Падь Золотая - Лавринайтис Виктор Брониславович (читаемые книги читать TXT) 📗

— Много… Простой пилой — час, не меньше…

В это время начала работать, громко застучав мотором, электростанция. Женщина что-то включила, и стальная зубчатая лента с огромной скоростью — так что казалась неподвижной — побежала по роликам. Только резкий, сильный звук указывал ее движение. Пильщица приставила раму к дереву. Брызнули и полились желтой струйкой опилки. Пила вонзилась в дерево, как нож в масло. Прошло не больше минуты — сосна накренилась и с приглушенным, но далеко раздавшимся гулом рухнула на землю.

Улыбнувшись ребятам глазами, пильщица подошла к другому дереву, К третьему… к десятому. Изумленные и восхищенные, ребята следовали за ней. Остальные рабочие обрубали со спиленных деревьев сучья и складывали их в кучи. Они едва успевали за одной электропильщицей — молодой и, видать, совсем не сильной женщиной.

— Сейчас, ребята, посмотрим, как трелюют бревна, — сказал дядя Коля.

— Трелюют?

— Ну, подвозят спиленные бревна. Подтаскивают их к лесовозной дороге.

— Значит, там тяжело, — решил Паша. — От такой пилы у дедушки не болела бы спина.

Капустин привел ребят туда, где уже спиленные и очищенные от сучьев деревья лежали длинными неправильными рядами. Ребята попытались сдвинуть бревно. Оно было точно налито свинцом и даже не пошатнулось.

— Да-а, попробуй-ка, потаскай такие!

— А где рабочие? Обедают?

На бревнах сидел только один мальчишка. Он давно с любопытством поглядывал на ребят. Но сейчас, когда они направились к нему, сделал вид, что даже не замечает их.

— Знакомьтесь, ребята, — сказал дядя Коля, — и побудьте здесь одни. Мне надо сходить по делам.

— Александр Афанасьевич… — небрежно приложив руку к помятой, с оторванным козырьком фуражке, назвал себя мальчик и привстал.

Ребята опешили. Что за птица такая: Александр Афанасьевич? А ростом с Пашку, и нос шелушится.

— Евгений, — назвал себя Женя, но посмотрел на мальчишку с неприязнью.

Ребята по очереди, так же скромно, отрекомендовались.

— Федька! — представился последним Федя. — До Федора Петровича еще нос не дорос…

Это был явный вызов. Но мальчишка ответил на него самым обидным образом: сплюнул через зубы и даже глазом не повел, будто для него никакого Федьки не существовало.

Федя сдвинул картуз на затылок и посмотрел на Женю. Тот отрицательно покачал головой. Проучить бы за зазнайство, конечно, надо, но получится не по-честному: мальчишка один, а их пятеро.

— Ты учишься? — как можно миролюбивее заговорил первым Женя.

— Конечно, учусь.

— В каком классе?

— В пятый перешел.

— Учительница у вас хорошая?

— Конечно, хорошая.

Говорил он нехотя, отрывисто и вообще держался, как задавала. Обиднее всего, что он скажет слово — и сплюнет, скажет второе — опять сплюнет. Как ни старался Женя держаться спокойно, но в нем уже закипало. Говорят как с человеком, так же и ты говори.

— Послушай-ка… — начал он.

Но Федя перебил его.

— Эй, ты! — выступил он. — Ты с Женей так не разговаривай. Он бы пятерых таких убрал, да только связываться не хочет! Ну, а я ничего, я свяжусь! Ишь, какой нашелся: говорит будто лает, да еще и плюется! Так осажу….

Мальчишка, видно, смутился.

— Я, ребята, так… Я ничего… — заговорил он. — Это механик наш Александром Афанасьевичем меня прозвал, а так, ребята, я просто Шурка.

Федя неохотно отступил на шаг, но картуз его был красноречиво сдвинут на затылок и руки в карманах.

— А здесь что ты делаешь? — уже дружелюбно спросил Женя.

— Бревна трелюю.

— Трелюешь?.. — Женя переглянулся с ребятами. — Нам дядя Коля говорил, что трелевать — значит, бревна к дороге таскать. Верно?

— Верно. Вот я и трелюю. Десять дней уже!

— Врешь ты! — воспользовавшись замешательством, опять выступил вперед Федя. — А еще Александром Афанасьевичем прозвали. Шуркой ты был, Шуркой и остался!

