Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе - Линдсей Вэчел (бесплатные полные книги .TXT) 📗
— А теперь, — сказал старик, — мы еще вот что сделаем.
Он вдруг опустился на четвереньки и сунул голову под кровать. Швед услышал его приглушенный голос:
— Если б не этот щенок Джонни, я бы ее под подушкой держал. Да и от старухи моей… Где же она? Каждый раз приходится перепрятывать в новое место.
Ну, куда же ты запропастилась?
Через минуту-другую Скалли неуклюже выбрался из-под кровати, волоча по полу свернутую узлом старую куртку.
— Нашел все-таки, — пробормотал он. Потом стал на колени, раскутал сверток и извлек из его сердцевины большую желтоватого стекла бутылку виски.
Прежде всего, он посмотрел бутылку на свет. Убедившись, что виски в ней не уменьшилось, он широким жестом протянул ее шведу.
Трусливый швед так и потянулся к этому источнику мужества и, вдруг отдернув руку, с ужасом уставился на Скалли.
— Пейте, — ласково сказал старик. Он поднялся с колен и теперь стоял лицом к лицу со шведом.
Наступило молчание. Потом Скалли повторил:
— Пейте.
Швед дико захохотал. Он схватил бутылку, поднес ее ко рту; когда же губы его безобразно присосались к горлышку и кадык заходил вверх и вниз с первыми глотками, он горящим ненавистью взглядом так и впился в лицо старику.
После ухода Скалли трое мужчин долго не могли прийти в себя от изумления и, по-прежнему держа игральную доску на коленях, молчали. Потом Джонни сказал:
— Ну и швед! Я такого паршивца в жизни своей не видел.
— Какой он швед! — презрительно бросил ковбой.
А кто же? — удивился Джонни. — Кто же он тогда?
Надо полагать, — не спеша ответил ковбой, — что он из немцев. — По давней почтенной традиции в этих местах считали шведами всех блондинов, говоривших
так, будто у них каша во рту. Следовательно, суждению ковбоя нельзя было отказать в смелости. — Да, сэр, — повторил он. — Надо полагать, что это какой-нибудь немец.
Он называет себя шведом, — проворчал Джонни. — А вы как считаете, мистер Блэнк?
Право, не знаю, — ответил тот.
Ас чего это он так чудит? — спросил ковбой.
Со страху. — Приезжий с востока выбил трубку о выступ печки. — Он боится, так боится, что света божьего не видит.
Чего боится? — в один голос вскрикнули ковбой и Джонни.
Приезжий с востока подумал, прежде чем ответить.
Чего ему бояться? — снова воскликнули те двое.
Да кто его знает. По-моему, он наглотался всякого чтива и вообразил, будто здесь самое пекло… пальба, резня и все такое прочее.
Позвольте! — сказал ковбой, возмущенный до глубины души. — Это же не какой-нибудь там Вайоминг. Это Небраска!
И правда, — подхватил Джонни. — Махнул бы куда-нибудь подальше на запад. А тут-то что?
Мистер Блэнк, человек бывалый, рассмеялся.
— И даже там ничего такого нет — во всяком случае в наше время. А ему кажется, что он попал в самое пекло.
Джонни и ковбой задумались.
Комедия! — сказал наконец Джонни.
Да, — согласился ковбой. — Чудное дело! Не застрять бы нам здесь из-за метели, ведь тогда от этого немца никуда не денешься. Избави бог от такой компании.
Выставил бы его отец за дверь, и дело с концом, — сказал Джонни.
Вскоре на лестнице послышались громкие шаги, сопровождаемые веселым голосом Скалли и хохотом. Хохотал не кто иной, как швед. Мужчины у печки невидящими глазами посмотрели друг на друга.
— Вот тебе и на! — сказал ковбой.
Дверь распахнулась, и в комнату ввалился весь красный, весело балагурящий старик Скалли. Он без умолку толковал что-то шведу, который, задорно похохатывая, появился следом за ним. Они были как двое забулдыг, только что вставших из-за пиршественного стола.
— Ну-ка, подвиньтесь, — бесцеремонно скомандовал Скалли, обращаясь к троим мужчинам. — Дайте нам погреться.
Ковбой и приезжий с востока беспрекословно потеснились. Но Джонни развалился на стуле поудобнее и не пожелал трогаться с места.
Ну, ты! Убирайся отсюда! — крикнул Скалли.
