Владетель Ниффльхейма (СИ) - Демина Карина (книги без регистрации TXT) 📗
Но вот не думалось. Просто совершенно не думалось!
Будь здесь мама, она бы точно сказала, куда идти и что делать. Но мамы не было, поэтому Юленька сидела, разглядывала болото и жалела себя.
— Крышкина-Покрышкина, если ты отдохнула, то давай дальше двигать.
— Я же сказала: я дальше не пойду!
— Почему?
— Потому… потому что! Тут же болото! И мы утонем. Или нас сожрут. Или сначала мы утонем в болоте, а потом нас сожрут.
Болото булькнуло, соглашаясь с Юленькой.
— Нас и тут сожрать могут, — спокойно возразил Алекс, перекидывая рюкзак на другое плечо. — Было бы кому… ты лучше на небо глянь.
Юленька глянула и обомлела: каменистая поверхность собиралась складками, выпускала смолянистые нити, на которых вздувались крупные, тонкостенные шары.
Мыльные пузыри на трубочке. И снежная буря заперта в прозрачных стенах, бьется-рвется, прорывается.
Шар беззвучно лопнул, обсыпав Алекса мелкой трухой.
— Берегись! — крикнула Юленька, вскочив.
Алекс же снял пушинку с волос, понюхал, а потом и вовсе на язык положил.
— Сладкая, — сказал он и поежился. — Но все равно идти надо. Если не по болоту, то хотя бы по краю. А то мало ли…
Ветер поднялся внезапно, срывая перезревшие пузыри. Он сталкивал их друг с другом, высвобождая сладкий снег, и его становилось все больше, а опускался он все ниже, того и гляди коснется Юленькиных волос, осядет липкой сахарной ватой, которую потом не вычесать будет.
Юленьке и так с волосами тяжело! Она бы обрезала, но мама против. Мама говорит, что у девочки должна быть коса, иначе это не девочка, а недоразумение. Но мамы нет, Алекс же уходит. И Юленька вынуждена его догонять.
Она бежит по краю болота, и мерзкая жижа всхлипывает под ногами. Юленька сама готова плакать. И спеша утешить, на щеки садятся пушинки. Прилипают. Уже не сахарная вата, но мошки, живые, холодные. Юленька хочет смахнуть, но Алекс хватает за руку.
— Бежим.
Побежали. Юленька не любит бегать. И физкультуру тоже. Она устает быстро. И вообще она слабенькая — мама уверяла, что от рождения, а физрук — что от безделья. Он назвал Юленьку клушей, и конечно же потом две недели — бесконечно длинные две недели — Юленьку только так и называли.
А она не клуша! У нее просто не все получается.
— Давай, давай… — Алекс волок за собой, и Юленька бежала, хватая ртом воздух и живые снежинки. Они и вправду были сладкими, как сироп.
А кроссовки — мокрыми. И джинсы тоже. До самых колен болотом забрызгало.
— Быстрей.
Не может она быстрей! И вот-вот споткнется. Всегда спотыкается на кроссе. И сгибается от боли в боку, и бредет, лишь бы дойти до черты, стать и отдышаться.
А физрук орет. И свистит. Те же, кому повезло прибежать первыми, хихикают.
— Давай же! — кричит Алекс, и Юленька спотыкается. Падает в желтую слизь, рассаживая ладони о дно, а сверху вдруг наваливается мягкое и влажное, совсем как отсыревшее бабушкино пуховое одеяло.
— Юлька, держись!
Голос Алекса долетел издалека. А тяжесть нарастала, грозя раздавить. Уже не одеяло — мягкая лапа чудовищного зверя, который дышал в спину, и дыхание это становилось ветром.
Ее вжимало в болото. Еще немного и Юленька захлебнется. Или ее раздавят.
Прямо сейчас раздавят.
Вот сейчас.
Уже скоро.
Но тяжесть исчезла, и холодный звериный язык лишь тронул шею. А потом стало тихо-тихо, почти как прежде. Но Юленька лежала, не смея открыть глаз. Только приподнялась на локтях. С лица, с волос стекала жижа, отваливалась целыми кусками.
И выглядело это все, должно быть, мерзко.
— Крышкина-Покрышкина, — спросили ее шепотом. — Ты живая?
— Не знаю, — честно ответила Юленька, руками стряхивая слизь с одежды, с лица, с волос… Комочки расползались в пальцах, размазывались по коже, норовили забраться в рот.
— Рррра! — донеслось откуда-то издалека. — Р-ра! Ррра!
И земля под Юленькой вздрогнула.
