Долина молчаливых призраков. Скованные льдом сердца - Кервуд Джеймс Оливер (книги онлайн полные версии TXT) 📗
Он испытал радость, когда барки скрылись из вида и не стало слышно более песни гребцов. Вновь слушал он ленивое гудение лесопилки, и беспечный беличий писк, и шуршание бархатистых лапок на крыше больницы. Лес возвратился к нему. Золотистый солнечный луч упал на койку. Мощное дыхание леса, отягченное запахом кедра и смолы, ворвалось в комнату. Когда Кардиган вошел в комнату, перед ним лежал прежний Кент.
Ни в голосе, ни в манерах Кардигана, когда он приветствовал Кента, нельзя было заметить никакой перемены. Только в лице его было какое–то напряжение, которое не удавалось скрыть. Он принес Кенту его трубку и табак. Положив все это на стол, он наклонился к Кенту, вслушиваясь в шумы и биение крови в мешке аневризмы.
— По–моему, я временами уже сам слышу, как она пульсирует, — сказал Кент. — Что, хуже стало?
Кардиган кивнул.
— Курение может ускорить процесс, — произнес он. — Хотя, если очень хочется…
Кент протянул руку и взял трубку и кисет.
— Оно того стоит. Спасибо, старина.
Он набил трубку, и Кардиган чиркнул спичкой. В первый раз за две недели губы Кента приоткрылись для того, чтобы выпустить клуб дыма.
— Барки пошли на север, — промолвил он.
— Да, в основном на Маккензи, — ответил Кардиган. — Путь неблизкий.
— Зато самый приятный на всем Севере. Три года назад мы с О'Коннором прошли этим путем в команде Фоллетта. Помните Фоллетта?.. И Ладусьера… Они любили одну девушку. Но дружили крепко. И условились, что решат дело в честной борьбе — пустятся вплавь через Пучину Смерти. Кто первый приплывет, тот и выиграл. Боже ж ты мой, Кардиган, чего только не бывает на свете! Фоллетт приплыл первым, но уже мертвый. Разбился о камень. А Ладусьер и по сей день не женился на ней. Говорит, что Фоллетт победил и что его дух или чего там еще станет преследовать его за нечестную игру. Чудно!
Он замолк и прислушался. За дверью раздались шаги: эту поступь Кент узнавал безошибочно.
— О'Коннор, — произнес он.
Кардиган пошел к двери и открыл ее прежде, чем О'Коннор успел постучать. Когда дверь вновь закрылась, в комнате кроме Кента был только сержант. В одной своей огромной ручище он нес коробку сигар, в другой — букет только что сорванных ярко–красных цветов.
— Мне это все всучил отец Лайон; он узнал, что я иду к тебе, — пояснил сержант, складывая подарки на стол. — А я… я решил нарушить устав и пришел кое–что тебе сказать, Джимми. Я тебя никогда не называл лжецом, но сейчас назову!
Руки Кента сдавило могучее дружеское пожатие, от которого можно было лишиться жизни. Кент зажмурился, но не от боли, а от радости. Он так боялся, что О'Коннор отвернется от него, как это сделал Кедсти. Затем он обратил внимание, что в выражений лица О'Коннора, в его глазах появилось что–то непривычное. Не так легко было вывести сержанта из равновесия, но сейчас он явно нервничал.
— Не знаю, о чем они все думали, когда ты делал это свое признание, Кент. Может, я тебя знаю лучше — все же провел с тобой полтора года на тропе. Все ты наврал. Что за игру ты затеял, старина?
Кент застонал.
— Ну неужели нужно начинать все сначала? — взмолился он.
О'Коннор принялся мерить комнату шагами, взад–вперед. Кенту случалось иногда видеть его в таком состоянии, где–нибудь на привале, когда предстояло распутать какую–то нелегкую головоломку.
— Ты не убивал Джона Баркли, — настаивал О'Коннор. — Я не могу в это поверить, и инспектор Кедсти тоже. Странно только…
— Что?
— Что Кедсти с такой готовностью принял твое признание. Я не думаю, что он просто придерживается правил. Вряд ли дело только в уставе. Но так он вроде и действует. А я хочу знать только одно, и с самого начала хотел: ты убил Баркли?
— Слушай, О'Коннор, если ты не веришь умирающему, значит, у тебя никакого уважения к смерти совсем не осталось.
— Это все теории. Закон на них и держится. Только не всегда по совести получается. Ну его к черту! Скажи мне лучше, ты убил?
— Да.
О'Коннор сел и кончиком ногтя открыл коробку с сигарами.
— Не возражаешь, если я закурю? — спросил он. — Не могу терпеть. Слишком много на меня свалилось сегодня утром. Можно, я тебя спрошу про девушку?