С той стороны тоже можно сесть, — сказал Джонни.
Что же нам, на сквозняке торчать? — рявкнул его отец.
Но швед, вдруг изволивший сменить гнев на милость, вмешался в их перепалку.
— Не надо! Пусть сидит, где сидит, — прикрикнул он на Скалли.
— Хорошо, хорошо! — почтительно проговорил старик. Ковбой и приезжий с востока обменялись недоуменным взглядом.
Пять стульев образовали полукруг около печки. Швед говорил не умолкая; тон у него был заносчивый, наглый, он сквернословил. Джонни, ковбой и приезжий с востока хранили угрюмое молчание, зато старик Скалли откликался на каждое слово шведа и сочувственно поддакивал ему.
Но вот шведу захотелось пить. Он приподнялся со стула и сказал, что пойдет за водой.
Я принесу, — встрепенулся Скалли.
Не надо, — надменно оказал швед. — Я сам схожу. — Он встал и с таким видом, будто этот отель принадлежит ему, удалился в его хозяйственные недра.
Дав шведу выйти, Скалли вскочил со стула и проговорил свистящим шепотом:
Когда мы были наверху, он думал, что я хочу его отразить.
Слушай, — сказал Джонни. — Сил моих больше нет. Чего ты с ним нянчишься? Выставь его за дверь.
Теперь все обошлось, — ответил Скалли. — Ведь в чем было дело? Он из Нью-Йорка, и ему думалось, тут у нас одни головорезы. А теперь обошлось, успокоился.
Ковбой восхищенно посмотрел на приезжего с востока.
Iы будто в воду глядел, — сказал он. — Этот немец перед тобой как облупленный.
Ты говоришь, все обошлось, — сказал Джонни отцу, — а я что-то этого не замечаю. Раньше он трусил, а теперь слишком уж задается.
В речи Скалли ирландский темперамент и ирландская напевность ужинались со всеми теми затасканными словосочетаниями, которые он черпал из книжек и газет. И вот сейчас на голову его сына обрушилась весьма любопытная смесь всего этого.
— Кто я такой? Кто я такой? Кто я такой? — загремел он и ударил себя по колену в знак того, что сам ответит на свой вопрос, а те, у кого есть уши, пусть
слушают. — Я хозяин отеля! Хозяин отеля, понятно? Тот, кто находит приют под этой кровлей, пользуется священными правами моего гостя. Я никому не позволю
запугивать моих гостей. Мой гость не услышит ни единого слова, которое могло бы склонить его в пользу какого-нибудь другого заведения. Я этого не потерплю! Нет такого отеля в нашем городе, где могли бы похвастаться, что они приютили человека, побоявшегося остаться у меня. — Он повернулся всем телом к ковбою
и приезжему с востока. — Прав я? Да или нет?
Да, мистер Скалли, — ответил ковбой. — Вы совершенно правы.
Да, мистер Скалли, — ответил приезжий с востока. — Вы совершенно правы.
За ужином, в шесть часов, швед воспламенился, заискрился, как огненное колесо. Временами казалось, что он вот-вот грянет какую-нибудь разудалую песнь, и во всех его бесчинствах ему потакал старик Скалли. Приезжий с востока держался замкнуто; ковбой сидел, раскрыв рот от удивления, и забывал о еде, а Джонни яростно уничтожал порцию за порцией. Когда надо было подложить оладий на блюдо, хозяйские дочери, крадучись, как индейцы, входили в комнату и тут же убегали, не в силах даже скрыть свой страх. Швед главенствовал за столом, и по его милости эта трапеза превратилась в какую-то варварскую вакханалию. Он будто стал выше ростом; он с наглым пренебрежением посматривал на своих соседей. В комнате только и слышался его голос. Вот ему понадобилась оладья, он ткнул в нее вилкой точно гарпуном, и чуть не поранил этим оружием руку мистера Блэнка, спокойно протянувшуюся к той же самой оладье.
После ужина, когда мужчины один за другим потянулись в соседнюю комнату, швед со всего размаха ударил Скалли по плечу.
— Ну, старина, накормил ты нас на славу!
Джонни с надеждой посмотрел на отца; он знал, что
плечо у него еще побаливает после давнего ушиба. И действительно, Скалли чуть было не вспылил, но через секунду улыбнулся кривой улыбкой и смолчал. Остальные поняли, что он принимает на себя всю ответственность за изменившееся поведение шведа.
