Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод) - Смит Уилбур (электронные книги бесплатно TXT) 📗
— Значит, это правда, — капитулировала она. — Господи, что же делать? Милостивый Боже, спаси нас от скандала и бесчестья! Что нам делать?
— Делать, Анна? — Сантэн рассмешили ее драматические вопли. — У нас будет распрекрасный мальчик или, если повезет, двое, и ты поможешь мне их растить. Ты ведь поможешь, Анна? Я не знаю о детях ничего, а ты знаешь все.
Первое потрясение прошло, и Анна задумалась не о скандале и бесчестье, а о возможности появления настоящего, живого младенца: уже семнадцать лет она не знала такой радости. А теперь ей чудом обещан еще один малыш. Сантэн заметила перемену в своей наперснице, пробуждение материнского инстинкта.
— Ты поможешь мне с малышом. Ты нас не бросишь, ты нужна нам, мне и маленькому! Анна, обещай, пожалуйста, обещай!
Анна бросилась к койке, обняла Сантэн и крепко прижала к себе, а Сантэн в ее сокрушительных объятиях смеялась от радости.
Уже стемнело, когда в дверь монашеской кельи снова постучал Джон Пирс.
— Генерал вернулся, мадмуазель де Тири. Я сказал ему, что вы здесь, и он хочет поговорить с вами, как только освободится.
Сантэн пошла за адъютантом мимо келий в большую столовую, превращенную в оперативный штаб. С полдюжины офицеров собрались у расстеленной на обеденном столе большой карты, утыканной разноцветными булавками; атмосфера в комнате была напряженная.
Когда Сантэн вошла, офицеры взглянули на нее, но даже молодая красивая девушка не смогла надолго отвлечь их: через несколько секунд они вернулись к своим задачам.
В дальнем конце зала спиной к ней стоял генерал Шон Кортни. Его великолепный форменный китель со множеством красных шевронов, значков и нашивок висел на спинке стула. Упираясь локтем в колено, генерал со свирепым лицом слушал тонкий искаженный голос в наушнике полевого телефона.
На Шоне была плотная трикотажная фуфайка с пятнами пота под мышками и замечательные яркие подтяжки с рисунком: бегущие кабаны и преследующие их охотничьи собаки.
Он жевал незажженную гаванскую сигару и вдруг, не доставая ее изо рта, рявкнул в телефон:
— Полная чушь! Я сам был там два часа назад! Я знаю! Мне нужны в этой бреши четыре батареи восьмидесятимиллиметровых гаубиц, и нужны до рассвета. Мне не нужны объяснения! Выполняйте — и доложите об исполнении!
Он швырнул микрофон и увидел Сантэн.
— Моя дорогая! — Его голос изменился, генерал быстро подошел к ней и взял за руку. — Я тревожился о вас. Шато разрушен до основания. Новая линия фронта проходит в миле от него…
Он замолчал и несколько мгновений разглядывал ее. Должно быть, то, что он увидел, его успокоило, и он спросил:
— Как ваш батюшка?
Она поникла головой.
— Погиб во время обстрела.
— Соболезную, — просто сказал Шон и повернулся к Джону Пирсу. — Отведите мисс де Тири в мои помещения. — Потом обратился к ней: — Я приду через пять минут.
Комната генерала выходила прямо в главный обеденный зал, так что Шон мог лежать на койке при открытой двери и видеть все, что происходит в оперативном штабе. В комнате почти не было мебели, только койка и стол с двумя стульями, а в ногах койки рундук.
— Пожалуйста, садитесь, мадмуазель.
Джон Пирс предложил ей один из стульев. Ожидая генерала, Сантэн принялась разглядывать маленькую комнату.
Единственный интерес в ней представлял стол. На столе стояла рамка из двух поворачивающихся половин. В одной половине — снимок величественной пожилой женщины, когда-то смуглой еврейской красавицы. Внизу была надпись: «Благополучно возвращайся к своей любящей жене Руфи». Во второй половине — снимок девушки, примерно ровесницы Сантэн. Сходство с пожилой женщиной было очевидно, это могли быть только мать и дочь, но красоту девушки портило выражение капризности, избалованности; красивый рот — но собственническое, жесткое выражение. Сантэн решила, что девушка ей совсем не нравится.
— Мои жена и дочь, — сказал от двери Шон Кортни. Он надел китель и, входя, застегивал его.
