопровождал сам полковник Лозовой. Что еще? Несмотря на то что Трефолев был так важен для оперотдела, на нем не было наручников. Отступление от логики. Почему? Но может быть, наручники и не были нужны. В такую погоду даже без всякого конвоя убежать практически невозможно.
И все-таки он сделал попытку. Сделал. Что ему мог дать побег? Он был бессмыслен со всех точек зрения. Допустим, я бы не прыгнул вслед за ним. Допустим даже, что он принял какой-то стимулятор и он прекрасный пловец. Ну и что? Мифический батискаф или подлодка? Все это чушь, исключено, нереально. Да, рядом были два безымянных острова. Да, был туман. Но если он важный преступник, то он должен быть умен. Должен быть, обязан. А раз он умен, он не считает дураками нас. Значит, он знал, что в любом случае не уйдет. Знал, что мы найдем его и в тумане, и на этих островах. Знал — и все-таки прыгнул?
Теперь, разобравшись в сложности, я прихожу к простоте. Остается единственный вывод. Он решил покончить счеты с жизнью и выбрал для этого самый удачный момент. Ему хватило для этого как раз той доли секунды, когда я еще не успел встать между ним и леером. Он воспользовался этой моей единственной оплошностью. Мне нужно было подниматься на мостик первым. А конвоируемого выпустить из кубрика только вслед за собой. Я сделал ошибку. Пусть я же потом ее и исправил. Но это была ошибка.
Эти свои соображения я коротко изложил в рапорте-отчете.
Войдя в кабинет Сторожева, я сразу протянул ему отчет. Он внимательно прочел четыре мелко неписаных листа. Взял лежащую рядом пухлую папку, отогнул жестяные щупы. Снял металлический зажим. Аккуратно вложил мои листки в дырокол. Оглядел их, подправил ладонью. Пробил, насадил листки на щупы. Еще раз просмотрел первые строки. Закрепил зажим, загнул, закрыл папку. Несколько секунд смотрел на меня. Мне показалось, что он силой заставляет себя вот так, в упор, меня разглядывать. Я вдруг увидел в его взгляде то, что совсем не ожидал увидеть. Растерянность. Что-то говорящее о его слабости.
Правда, эта растерянность мелькнула только на секунду. Он тут же спрятал ее, убрал. Спросил, отодвигая папку и пряча в стол лежащие под ней бумаги:
— Решил?
— Что?
Я не сразу понял смысл его вопроса. Сторожев вздохнул, играя карандашом. Он будто пытался скрыть раздражение от того, что я не понимаю его.
— А, да, то есть есть, товарищ капитан. Так точно. Решил.
— Вот и хорошо, — карандаш заходил в руках Сторожева. — Сейчас пока не спеши. Но потом не забудь написать подробный рапорт на мое имя. Прошу ходатайствовать о переводе, обязуюсь и все такое. Понятно?
— Понял, товарищ капитан.
— Сергей Валентинович. Всегда так меня называй.
— Ясно, Сергей Валентинович.
Сторожев постучал карандашом по папке.
— Здесь все документы по делу Трефолева. Дело это буду вести я. Но мне нужен помощник. Хороший помощник. Очень хороший.
— Ясно.
— Слух у тебя как? Ничего?
— Пока не жалуюсь. Был ничего.
— Тогда вникай. Будешь сидеть в этой комнате, но обязан услышать все, о чем будут говорить в соседней. Сейчас там начнется допрос Трефолева.
— Понял.
— Учти — это будет девятый допрос. Ни на одном из предыдущих Трефолев не сбился. Думаю, он все время говорит правду. Явился он к нам с повинной. Дверь в соседнюю комнату будет чуть приоткрыта. Постарайся не только услышать его, но и увидеть.
— Хорошо, Сергей Валентинович.
— Мы посадим Трефолева так, что ты будешь видеть его голову чуть сзади, в профиль. Запомни — знать, что ты работаешь у нас, ему совсем не обязательно. Совсем.
— Все понял, Сергей Валентинович.
— А договорим потом.
Сторожев снял трубку. Помедлил, выслушав ответ.
— Это я. Можно вводить. И дежурного по отделу. Допрашивать буду вместе с ним.