— Отползай, — все также шепотом велел Алекс, сам пятясь назад. Он полз ловко, извиваясь совершенно по-змеиному, а вот у Юленьки снова не получалось. У нее тело нескладное. И вообще она девочка, а девочкам не положено по грязище ползать. И вообще ползать. Только разве Алексу скажешь? И тем, другим, которые рычат?
Помыться бы… или хотя бы салфетку. Лучше упаковку влажных салфеток. В Юленькиной сумке были — мама положила — но сумка осталась в другом мире. А в ней и расческа, и зеркальце, и гигиеническая помада с маслом жожоба, а еще крем увлажняющий, без которого щеки начнут шелушится, а на лбу непременно прыщи выскочат.
Юленька потрогала лоб, липкий, но гладкий.
А по миру разлились туманы, густые, как крупяная каша на молоке. И в белизне этой проступали кривые тени существ, названия которым Юленька не знала. Тени дергались, сталкиваясь друг с другом, и тогда раздавался гадкий скрежещущий звук. Еще тени рычали и прыгали, точно в пляске, и с каждым прыжком они приближались.
— Бежим? — предложила Юленька.
— Нет. Тогда точно заметят. Сюда давай.
Алекс дернул за руку, и Юленька подчинилась, втискиваясь в узкую расщелину.
— Сиди смирно.
Юленька кивнула. Они прятались за гранитным клыком, достаточно широким, чтобы скрыть их от чудовищ. Юленька сидела тихо, не дыша. Время от времени она выглядывала, дрожа от страха, холода и отвращения. Она терла-терла щеки, но лишь размазывала грязь. А вдруг та ядовита? Или аллергенна? Точно аллергенна, вон и нос чешутся, и голова тоже. Очень хотелось плакать, но Юленька изо всех сил держалась. Как знать: вдруг те уродливые существа услышат?
Чем ближе они подходили, тем огромней и ужасней становились. Кривые, ломанные, словно слепленные наспех из булыжников и обломков дерева, великаны двигались рывками, то и дело застывая в причудливых позах. И тогда раздавался рык:
— Ррра!
— Ррру!
— Рррах!
— Мамочки! Мамочки… — Юленька вцепилась во влажную косу.
— Сиди, Крышкина.
— Р-ррау! Ррра!
Юленька не сможет. Ей страшно. Сердце колотится громко. Того и гляди вовсе из груди выпрыгнет. Прямо под ноги великанов.
— Ты только глянь! — с восторгом прошептал Алекс, подвигаясь к самому краю зуба.
Ему-то хорошо. Он смелый. И вообще с ветром в голове. Юленька слышала это от классухи, но до конца не поняла, что значит с ветром. А сейчас вдруг вспомнила.
И еще вспомнила, что саму Юленьку классуха хвалила, сказала, будто бы она — всецело положительная особа. Именно так и выразилась, чем маму рассмешила. Юленьке нравилось, когда мама улыбается… где она сейчас?
— Они же… они же играют! — выдохнул Алекс, запихивая рюкзак под живот.
Баринов лег, вытянулся в норе, сунув грязные свои кроссовки Юленьке под нос.
Меж тем, грохот нарастал. Как будто надвигался поезд. Но любопытство перебороло страх, и Юленька выглянула. Всего на чуть-чуть, чтобы увидеть то, что видел Баринов. А видел он троицу гигантов, перебрасывающих друг другу шар. Его подхватывали кривыми руками, чтобы перекатить на плечо, а уже с плеча снова кинуть. Руки хлысты были неожиданно ловкими. Но шар все равно норовил выскользнуть и грохнуться.
— А еще у них голов нет, — сказала Юленька, разом успокоившись.
Ведь те, у кого нет голов, не имеют ни глаз, ни ушей. И убежать от них будет проще простого. Теоретически, как любит повторять папа.
А мама — мама-я-устала-от-твоих-фантазий — при этом повторяет, что теория с практикой расходится.
С родителями вообще все сложно.
Земля же вздрогнула в очередной раз, и Юленька с удивлением поняла, что почти и не боится уже. Она высунулась из укрытия, разглядывая чудовищ. А те, увлеченные игрой, по-прежнему ничегошеньки вокруг не замечали.
— Ррра! — взревел один, подбросив шар так высоко, что тот почти исчез во мгле.
— Рррух! — крикнули в ответ другие, растопыривая кривые руки.
Бледные тени их пролетели над Юленькой, заставляя пригнуться.
— У…
Со свистом и грохотом каменный мяч вернулся с небес. И существо, принимая удар, покачнулось. Ноги-коряжины разъехались, тело изогнулось, как будто бы костей в нем не было, и рухнуло. Шар вылетел и покатился, издавая протяжный, гулкий стон. Он пронесся рядом с клыком, с хрустом перемолов зубы поменьше и оставив четкий след-канаву.
