Лесник - Эмар Густав (книга жизни .txt) 📗

Три лодки, следующие за первой, как бы нарочно держались на порядочном расстоянии позади, чтобы тем самым, вероятно, засвидетельствовать почтительное уважение сидящих в них к особе губернатора.

Как только с корвета завидели губернаторскую шлюпку, по безмолвному знаку капитана была поднята тревога.

Этот маневр, кажущийся, по-видимому, таким простым для людей непосвященных, в сущности, один из самых трудных и сложных.

Он должен быть исполнен в пять минут и в одно мгновение нарушает весь обычный ход жизни моряка.

За пять минут все внутренние перегородки корвета были сняты, огни в камбузе потушены, люки открыты, оружие вынесено наверх и роздано экипажу, пушки приготовлены к бою, баки залиты водой, фитили зажжены; для раненных был устроен спуск на среднюю палубу, где на столе были разложены инструменты и где хирург, при помощи фельдшеров, мог их принять в свое ведение в случае необходимости; бегучий такелаж был укреплен, реи упрочены подпорками, матросы выстроены в полном боевом порядке, констапели 22 у орудий, марсовые — на своих местах, пожарные трубы и абордажные крюки приведены в готовность, сети натянуты, а для подноски пороха оставлен проход; словом, все находилось на своем месте и каждый — на своем посту, от командира до последнего юнги, который носит пушечные заряды, не говоря об оружейных мастерах, конопатчиках, плотниках и рулевых, каждый из которых, согласно своей специальности, заботится о безопасности корабля. Не станем мы также перечислять множество важных подробностей, которые остались бы непонятными для большинства читателей, скажем только, что все эти сложные и вместе с тем согласованные действия, направленные на достижение одной цели, должны быть кончены в пять минут, так что не успеешь перекреститься.

Разумеется, экипажи на военных судах постоянно упражняются по целым месяцам, добиваясь, чтобы этот маневр удавался им мало-мальски сносно.

Граф стоял, облокотившись о борт, и следил украдкой за тем, что происходило вокруг него, не подавая вида, какое значение это имело для его тайных планов.

Он остался поражен быстротой и четкостью в исполнении маневра экипажем корвета «Жемчужина». Не прошло и четырех минут, как каждый был на своем посту и готов к бою.

«Гм! — рассуждал про себя дон Фернандо, кусая усы. — Вот это противники! Наделают они нам хлопот, если мы не остережемся! Молодцы! Жаль, что тут нет Мигеля, это заставило бы его призадуматься, полагаю».

Между тем губернаторский катер быстро приближался. Вскоре он уже находился у борта.

Капитан и граф встретили дона Рамона де Ла Круса на нижней ступени трапа, дон Пабло предложил руку донье Линде, дон Фернандо завладел рукой доньи Флоры, и все вместе поднялись на палубу.

Едва губернатор ступил на нее, как его приветствовал залп из одиннадцати орудий, кверху взвился испанский флаг, а выстроенное для его встречи войско с барабанным боем отдало ему честь.

Эти почести были преувеличены; на самом деле дон Рамой де Ла Крус, в качестве бригадира и губернатора, имел право на салют всего из семи орудий, без тревоги и барабанного боя, а тем более без поднятия национального флага на грот-мачте. Но дон Пабло Сандоваль любил все делать на славу и хотел польстить гордости губернатора, имея важный повод сохранять с ним наилучшие отношения. Своей цели он достиг полностью.

Дон Рамон де Ла Крус, властью короля испанского являющийся губернатором Панамы, буквально пришел в восторг от таких необычайных почестей и не знал, чем выразить свое удовольствие командиру корвета, который с напускной скромностью извинялся, что не сумел принять его лучше.

ГЛАВА XII. Почему дон Фернандо согласился на приглашение капитана Сандоваля

Три другие лодки, о которых мы упоминали, оставались позади, чтобы предоставить губернатору честь первому взойти на корвет, но вскоре также причалили, и все гости капитана собрались на палубе.

Они принадлежали к самым знатным и богатым семействам в городе.