Сторожев вышел в соседнюю комнату, оставив дверь приоткрытой.
Едва Сторожев успел сесть за стол, как я увидел: вводят Трефолева.
Трефолев оглянулся. Дежурный по отделу был молодой, высокий, он чем-то напоминал длинноногую птицу. Светлые волосы дежурного были зачесаны набок, так, что почти закрывали густой волной один глаз. Этого офицера я не знал; потом, просматривая протоколы допроса, узнал, что фамилия его Братанчук. Дежурный по отделу показал на стул. Трефолев сел.
— Ну что, Трефолев, еще поговорим? — сказал Сторожев.
— Пожалуйста. Я могу бесконечно говорить. — Некоторое время Трефолев сидел молча. Вдруг добавил, как будто ни с того ни с сего: — Гражданин начальник.
— А вы не обижайтесь, — сказал Сторожев. — Если бы не эта ваша штучка с прыжком за борт, представляете, как все было бы хорошо.
Трефолев ничего не ответил.
— Жить надоело?
Трефолев не шевельнулся.
— Ну? Трефолев?
— Надоело, — после долгого молчания наконец сказал Трефолев. — Жить больше не хочу.
— Глупо. Вы пришли с повинной. Для вас ничего не потеряно.
Трефолев молчал.
— Ладно, забудем об этом. Расскажите нам с самого начала, как все произошло.
— Вы о чем?
— О том, как вас завербовали.
— Опять?
— Опять.
— Но вы все знаете.
— Трефолев, вас просят рассказать.
— Вы знали все еще до того, как я явился с повинной. Гражданин начальник.
— Повторенье — мать ученья, — дежурный по отделу сидел верхом на стуле, — Говорите, не тяните время. Слышите, Трефолев.
— Хорошо, гражданин начальник. Пожалуйста. Так. Я шел в столовую. Пришел. Выбил чеки. Сел, как обычно.
— Где, когда, — сказал дежурный. — Не забывайте, Трефолев, — где, когда. Время дня, время года. Все до точки.
— Осенью, три года назад. Часов в семь вечера. В Риге, в районе торгового порта. Шел в столовую из дому. Ходил туда обычно. Выбил чеки, стал есть. Ко мне подсел человек. По-русски говорил чисто. Почти. Немножко, может быть, с акцентом. Поговорили. Так, обо всем. За жизнь. Спросил: хочешь заработать двадцать пять рублей — отнеси пакет.
— Дальше.
— Я отнес пакет. Передал другому. В порту.
— Этот человек двадцать пять рублей вам дал сразу?
— Сразу.
— Больше ничего не говорил?
— Предупредил — можешь со мной не связываться, это опасно. Но если захочешь — сможешь заработать рублей пятьсот.
— И вы связались? — спросил Сторожев.
— За двадцать пять рублей продали душу? — добавил дежурный.
— Вы же знаете все, гражданин начальник.
— Хорошо. Давайте дальше.
— Теперь уже поздно. Что жалеть. Я ведь не знал, что так получится. Думал — фарцовка. То, се.
— Рассказывайте.
— Ну, относил несколько раз пакеты в порт. За пятьдесят, за двадцать пять рублей. Потом попросили отвезти передачу в поселок.
— В Сосновск?
— В Сосновск.
— Передавал вам пакеты и платил деньги всегда один и тот же человек?
— Я ведь уже говорил. Всегда разные. Тот, который первый раз был, был чаще. Раза три.
— Сколько всего их было? За все время?
— Сейчас уже заучил, помню точно. Пять человек, гражданин начальник.
— Иностранцы? Или, может быть, хоть один из них был иностранцем?
— Вроде бы и да и нет. Не скажу точно. Все говорили по-русски очень хорошо. Но один или два, мне показалось, были одеты, как одеваются на иностранных пароходах.
— Дальше.
— Потом уже стал только возить передачи в Сосновск.
— Ни разу не пытались узнать, что было в пакетах?
— Нет. Они предупредили — если попробую узнать, будет плохо.
— Какие были пакеты? Как выглядели?
— Пакетов много было. Я уже не помню даже, сколько всего. Так, приблизительно.
— Те, что возили в Сосновск.
— Разные. Некоторые как будто были набиты пачками бумаги. Такими аккуратными, ровными.