Любовник Большой Медведицы - Песецкий Сергей Михайлович (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Братья и Кася попрощались с остающейся дома родней. Я тоже решил попрощаться, вслед за ними. Пожал сильные ладони Матея, Ганны и их дочек.
— Дай Бог счастья! — говорили мне все.
За сараем вышли в поле и нырнули в снежную круговерть. Василь шел первым, за ним — Симон. Кася третья, за ней — я, Игнат замыкал. Я на ходу держал правую руку за пазухой, на рукоятке заряженного парабеллума. Его купил для меня Щур, мое оружие забрала полиция, когда арестовала у Калишанок. В левом кармане кожуха лежали пять запасных магазинов и фонарик.
Мы долго шли полем в нескольких десятках шагов от леса. Потом зашли в лес и пошли, петляя между высокими соснами. По поведению Василя — по особенной его осторожности — я заключил: граница близко. Шли теперь медленнее, останавливаясь время от времени.
Метель не унималась. Я едва видел идущую впереди меня Касю. Белизна кожуха и шапки сливалась с белизной снега, и впереди себя, внизу, я видел только темное мелькающее пятно девичьей юбки… На ногах у нас были длинные белые сапоги, их тоже нельзя было отличить от снежного фона.
Вышли из леса. Перед нами вьются клубы летящего снега. Стоим на краю приграничной просеки. Кася расстегивает кожух и заправляет юбку в белые штаны, одетые под ней. Теперь нас никак не разглядеть на снежном фоне. Когда стоим неподвижно, нас трудно разглядеть даже в упор.
Идем вперед. Теперь мне приходится держаться очень близко от идущей впереди дивчины. Сквозь метель тянутся неровные и, кажется, движущиеся нити — колючая проволока. Думаю: как же мы через них переберемся? Нет у нас ни матов, ни жердей, ни ножниц. Но Василь идет уверенно вперед, и вскоре изгородь кончается, мы оставляем ее по правую руку.
Заходим в лес по другую сторону границы. Метель усердно, торопливо заметает наши следы — две длинные глубокие борозды. Через час тут снова станет ровно и гладко.
В лесу тихо. Движемся, как призраки, без дороги, скользим меж огромными стволами, минуем снежные кучи кустов. Пробираемся через сугробы, валимся в укрытые снегом ложбины.
Снова выходим в поле. Я не различаю ничего вокруг. Только чувствую, вверх идем по склону или вниз. Наползает на меня сонливость. Одинаковость движений усыпляет, будто колыбельная. Уже автоматически, полусознательно, слежу за мелькающей впереди спиной дивчины. Отличаю ее лишь потому, что она — мерно подрагивающее белое пятно на неподвижном белом фоне. Среди пятна этого различается чуть более темный прямоугольник носки, все движущийся и движущийся вперед.
Воображению моему открываются разные образы, вижу множество людей. Говорю с ними и, не замечая того вовсе, бреду вперед.
Чувствую себя в полной безопасности. Идем очень осторожно, но ничем практически не рискуя. Укрывает нас метель, прячут белые одежды, проводник уверенный, местность знает досконально — проводит без сучка и задоринки, дело легкое. А если и случится что, так отскочил на пару шагов вбок — и навсегда сбил погоню со следа. К тому же в кармане у меня парабеллум — машина надежная, безотказная.
К полуночи подходим к большому сараю. Становимся в затишке под стеной. Где-то слева забрехал пес. Почуял нас, с наветренной стороны он. Братья переговариваются шепотом, Кася снимает носку с плеч, вытягивает юбку из штанов и идет вдоль стены сарая. Скрывается за углом. Возвращается минут через пятнадцать.
— Сказали в стодолу идти. У них спокойно. Дядя сейчас придет.
Обходим сарай и оказываемся перед большими воротами. Кася отмыкает принесенным ключом большой замок и медленно отодвигает засов. Заходим внутрь. Окутывает меня тишина, темнота, тепло. Скидываем носки с плеч. Братья остаются внизу, а я забираюсь на сеновал. Делаю в сухом ароматном сене глубокую нору и прячусь в нее. Закутываюсь в кожух. Мне мягко и тепло. Глаза слипаются. Слышу: заходит кто-то в сарай. Долго разговаривают вполголоса. Затем двери сарая замыкаются снова. Братья тоже залазят на сеновал и принимаются укладываться. Однако нор не делают. Василь устраивается неподалеку от меня.