Каждый кавалер подал руку даме, и все направились вслед за губернатором, изъявившим желание осмотреть судно, пока экипаж еще оставался на местах и он мог в одно и то же время видеть и корвет, и людей.

Дон Фернандо и донья Флора не интересовались этим зрелищем — он, вероятно, будучи сам моряком, не находил в нем ничего нового, она, быть может из женской робости, не чувствовала стремления к развлечениям подобного рода; а возможно, оба по особой, им одним известной причине оставались к нему равнодушны. Незаметно пропустив вперед всех других гостей, молодые люди сами понемногу отстали и, пользуясь этим уединением в толпе, все внимание которой было приковано к занимательным по своей новизне предметам, завели вполголоса разговор, судя по выражению их лиц и блеску глаз, не только оживленный, но и чрезвычайно увлекательный.

Уже несколько раз дон Фернандо имел случай встречаться таким образом с доньей Флорой наедине, — мы говорим «наедине», потому что влюбленные, величайшие эгоисты на свете, все относят к себе, видят одних себя и ничего не замечают, кроме того, что относится непосредственно к их любви.

Донья Флора, глаза которой при первой встрече с доном Фернандо так явственно выдали ему, что происходило в ее сердце, не сочла нужным взять назад свое безмолвное согласие, когда он признался ей в любви со свойственным влюбленным лицемерием, очень похожим на бесчестность, так как объясняются они только тогда, когда в глубине сердца уверены, что объяснение их будет выслушано без гнева.

— А вы, донья Флора, любите ли вы меня? — заключил свое объяснение дон Фернандо.

Вся вспыхнув и дрожа от волнения, молодая девушка устремила на него свой ясный и невинный взгляд и, тихо опустив свою руку в его, ответила одним словом:

— Люблю.

Казалось бы, короткое, избитое слово, но как же сходил с ума дон Фернандо от радости, от счастья, когда услышал его!

С этой минуты при каждом удобном случае молодые люди вели нескончаемые разговоры на ту же полную очарования тему, никогда не истощающуюся и не утрачивавшую своей прелести со времени появления на земле мужчины и женщины, суть которой заключается в трех словах: любить, быть любимым.

Величайшее наслаждение влюбленных — нескончаемо рассказывать друг другу историю их любви: как она началась, что они испытали, впервые увидев предмет своей страсти, как электрическая искра в одно мгновение пронзила их сердца, заставила затрепетать все их существо, открыла им, что они наконец нашли того или ту, для кого впредь только жить и будут, — весь этот милый вздор, подсказываемый страстью, имеет, однако, неодолимую привлекательность, мысли утопают в океане несказанных и неведомых до того времени наслаждений, слово, взгляд, пожатие руки украдкой заставляют пережить век блаженства в один миг.

Но влюбленные ненасытны; чем больше они получают, тем больше требуют; разлука для них величайшее зло; видеться, говорить друг с другом для них верх счастья; глагол «любить» такой приятный, что во всех уголках земного шара и на всех наречиях его спрягают без умолку и тем не менее только в одном виде: я люблю! Эта нежная болезнь сердца есть ясное, простое и вместе с тем сложное выражение божественного луча, вложенного Творцом в души всех Его созданий.

Дон Фернандо и донья Флора любили друг друга всеми силами души, они знали это, говорили один другому сотни раз и не уставали повторять все с тем же радостным трепетом, тем же содроганием блаженства.

Дон Фернандо видел донью Флору у ее отца, в обществе, так как часто получал приглашения, у обедни, на прогулке — словом, везде, однако ему казалось, что этого недостаточно. Не станем утверждать, что Флора не разделяла такого мнения; молодая девушка любила со всей нежностью сердца, полностью отдавшегося предмету своей страсти, и с наивным чистосердечием гордой и девственной души.

Расхаживая по корвету и бросая вокруг себя рассеянные взгляды, не замечавшие ничего кроме доньи Флоры, молодой человек жаловался на тяжелые оковы, которые вынужден был налагать на свою любовь.