Искатель. 1997. Выпуск №3 - Брэдбери Рэй Дуглас (книги онлайн полностью TXT) 📗
— Юлиан Семенов.
— За то, что дал Вам рекомендацию в Союз писателей?..
— Оценил Вашу шутку, но творчество Юлиана Семенова я ценю еще выше. «Петровка, 38», «Огарева, 6» — это классика детектива. Ценю и произведения Юрия Германа, Аркадия Адамова — у них многому можно поучиться. Тридцать-сорок лет назад книги Адамова были открытием. «Дело «пестрых» чего стоит! Позже, когда наркоманы имели «вид на жительство» только за кордоном, Адамов, первый в нашей литературе, написал про доморощенных наркоманов.
А по поводу Вашего шутливого замечания о любимом Сергее Высоцком скажу, что, закончив роман, пребываю в глубоких сомнениях: будет ли интересен он читателю. Самоуверенность не относится к перечню моих недостатков.
— Не пребывайте в глубоких сомнениях и относительно романа «Подставные лица». Думаю, он понравился нашим читателям…
— Интересно было бы получить письма.
— У всех известных писателей есть свой сыщик, который распутывает самые изощренные преступления. У Агаты Кристи это Эркюль Пуаро и мисс Марпл, у Вашего любимого — моего, кстати, тоже — Рекса Стаута — Ниро Вульф и его неизменный помощник Арчи Гудвин. В Ваших произведениях тоже есть сыщик, но очень уж со странной фамилией… Фризе — созвучной со словом «фреза». Как возникла эта фамилия и в каком романе появилась на свет?
— В школе у меня был товарищ по фамилии Фризе. И вот как-то, начиная новый роман, я открыл наугад старый справочник «Весь Петроград», как обычно делаю в поисках фамилий героев, и сразу же наткнулся на фамилию Фризе. Удивительное совпадение!
Напечатаны пять романов, где главным героем является Владимир Фризе. И, если вы помните, в первом романе («Не загоняйте в угол прокурора») Фризе — следователь районной прокуратуры, «человек на службе».
И многие преступники, с которыми он вступает в борьбу, тоже «служивые» люди. Только они занимают очень высокое положение в государстве. Я бы погрешил против правды, если бы следователь прокуратуры Фризе сумел их победить. В нашей сегодняшней жизни следователь, поднявший на них руку, обречен.
Начиная серию романов о Фризе (повторяю, их пять: «Не загоняйте и угол прокурора», «Ищейка», «По чужому сценарию», «А воры носят фрак» и «Подставные лица»), я увидел своего героя в них (во всех пяти) следователем. Но вынужден был «уволить» его с государственной службы. Став частным сыщиком, Фризе получил больше простора для борьбы со злом. Иногда и нетрадиционными методами. С волками жить…
— Но почему именно «сыщик», а, скажем, не работник правоохранительных органов ведет расследование? Это что, подражание великим или неверие в органы и, как следствие, — романтическая тоска по идеалу? Имеет ли в жизни сыщик Фризе, как принято говорить, прототип, или этот герой всего лишь плод воображения писателя?
— Трудный вопрос. Если ответить коротко — нет. У Фризе нет конкретного прототипа. И в то же время, он не плод авторского воображения По свету разгуливает несколько человек, обладающих теми или иными чертами характера — и отрицательными в том числе, — которыми автор наделил своего героя. Это вполне реальные люди.
А вот факты из биографии деда Антонова, священника отца Никифора, вполне реальные. Это история моего деда, история моего прапрадеда. Только фамилию в «Подставных лицах» я изменил.
— Сергей Александрович, я знаю, что вы не сторонник смакования в детективах жестокости — не случайно именно Рекс Стаут Ваш любимый автор, — не живописуете само преступление, не погружаете читателя в атмосферу страха и насилия, как это делают многие современные российские писатели, а даете возможность проследить цепь логических выкладок и оригинальных умозаключений своих героев, строить свои версии и лишь в конце приоткрываете завесу тайны преступления и наводите на размышления о нравственных аспектах преступления. Вы словно хотите сказать: пусть преступления совершаются в книгах, на бумаге, а не в жизни…
— Детектив — литература особого рода. В нем много от игры, а хорошая игра должна содействовать душевному здоровью, а не пробуждать низменные инстинкты.