— Какую еще девушку? — воскликнул Кент. Он выпрямился, уставившись на О'Коннора.
Глаза сержанта впились в Кента.
— Понятно. Ты ее не знаешь, — произнес он, закуривая. — Я тоже. Ни разу ее не встречал. Поэтому Кедсти меня и удивил. Говорю тебе, неспроста все это. Утром он тебе не поверил, но задергался. Велел мне проводить его до дому. Весь напряжен был, жилы на шее — с мой мизинец. Потом вдруг передумал и повернул к участку. Мы пошли по дороге мимо тополевой рощи. Там мы ее и встретили. Ты знаешь, Кент, я не охотник до женщин. Не стану позориться и тебе ее описывать. В общем, мы ее встретили. Стоит на тропинке, футах в десяти впереди нас. И как я ее увидел, прямо замер, точно она меня пулей пробила. И Кедсти остановился. И даже вскрикнул, странно так, будто его ударили. Не могу сейчас сказать, во что она была одета; но лица такого я никогда не видел, и глаз, и волос; уставился на нее, как громом пораженный. Она меня, по–моему, и не заметила, будто я прозрачный, будто дух какой!
Смотрела она на Кедсти, глаз не отрывала. Потом прошла мимо нас. Ничего, заметь, не сказала. Прошла так близко, что я мог бы ее рукой коснуться, и тут только отвела взгляд от Кедсти и посмотрела на меня. И уже когда она ушла совсем, я подумал: что же мы за идиоты, уставились, словно никогда в жизни красивой девушки не видели. Хотел так нашему старику и сказать, только гляжу…
Наклоняясь к Кенту, О'Коннор от волнения даже перекусил свою сигару пополам.
— Говорю тебе, Кент, Кедсти был. белый как мел. Ни кровинки в лице. Смотрит прямо перед собой, как будто девушка еще там, а потом снова вскрикнул, но не так, как обычно, ради смеха, а словно его душат. И говорит: «Сержант, я там кое–что забыл. Придется мне вернуться к доктору Кардигану. А вам я поручаю немедленно выпустить Мак–Триггера».
О'Коннор замолчал, словно ожидая, что Кент как–то выразит ему недоверие. Но Кент молчал. Тогда он сам спросил:
— Разве это по закону? А, Кент?
— Не то чтобы… Но приказание исходило от командира дивизиона. Это и есть закон.
— И я ему повиновался, — буркнул сержант. — Видел бы ты этого Мак–Триггера! Когда я ему сказал, что он свободен, и открыл камеру, он шел спотыкаясь, как слепой. И дошел только до участка. Потом сказал, что подождет Кедсти.
— Ну, а Кедсти?
О'Коннор вскочил со стула и снова принялся ходить взад–вперед по комнате.
— Пошел за девушкой, — выпалил он. — В этом нет никакого сомнения. Про Кардигана он мне наврал. Это было бы неудивительно, не будь ему шестьдесят, а ей меньше двадцати. Прелестная девушка! Но не от красоты ее он побледнел там, на тропинке. Нет, совсем не в красоте дело! Слушай, он за эти десять секунд на десять лет постарел. Что–то было у нее во взгляде такое, страшнее пистолета. А он, только взглянул на нее, сразу вспомнил про Мак–Триггера, того самого, что ты спас от виселицы. Странно это, Кент. Все странно. А самое странное — это твое признание.
— Да, забавно получилось, — согласился Кент. — Знаешь, старина, я сам не устаю удивляться. Представляешь, пулька какая–то — взяла и все карты спутала. Потому что, если бы не пуля, — я тебе точно говорю — ни за что не получил бы от меня Кедсти никакого признания. И повесили бы ни в чем не повинного человека. Понятно, Кедсти сам не свой. В первый раз кто–то замарал дивную его Службу, и кто? Человек из его же подразделения! Расстроишься тут. А что до девушки… — Он пожал плечами и попытался улыбнуться. — Может, она просто приехала на барке с верховьев сегодня утром и пошла прогуляться, — предположил он. — Ты что, никогда не замечал, О'Коннор, иногда под тополями свет так падает, что лицо просто жутким делается?
— Замечал, замечал, Джимми. Но это, когда деревья все в листьях, а не когда почки только раскрываются. Тут все дело в девушке. Ее глаза его по нервам саданули. И он мне сразу же приказал освободить Мак–Триггера и стал врать про Кардигана. Ты бы видел, как она на меня глянула! Глаза у нее такие синие–синие, как лесные фиалки, а в глазах — огонь. Бывают такие черные глаза, но чтобы синие так загорелись, этого я никогда не видел. Кедсти от этого огня прямо засох на месте. В этом, я точно знаю, и кроется причина, почему он сразу вспомнил про человека в камере!
