У последней границы - Кервуд Джеймс Оливер (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
В первые несколько минут Алан пожалел было, что позвал Соквэнну к себе. Это был уже не тот веселый и ласковый старейшина своего народа, что раньше. Это не был уже старик, который радовался играм хорошеньких Киок и Ноадлюк, который любил птиц, цветы и маленьких детей, который сохранил до глубокой старости юношеский пыл. В нем произошла резкая перемена. Он стоял перед Аланом как воплощение рока и несвязно бормотал что-то; в его глазах таилось зловещее пророчество, а худые руки, похожие на птичьи когти, сжимали винтовку. Алан стряхнул с себя неприятное ощущение, охватившее его на мгновение при виде старика, и изложил Соквэнне возлагаемую на него задачу: следить за южной равниной с вершины высокого холма, отстоявшего на две мили от дороги из Танана. Он должен вернуться, когда зайдет солнце.
Беспокойство овладело Аланом при виде этого живого предостережения. Как только Соквэнна ушел исполнять данное ему поручение, Алан приступил к приготовлениям в дорогу. В нем пробудилось сильное желание отправиться сейчас же в путь, не медля ни минуты, но он сумел убедить себя в безумии подобной поспешности. Он будет в отсутствии много месяцев, возможно даже целый год на этот раз; надо многое сделать, заняться массой мелочей, оставить множество инструкций и советов. Он должен во что бы то ни стало увидеться, по крайней мере, со Смитом перед отъездом. Необходимо оставить несколько письменных распоряжений Тотоку и Амок Тулику.
Работа по приготовлению к отъезду подвигалась. Но злое предчувствие упорно не покидало Алана, и он беспрестанно повторял себе, что его страх необоснован и лишен смысла, что никакая опасность не грозит ему. Он старался убедить себя, что был дураком, приказав пастухам вернуться на ранчо. По всей вероятности, Грэйхам совсем не покажется, говорил он себе, а если и покажется, то через много дней или недель. И даже в этом случае он будет бороться законными путями, а не с оружием в руках.
И все же тревога не покидала Алана. По мере того как часы проходили и приближался вечер, какая-то невидимая сила еще сильнее побуждала его скорей уже очутиться на той дороге, что шла за рощей, вместе с Мэри Стэндиш. Между двенадцатью и пятью часами он видел ее дважды. За это время он покончил с письмами. Он заботливо осмотрел свои ружья и нашел, что его любимая винтовка и автоматический пистолет находятся в исправности. Наполняя свой патронташ, Алан в то же время называл себя за это дураком. Он даже отнес некоторое количество патронов и два ружья в дом Соквэнны, говоря себе, что этот дом находится на краю лощины и лучше всего приспособлен для защиты в случае необходимости. Возможно, что «Горячке» придется защищаться, и ружья пригодятся ему, если Грэйхам явится уже после того, как он и Мэри будут благополучно подвигаться по пути в Ном.
После ужина, когда солнце отбрасывало уже длинные тени, Алан в последний раз осмотрел свой дом и запасы пищи, которые приготовила Вегарук. Он нашел Мэри на краю лощины; она пристально всматривалась в сгущающиеся сумерки в том направлении, где лощина была глубже и уже.
— Я покину вас на короткое время, — сказал Алан. — Но Соквэнна вернулся, и вы не будете одни.
— Куда вы идете?
— Не дальше рощи, вероятно.
— Тогда я пойду с вами.
— Я буду очень быстро шагать.
— Не быстрей меня, Алан.
— Но я хочу только убедиться, что в этом направлении все спокойно, пока сумерки не скрыли дали.
— Я помогу вам в этом. — Она взяла его под руку. — Я иду с вами, Алан, — решительным тоном повторила она.
— Да, это очевидно, что вы идете, — весело смеясь, сказал он. Внезапно Алан наклонился и прижался губами к ее руке. Потом они рука об руку пустились по дороге, по которой они ни разу не ходили больше с того дня, что он вернулся из Нома.
Лицо девушки было покрыто легким румянцем; ее прекрасные глаза мягко и нежно светились. Она не старалась этого скрыть от Алана. Он забыл о роще, о равнине, лежавшей за ней, о предостережении Соквэнны быть начеку около расщелины Привидений и мест, к ней прилегающих.