— Вы ели? — спросил он, усаживаясь в кресло напротив Сантэн.
— Да, спасибо.
Сантэн встала, взяла со стола серебряную коробочку восковых спичек, зажгла одну и поднесла ему, чтобы он прикурил «гавану». Шон удивился, потом наклонился и затянулся, раскуривая сигару, снова откинулся на спинку кресла и сказал:
— Моя дочь, Буря, делает это для меня.
Сантэн задула спичку, снова села и спокойно ждала, пока он насладится первыми затяжками ароматного дыма. Он постарел с их последней встречи, а может, просто очень устал, подумала она.
— Давно вы не спали? — спросила она, и генерал улыбнулся.
И неожиданно словно помолодел на тридцать лет.
— Вы говорите точно как моя жена.
— Она очень красива.
— Да, — Шон кивнул и посмотрел на фотографию. — Вы все потеряли, — сказал он.
— Шато, дом и отца.
Она старалась говорить спокойно, не выдавая своего горя.
— У вас, конечно, есть и другие родственники.
— Конечно, — согласилась она. — Дядя в Лионе и две тетки в Париже.
— Я устрою вам отъезд в Лион.
— Нет.
— Почему?
Неожиданный отказ удивил его.
— Я не хочу ни в Лион, ни в Париж. Я хочу в Африку.
— В Африку? — Он был ошеломлен. — В Африку? Милосердный Боже, почему в Африку?
— Потому что я обещала Мишелю, мы обещали друг другу поехать в Африку.
— Но, моя дорогая…
Он опустил глаза и принялся разглядывать сигарный пепел. Сантэн видела, какую боль причинило генералу упоминание о Майкле, и, посмотрев на него какое-то время, проговорила:
— Вы хотели сказать: «Но Майкл мертв».
Он кивнул.
— Да.
Он произнес это почти шепотом.
— Я обещала Мишелю кое-что еще, генерал. Я сказала ему, что его сын родится в Африке.
Шон медленно поднял голову и посмотрел на нее.
— Сын Майкла?
— Да, его сын.
— Вы носите сына Майкла?
— Да.
Множество глупых, самых приземленных вопросов просились на уста: вы уверены? Как вы можете быть уверены? Откуда мне знать, что это ребенок Майкла? Но он подавил желание их задать. Ему требовалось время, чтобы обдумать этот невероятный поворот судьбы.
— Прошу прощения.
Он встал и, хромая, вышел в оперативный зал.
— Установили связь с третьим батальоном? — спросил он у офицеров.
— Установили на минуту, потом снова потеряли. Они готовы контратаковать, сэр, но им нужна поддержка артиллерии.
— Свяжитесь с артиллеристами, черт их дери, и продолжайте пробиваться к Кейтнессу. — Он повернулся к другой группе штабных офицеров. — Роджер, что с первым?
— Никаких перемен, сэр. Они отбили две немецкие атаки, но вражеские пушки не дают им роздыху. Полковник Стивенс считает, что они смогут удержаться.
— Отлично, — хмыкнул Шон.
Все равно что горстями глины затыкать дыры в дамбе, сдерживающей напор океана, но каким-то чудом им это удается, и каждый час все больше притупляет острие немецкой атаки.
Все решат пушки — если мы сумеем достаточно быстро доставить их.
— Что главная дорога?
— Похоже, заторов меньше, движение ускоряется, сэр.
Если до утра удастся перебросить в прорыв восьмидесятимиллиметровые пушки, враг дорого заплатит за свой успех. Он окажется в «мешке», и артиллерия будет молотить его с трех сторон.
Шон почувствовал, что настроение снова портится. Это война пушек, все в конце концов сводится к ним. Шон делал расчеты, прикидывал риск и цену решений, отдавал приказы, но краем сознания продолжал думать о девушке и ее словах.
Прежде всего ему пришлось подавить естественную реакцию, ведь Шон, дитя викторианской эпохи, полагал, что все люди, особенно его близкие, будут жить, непременно руководствуясь моралью минувшего столетия. Конечно, молодым людям простительно сеять свое семя где угодно… у самого Шона сыновья рождались один за другим… Он стыдливо улыбнулся вспомнив об этом. Однако приличные молодые люди до свадьбы не прикасаются к благонравным юным леди.
