Кладоискатель и доспехи нацистов - Гаврюченков Юрий Фёдорович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Бряцая оружием, мы полезли из окопа, словно в атаку. Глинник первым делом кинулся искать головной убор. Нашел висящим на дереве, к счастью в пределах досягаемости, и бросился догонять нас.
Мы столпились у бывшего блиндажа, на месте которого теперь зияла яма. Взрывом разворотило потолочные перекрытия и стены. Бревна встали раком. Вокруг валялись разбросанные лотки и неразорвавшиеся летучки.
Лоток имел ручку и напоминал чемодан. У немцев лотки были алюминиевыми. Однажды мне посчастливилось наткнуться на целое Эльдорадо таких контейнеров. На речке за Апраксино, на полпути к которому находилась сейчас наша группа, мы с Крейзи обнаружили остров, изрезанный паутиной окопов. Начали рыть ближайшие к воде – стоял июнь, и было уже тепло. Там мы отыскали массу опорожненных лотков. В одном я нашел пачку слипшихся немецких газет. Воды в лоток проникло немного, и газеты вполне можно было читать. Начинкой другого контейнера были агитационные мины с листовками, призывающими русских сдаваться в плен. Пароль для перехода линии фронта был: «Штык в землю!» Гансы, занимавшие этот остров, пропагандой брезговали, поскольку лоток лежал на дне окопа в качестве настила. В некоторых ящиках лежал люфтваффовский камуфляж, почти не сопревший. Мы взяли, сколько смогли унести. Один комплект формы по сию пору хранится у мамы дома.
Появились мы на острове тогда своевременно. В другой раз, когда Крейзи отправился туда с Пухлым, их встретил отряд «красных следопытов» – голов двадцать школьников под предводительством четверки строгих мужиков, судя по замашкам, афганцев. Мужики наваляли конкурентам по шее, обвинив их в недостатке патриотизма и обозвав падальщиками, как будто сами занимались сбором гербария. Крейзи с Пухлым отбыли восвояси, спасовав перед противником, превосходящим их в живой силе, и принялись спешно собирать зондеркоманду.
Через два дня мы, вооруженные трешками и ганс-винтами, всей кодлой прибыли на остров с целью вытеснения оккупантов, но оказалось, что биться не с кем. Следопыты ретировались в неизвестном направлении, на совесть вычистив остров. Траншеи были вскрыты, валялись ржавые пулеметные ленты, гнилые летучки и прочий мусор. Остальное, более или менее ценное, было унесено. Вероятно, афганские пройдохи организовали при школе военно-патриотический кружок, запудрили детям мозги и вывезли на раскопки в качестве дешевой рабочей силы. Поживились они неплохо. Бутер какой-нибудь передали на экспозицию в комнату боевой славы, остальное под видом сдачи в военкомат забрали себе. Можно представить, что лежало на позициях, куда вгрызся гитлеровский десант! Амуниции, оружия и боеприпасов должно было остаться навалом. Обидно, что не попали мы на этот праздник.
В поисках трофеев, которые могло выкинуть взрывом, мы принялись рыскать вокруг ямы, словно стая сбрендивших грибников, перепутавших третью охоту с первой.
Бродили-бродили. Глинник нашел смятый медный котелок, а Дима – «смертник», вероятно попавший в блиндажную насыпь с общей массой наваленной земли. Это был алюминиевый овал, чуть побольше черпачка столовой ложки, разделенный пополам перфорацией. С каждой стороны был выбит личный номер владельца. В случае его гибели жетон разламывался пополам кем-нибудь из похоронной команды, одна половинка оставалась на трупе, другая нанизывалась на огромную английскую булавку. В отличие от наших, немцы подходили к вопросам учета с присущей им аккуратностью.
Диме вообще везло на «смертники». Как-то, в перестроечные еще годы, он сдал шестнадцать штук в германское консульство. Причем совершенно бескорыстно, повинуясь некоему внутреннему чувству долга. Примерно через год ему позвонили и попросили сопроводить к местам захоронений. Дима был парень правильный. Прибывшая из ФРГ родня павших гансов подарила ему неплохой бундесовский камуфляж. Даже странно, что после этой истории будущего мента не затерроризировал назойливыми расспросами КГБ. Впрочем, тогда начиналась эпоха добрососедских отношений с Западной Европой, да и в воздухе начинало пахнуть свободой.
