Тропа Селим-хана (сборник) - Дружинин Владимир Николаевич (книги бесплатно читать без txt) 📗
Между тем Гета медленно приходила в себя. Злобные, непонятные слова грубого мальчишки оглушили ее. Не пьяный ли он! Нет, как будто трезв. Он пришел точно для того, чтобы ругаться, - такой у него был вид.
Она выскочила на площадку.
- Стойте! - крикнула она, чувствуя, что сейчас расплачется, от обиды, от страха.
Ее голос ухнул в пустоту.
7
К причалу морского вокзала величественно прислонился туристский лайнер «Франкония».
Весь белый, расцвеченный полосатыми тентами, по палубам заставленный шезлонгами, столиками для кофе и коктейлей, он похож на южный, нарядный курортный отель. На советский берег направлены десятки фотоаппаратов и биноклей.
На причале прохаживает рядовой Тишков - невысокий, крепкоскулый, с черной родинкой, севшей у самого уголка рта, слева. Кажется, там у него смешливая ямочка.
В действительности Тишков сегодня серьезен, как никогда, - в его жизни начались крупные события.
Смешалось все - и плохое, и хорошее. Больше-то плохого! Конечно, вышло все нисколько не похоже на то, что он рисовал себе. Сколько раз он мысленно задерживал шпиона! Ловил его среди кубов теса на лесной бирже или на задворках пакгаузов, находил его, притаившегося за мешками, за катушкой с кабелем, - бледного от ненависти, с ножом или пистолетом наготове. И вот его - Тишкова - сам подполковник благодарит перед строем…
Вначале Тишкова буквально бросало в жар от этих воображаемых схваток. Он мял ремень автомата, озирался: чужой недобрый взгляд жег ему спину. Откуда? Из темного иллюминатора, с мостика, из-за двери, ведущей в кубрик, - ее, разумеется, нарочно оставили полуоткрытой. Отовсюду следят за ним - советским часовым, следят во все глаза. Слыша незнакомую речь на борту. Тишков воображал, что говорят о нем, ищут способ убрать его с дороги.
Разглядывая моряков, он спрашивал себя, - кто же из них враг? С опаской смотрел на хмурых, тощих и в особенности на рыжих. От таких ждал всяких козней.
Однако боцман-ирландец - был он и рыжий и тощий - дружески протягивал на берегу нашим грузчикам значки с голубем мира. Может быть, уловка, хитрый ход? Нет, никакого подвоха! Постепенно новичок стал меньше страдать от своей назойливой фантазии. Шли месяцы, а красивая, героическая схватка так и не выпадала на долю Тишкова.
Правда, не всегда обходилось гладко. Как-то раз пьяный механик поставил на поручень стакан с вином и жестами предлагал Тишкову выпить, а потом обругал его, весьма точно произнося русские нехорошие слова. Случалось, Тишков замечал пачку антисоветских листовок в щели ящика, опущенного на причал, или на крюке подъемной стрелы. Все мелочь, понятно, - против вчерашнего…
Вчера он мог бы сделать очень важное дело, если бы… Эх, если бы да кабы!… На сердце у Тишкова камень. Пускай никто не винит его ни в чем. От этого не легче. Поймал-то он конец передачи, всего-навсего конец!
Правда, вести наблюдение за противоположным берегом он не был обязан, инструкцию не нарушил. Плохое утешение! Поймал конец, а мог бы застать всю сигнализацию.
У трапа стоял Мамеджанов, старший наряда, а Тишков шагал по причалу, взад-вперед. Тот берег открывался ему, когда он оставлял позади нос «Вильгельмины» или корму. И вот, если бы он не застрял в пути… Если бы не отвлекся… Вынес черт на палубу этого итальянца! Как всегда, он кивнул солдатам и крикнул: «О, товарич!» - а затем вынул из кармана гармошку, да как заиграл! Тишков любит музыку. Итальянец играл гимн демократической молодежи, притоптывая и дирижируя рукой.