— Я много думала сегодня, — заговорила Мэри Стэндиш. — Потому что вы на такой долгий срок оставили меня в одиночестве. Я думала о вас. И от моих мыслей я чувствовала себя счастливой, как никогда.
— А я был в раю, — ответил он.
— Вы не думаете, что я скверная?
— Я скорее мог бы думать, что солнце никогда больше не взойдет!
— Или, что я не женственна?
— Вы воплощаете мою мечту обо всем, что есть великого в женственности.
— Однако я погналась за вами, я сама бросилась к вам, я повисла у вас на шее, Алан.
— За что я благодарен судьбе, — искренне прошептал он.
— Я сказала вам, что люблю вас. Вы держали меня в своих объятиях и целовали меня…
— Да.
— И теперь я иду опять с вами…
— И будете продолжать так всю жизнь, если только захотите.
— А я — жена другого.
Она вздрогнула.
— Вы моя, — твердо заявил он. — Вы знаете это. Кощунство говорить о себе как о жене Грэйхама. Закон вас связал с ним, и это все. Сердцем, душой и телом вы свободны.
— Нет, я не свободна.
— А я вам говорю, что вы свободны!
Спустя несколько мгновений она прошептала ему на ухо:
— Алан, вы самый благородный человек во всем мире, и я вам скажу, почему я не свободна. Потому что душой и сердцем я принадлежу вам.
Он не решался посмотреть на нее. Чувствуя происходившую в нем борьбу, Мэри Стэндиш с чудесной улыбкой на губах посмотрела вперед и нежно повторила:
— Да, вы самый благородный человек в мире!
Они все еще шли, держась за руки, опускаясь и поднимаясь по неровной тундре. Они делились впечатлениями об оттенках неба, о птицах, о цветах, о сумерках, сгущавшихся вокруг них. Но Алан все время вглядывался вдаль, ожидая заметить признаки жизни. Одна миля, потом другая, потом третья — и перед ними в серой мгле далеко впереди показалась расщелина.
Странно, что Алан мог думать теперь о письме, написанном им Элен Мак-Кормик, но он о нем вспомнил сейчас и поделился своими мыслями с Мэри Стэндиш. Она тоже всматривалась в завесу сумерек, отделявшую их от рощи.
— Мне казалось, что я пишу не ей, а вам, — сказал он. — Я думаю, что если бы вы не вернулись ко мне, я сошел бы с ума.
— Письмо у меня. Оно здесь, — и она положила руку на грудь. — Вы помните, что вы писали, Алан?
— Что вы для меня дороже жизни.
— И вы хотите, чтобы Элен Мак-Кормик сохранила для вас прядь волос, если меня найдут.
Он кивнул.
— Когда я сидел против вас за столом на «Номе», я восхищался ими, хотя сам того не сознавал. А с тех пор, как вы здесь, каждый раз, как я взгляну на вас… — Он остановился в нерешительности.
— Продолжайте, Алан.
— Мне всегда хочется видеть их распущенными, — закончил он с отчаянием. — Глупая мысль, не правда ли?
— Почему? — спросила она, чуть-чуть шире раскрывая глаза. — Если они нравятся вам, то что же тут глупого, если вам хочется видеть их распущенными?
— Я думал, что вам это покажется смешным, — прибавил он робко.
Никогда еще Алан не слышал такого приятного смеха, когда Мэри внезапно повернулась к нему спиной. Проворными, быстрыми пальцами она начала вытаскивать шпильки из волос, и наконец вся их блестящая шелковистая масса разлилась волною по ее плечам. Алан почувствовал трепет восторга при виде всей этой красоты, и он не мог сдержать крика восхищения. Она посмотрела ему в лицо, и в ее глазах светилась нега.
— Они вам нравятся, Алан?
Он подошел к ней, взял в руки тяжелые пряди и прижал их к лицу и губам.
Он долго стоял, но вдруг почувствовал неожиданную дрожь, пробежавшую по телу девушки. Казалось, что-то внезапно потрясло ее. Он услышал ее учащенное дыхание. Рука, которую она нежно положила на его склоненную голову, безжизненно упала. Когда Алан поднял лицо и посмотрел на нее, он увидел, что ее взгляд устремлен мимо него, в сторону сгущающихся сумерек тундры. Казалось, что-то поразило ее так, что на некоторое время она лишилась способности говорить или двигаться.