— А где Кася? — спрашиваю.
— В хату спать пошла.
— Это хутор?
— Нет, деревня. Двадцать три двора.
— Как бы не засыпали нас.
— Да что ты говоришь такое? Народ верный… Да и не знает никто, что мы пришли.
Удовлетворяюсь таким объяснением и вскоре засыпаю.
Просыпаюсь поздно. Братья уже проснулись и разговаривали тихонько, сидя на сене. Через час пришел высокий крепкий мужик в длинном желтом кожухе. Видом напомнил мне Матея — важный, степенный, рассудительный, говорит раздумчиво. Часто повторяет: «И вот, к примеру, расскажу вам». Зовут Андреем. Рассказывает нам много всяких известий и вещей, мне безразличных, но Доврильчуков очень интересующих.
Вскоре приходит Кася. У нее в руках большая корзина, плотно прикрытая рядном. Медленно взбирается по лестнице, держа корзину в руке. Я подхожу к краю, забираю у нее корзину.
— Добрый день, Кася! — говорю ей.
Она улыбается радостно, отвечает:
— И вам доброго дня!
Ставлю корзину на сеновале рядом с Василем, быстро иду назад, чтобы помочь Касе взобраться. Беру ее за руку. Дивчина спрыгивает с лестницы на сено и чуть не падает. Подхватываю ее, стискиваю, несу. Дивчина краснеет.
— Ах, какая я… неуклюжая!
— Это я виноват. Помешал Касе!
Она глянула на меня ладными карими глазами, улыбнулась.
Завтракаем: яичница, жареное сало, блины. Василь вынимает из карманов кожуха две бутылки водки. Пьем по очереди — стакан один. Вдруг дядя Андрей кивает в мою сторону и, показавши ладонью на Касю, говорит:
— А это, к примеру, нареченный ее?
Дивчина краснеет, опускает глаза. Братья смеются.
— Нет, гость это наш, — говорит Василь.
Стрый размышляет над Василевыми словами и заключает:
— Гость, гость… Вечером, может, и гость, а наутро, к примеру, швагер. Га?
Братья смеются. Я тоже смеюсь, пытаясь скрыть смущение.
— А почему, к примеру, замуж не идешь? — спрашивает Андрей у Каси. — Глянь, выросла как. Сгоришь, девка! Кровь тебя сожжет!
— А чего ей по чужим идти беды искать? — встревает Василь. — В доме хлеба и работы на всех хватает. Мы ее не неволим. Сваты приезжали не раз — отказывала.
Затем дядя Андрей собирается уходить. Нужно ему отвезти товар в местечко неподалеку, где купец издавна принимает от него контрабанду. Не все время этим промышляет, только по случаю. Кася выходит вместе с дядей.
Вечером дядя Андрей с Касей снова приходят в сарай. Дивчина приносит корзину с едой, а у дяди на плечах большой мешок. Залазит с ним на сеновал.
Долго ужинаем. Выпиваем две бутылки самогона, принесенного Андреем. Затем братья и Андрей подсчитывают стоимость принесенного нами товара. Длится это долго. Наконец, подсчет окончен. Андрей вынимает из мешка восемьдесят пять лисьих шкурок и отдает Василю. Затем вручает ему несколько десятков золотых монет. И говорит:
— У нас, на такой пример, все по-божески. Мы ж кровные. И вы заработаете, и мне накапает. Проживем как-нибудь! Только б здоровье.
Собираемся в дорогу. Братья пакуют шкурки в две носки, их берут Василь и Игнатий. Я протестую. Говорю, что товар все нести должны, кроме Каси.
— Тут и двоим нести нечего! — отвечает Василь.
Потом выходим из сарая. Стрый прощается со всеми по очереди и советует Касе:
— Ты бы, девка, не ходила за границу, а еще, на такой пример, в штанах! Не по-божески то!
— Зато удобно! — говорит весело Симон.
Отправляемся в обратный путь.
Назавтра подошел ко мне Василь и спросил:
— Чего за дорогу хочешь — две шкурки или двадцать пять рублей?
— Ничего не хочу. Пусть вам остается… за мое содержание.
Василь запротестовал энергично, и мне пришлось взять двадцать пять рублей.
Перед праздниками успели еще раз сходить за границу. Кася на этот раз осталась дома. Может, застыдили ее слова стрыя Андрея. А может, решила сестрам помочь — много тогда работы было по хозяйству.