Рей Брэдбери
ПРИШЕЛЕЦ
Саул Уильямc проснулся и с тоской выглянул наружу из своей палатки. Он подумал о том, как далеко от него Земля — миллионы миль отделяют меня от нее, подумал он. Ну а что тут можно поделать Когда легкие полны этой кровавой ржавчины, когда без конца терзает кашель.
Саул поднялся в тот день в семь часов. Это был высокий, худой, истощенный болезнью человек. Утро на Марсе стояло тихое, ничто не нарушало безмолвие мертвого морского дна, не было даже ветра. Среди пустынного неба сияло холодное солнце.
Саул вымыл лицо и позавтракал.
А после этого ему страшно захотелось вернуться на Землю. Он всеми способами пытался оказаться в Нью-Йорке. Иногда, когда он правильно усаживался и определенным образом складывал руки, ему это удавалось. Он даже почти улавливал запах Нью-Йорка. Но такое получалось редко, большей частью у него ничего не выходило.
В то же утро, позднее, Саул попробовал умереть. Он лег на песок и приказал своему сердцу остановиться. Оно продолжало стучать. Он представил себе, как он спрыгивает со скалы или перерезает себе вены, но сам же рассмеялся — он знал, что ему недостанет мужества на подобный акт.
Может быть, если я поднатужусь и хорошенько сосредоточусь на этом, я просто засну и не проснусь больше, — предположил он. Он и это попробовал. Через час он проснулся — рот его был полон крови. Он поднялся, выплюнул ее и почувствовал ужасную жалость к себе. Эта кровавая ржавчина заполняет рот и нос, течет из ушей, из-под ногтей, и этой хворобе требуется год, чтобы покончить с тобой. Существовало только одно средство против болезни — запихнуть тебя в ракету и отправить в изгнание на Марс. На Земле не знали, как лечить таких больных, а оставить их там значило распространить заразу на других и убить и их. Так он оказался тут, в полном одиночестве, беспрестанно истекая кровью.
Саул присмотрелся. Вдалеке, возле древних городских руин он увидел человека, лежавшего на грязном одеяле.
Когда Саул подошел к нему, человек на одеяле ответил на это слабым движением.
— Привет, Саул, — произнес он.
— Опять утро, — сказал Саул, — Бог мой, как мне одиноко!
— Такова судьба всех нас заржавелых, — возразил человек на одеяле, такой немощный и бледный, что казалось — коснись его, и он рассыпется.
— Как бы я хотел, — сказал Саул, глядя на лежащего перед ним человека, — чтобы ты хотя бы поговорил со мной. Почему интеллектуалы никогда не подхватывают нашу кровавую ржавчину и не прилетают сюда
— Это явный заговор против тебя, Саул, — сказал человек, закрывая глаза, не в силах держать их открытыми. — Меня когда-то хватало на то, чтобы оставаться интеллектуалом. Теперь даже думать для меня — тяжкий труд.
— Когда бы мы могли хотя бы говорить друг с другом!.. — сказал Саул Уильямс.
Его собеседник только безразлично пожал плечами
— Приходи завтра. Может, у меня хватит сил потолковать с тобой об Аристотеле. Я попытаюсь. Правда, — и он свалился под отжившим свое деревом. Он приоткрыл один глаз. — Вспомни, мы с тобой как-то беседовали об Аристотеле, шесть месяцев назад-хороший был денек тогда.
— Помню, — сказал Саул, не слушая его. Он посмотрел на мертвое море. — Хотел бы я быть таким же немощным, как ты, тогда, наверное, меня не тревожило бы состояние моего интеллекта. Я тогда был бы спокоен.
— Через шесть месяцев тебе станет так же плохо, как мне сейчас, — заметил умирающий. — И тебе будет безразлично все, кроме сна, как можно больше сна. Сон уподобится женщине для тебя. Ты всегда будешь стремиться к ней, потому Что она и свежа, и хороша, и верна, и всегда добра к тебе и все в том же роде. Ты будешь пробуждаться с единственным желанием — снова погрузиться в сон. Это чудесная вещь.