— Как — вру? — опешил от неожиданного нападения Александр Афанасьевич, недоуменно заморгав белесыми ресницами.

— Ты?! Таскаешь?.. Врет, ребята, хвастунишка и задавака этот! Да мы все брались, даже пошевелить бревно не могли, а он на тебе: «Таскает»!

— Эге! — оправившись от смущения, вдруг оскорбительно усмехнулся мальчишка.

— Вот тебе и «эге»! Подними-ка сейчас, хоть за конец, вот это, самое тонкое. Подними!

— Да ты, я вижу, с неба свалился. Ничего не понимаешь, как вот это бревно.

Федя так и подпрыгнул:

— С неба? Бревно? Я?! А ну, выходи! Один на один, Я тебе наподдаю!

— Мне? Наподдашь?

Разговор принимал опасный оборот. Женя был в затруднительном положении, не зная, что предпринять. Но, к счастью, к ребятам, погромыхивая гусеницами и переваливаясь, как утка, катился трактор. Около бревен он ловко развернулся.

— Александр Афанасьевич! — высунувшись из кабины, прокричал чумазый тракторист.

Мальчишка, презрительно посмотрев на Федю, побежал к трактору, принял от стоящего на платформе унылого на вид рабочего связку стальных тросов и, делая из них петельки, стал надевать на вершины бревен. Унылый рабочий неуклюже слез с платформы и занялся тем же. Тракторный двигатель в это время продолжал работать, но трактор стоял на месте. Медленно вращался барабан, разматывая толстый длинный трос. Приехавший рабочий оттаскивал его к бревнам.

Тракторист быстро вылез из машины. Он помог мальчику и рабочему закрепить тросики на бревнах, а крючки их свободных концов зацепили за толстый трос, который спускался с трактора.

Тракторист все проверил, похлопал мальчика по плечу и вскочил в кабину:

— Тащим, Александр Афанасьевич?

— Тащим, Яков Иванович!.. Эй ты, картуз, посторонись! — крикнул сурово Александр Афанасьевич. — Да и вы тоже. Шляются тут… Женя, отойди, придавить может.

Барабан на тракторе закрутился, наматывая трос. Вот он натянулся: бревна, одно за другим, дрогнули и, сталкиваясь, бороздя землю, поползли к трактору. Трос подтянул их на металлическую площадку. Несколько мгновений — и площадка вместе с концами бревен, лежащих на ней, поднялась. Унылый рабочий снова взгромоздился на площадку и сел у кабины.

Трактор застучал сильнее и чаще, поднатужился, скрипнул гусеницами и тронулся. Бревна — сразу на полдома, — оставляя на земле глубокий след, потянулись за ним.

Мальчик сел вполоборота к ребятам, показывая полное равнодушие. Однако чувствовалось, что он обижен. Федя смущенно ковырял ногой землю. Шурка оказался настоящим рабочим и совсем не врал, что трелюет бревна.

— Вот так попались мы! — проговорил Женя.

— Ты всё! — напустилась Наташа на Федю. — Иди сейчас же извинись! Помириться надо.

— Не умею я! — буркнул Федя.

— А задираться умеешь? Иди, иди! — Наташа повернула его за плечи и подтолкнула.

Федя покосился на девочку и, ворча под нос, пошел.

— Подожди, Федя, — тихо остановил его Женя. — Наташа, у него ничего не получится. Они обязательно подерутся… Паша, начинай ты первый мириться.

— Сейчас помиримся, — спокойно ответил Паша:

Ребята не слыхали, как Паша затеял разговор с Александром Афанасьевичем, но, когда увидели, что беседа у них идет мирно, подошли. Шура и Паша сидели на бревне лицом друг к другу и оживленно бросались словами.

— Дерево, — говорил Паша.

— Клюква, — отвечал Шура.

— Камень.

— Щавель.

— Корень.

— Красная смородина…

— Не мешайте, ребята! Мы игру придумали. Шурка Мне говорит, что в тайге кислым бывает, а я — что твердым. Кто больше слов скажет, тот и чемпион… Пень.

— Простокваша.

— Э-э, постой! — закричал Паша. — Простокваша хоть кислая, а разве в тайге она водится?

Но Александр Афанасьевич, должно быть, тоже не любил лазить за словом в карман.

— А я ее принесу да поставлю, вот она и в тайге будет, — ответил он. — Давай дальше.

— Помидор…