Но похоже, только Димон был таким бессребреником. Я знавал людей, которые делали бизнес на трепетном отношении цивилизованных граждан к памяти своих предков. Этих «черных следопытов» оружие интересовало мало. Они его носили (на полях сражений не избежать опасных встреч), но основной специализацией были жетоны и личные вещи, найденные при останках. Существовали целые подпольные турбюро, устанавливавшие личность обладателя номера и связывавшиеся с его живыми родственниками. Те, как правило, всегда хотели посетить могилу любимого брата-отца-деда, героически сложившего голову на Второй мировой войне. Въехавшим в СССР под видом туристов немцам продавали жетон, могли сопроводить на точку. Иногда к «смертнику» прилагался мешок с костями. В этом случае прах «дойче зольдатен» можно было транспортировать для перезахоронения в родной земле. Говорят, обе стороны оставались весьма довольными.
Не знаю, для каких целей собирался употребить спою находку Дима. Он тщательно вытер ее о штаны и быстро убрал в карман. Спросить его я не успел – Акимов нашел «огурец», и все внимание переключилось на новую игрушку.
Чудно сохранившаяся ружейная граната отечественного производства по форме и в самом деле напоминала толстый огородный овощ. Только была рыжая от ржавчины. Металась она из дульной насадки выстрелом холостого патрона.
Запустить трофей взялся Пухлый, для этого у него имелось соответствующее приспособление. Он достал из рюкзака насадку, надел на ствол балдорисовской трешки и затянул зажим вокруг мушки винтами на «барашках».
Пока Аким очищал «огурец» от корки окислов Пухлый вытащил из гильзы пулю и заткнул отверстие травяным пыжом. Клацнул затвором, запирая патрон в казеннике. Деловито зарядил «огурец» и опустился на колено, уперев приклад трешки в землю. Мы из предосторожности отошли. Гнилая граната могла бабахнуть сразу при выстреле. Находили же в лесу развороченные винтовки со стволом, развернутым как цветок. Кто-то запускал «огурец». Взрывались для своего размера ружейные гранаты исключительно сильно. Вероятно, начинкой служил не тол, а что-нибудь помощнее, наподобие гексогена. На трупы, правда, не натыкались. Должно быть, упокоились в торфяниках. Сами мы, не приведи Господь кому подорваться, тащить в город дохлого товарища, ясное дело, не стали бы.
Но Пухлый интуитивно чувствовал, что его покарябанной морде ничего не угрожает.
Со стороны дороги, куда было направлено оружие, послышался треск мотоцикла.
– Вован! – крикнул я, чтобы предотвратить возможное несчастье, но Пухлый только мотнул головой в дурацкой фуражечке и надавил спусковой крючок.
Граната с хлопком покинула насадку и, описав дугу, скрылась за верхушками сосен. В барабанные перепонки толкнуло грохотом приглушенного деревьями взрыва. Мне показалось, что мотоцикл смолк. «Пуля виноватого найдет?» Но нет, тарахтенье продолжалось.
– Вован, – сказал я, – ты зачем в направлении дороги пальнул, вдруг там ехал кто?
– Да насрано на него, – махнул рукой Пухлый, укладывая насадку в рюкзак. – В той стороне деревья были ниже.
Ну, вольному воля, тем паче что мотопед остался цел и невредим.
– Давайте по летучкам стрелять, – предложил Дима, снимая с плеча СВТ.
Предложение было воспринято с энтузиазмом. Забравшись в окоп, мы начали выискивать мишени.
Было это непросто, так как ржавые мины на фоне вывороченной земли почти не выделялись.
Первым шмальнул засевший рядом со мной Боря, Переключатель скорости огня он повернул в первое положение, из него пулемет садил одиночными. С шумом отъехал массивный затвор, выдув дымящуюся гильзу. Обладая длинным ходом и множеством движущихся частей, деготь в простом-то передергивании гремел и лязгал нещадно, а при стрельбе – напропалую оглушал. Как и вся советская техника, «Дегтярев, пехотный» был тяжелым, грубым, внушающим ужас своим топорным видом оружием.
Боря тут же выстрелил повторно и опять не попал. Стегнул из трешки Балдорис, и с тем же результатом. Затем нашу кодлу словно прорвало. Должно быть, заметили летучку. Затрещали выстрелы, у развалин блиндажа закипела фонтанчиками земля. Я на всякий случай пригнулся. Оружия у меня не было. В этих ковбойских играх я принимал участие чисто как наблюдатель. Голову же стоило поберечь. Били, били, наконец кто-то попал в мину, и она взорвалась.