Ночью, докладывая старшему лейтенанту Бояринову, он еще не сознавал за собой вины. Был счастлив, что уловил световые точки и тире, строчившие в далекой черноте, за рекой. Он прочел их, недаром учился на курсах радистов. Два, семь и семь… Старший лейтенант расспросил его и подтвердил худшие опасения Тишкова. Да, скорее всего лишь конец передачи.
Счастье открытия померкло. Тишков стал припоминать и впал в отчаяние. Итальянец! Не нарочно ли он запиликал на гармошке как раз в тот момент…
- Насчет итальянца вопрос открытый, - сказал Бояринов. - А за то, что ты отвлекся без необходимости…
Тишков получил выговор.
Бояринов немедля доложил Чаушеву. Проштрафился отличник! В трубке раздалось:
- Пришли его, Иван Афанасьевич, ко мне. После обеда… Пусть поест, успокоится немного.
Тишков ел свою любимую кашу с тушенкой без аппетита. Не выговор угнетал его, - сознание вины, которое делалось все больнее.
Лейтенант Стецких, дежурный, оглядел Тишкова с головы до ног и сразу почуял неладное.
- Подождите тут… Что у вас?
Тишков уважал лейтенанта за начитанность, за знание двух языков - английского и французского.
- Че-пе у нас, - начал он.
Слушая, лейтенант поправлял повязку на рукаве. Укололся булавкой, ругнулся, отсосал кровь из ранки.
- Ясно, - бросил он с раздражением. - Музыка вас пленила. Ловят и на это…
Хваленый Тишков! Стецких не забыл вчерашнее столкновение с начальником из-за Тишкова. Да, пора старику в отставку, распустил подчиненных.
- Старшим идти мне теперь нельзя, - молвил Тишков. - Верно, товарищ лейтенант?
К этому простодушному вопросу Стецких не был готов. Он повел плечом.
- Подсказывать начальнику мы не будем.
Для Стецких военная жизнь исчерпывалась понятиями приказа и повиновения. Как поступит Чаушев, - неизвестно. Ответить солдату искренне - значит, в какой-то мере предвосхищать приказ начальника. А это занятие вредное.
Натянутое молчание прервал приход Чаушева. Он позвал Тишкова в кабинет, велел сесть. Не торопил, позволил выговориться.
- Наказание вы заслужили, - сказал он, - а старшим наряда вы все-таки пойдете, - услышал Тишков. - Это не награда, а доверие.
И вот он на причале, у борта «Франконии». Сегодня он еще младший, последний раз…
Теплоход огромный, высокий - задерешь голову, и кажется, он опрокидывается на тебя. Там наверху, на палубе у ходовой рубки, - толстый краснолицый капитан в белом. На руке искрятся золотые часы. Сейчас капитан спускается, Тишков видит толстые подошвы башмаков с подковками на каблуках. Все видится четко сегодня.
Бывает, когда проснешься очень рано, свет непривычно ярок. Так и сейчас. Кажется, это не вечер, а утро нового дня, начало новой, более трудной, но все-таки солнечной жизни.
Капитан «Франконии» уже на нижней палубе. Она запружена туристами, - зеленые и серые плащи, хрусткие, надуваемые ветром. Береты, блеск биноклей, фотокамер. Капитану уступают дорогу, его спрашивают о чем-то. Верно, хотят на берег. А он кивает, - скоро, стало быть. Ему улыбаются.
Люди веселые, добродушные Тишкову нравятся. Он склонен был освободить их от подозрений. Но теперь, после того итальянца с гармошкой…
В салоне, в косых лучах вечернего солнца, нет-нет покажется, блеснет пуговицами фигура подполковника. Там заканчивают проверку паспортов. У самого окна сидит лейтенант Стецких. Тишкову видно, как он вручает иностранцам документы, - легким вежливым наклоном головы. Тишков завидует лейтенанту. Он же там понимает все…
Стецких только что отдежурил, но от законного отдыха отказался. И Чаушев взял его с собой, - ведь туристов около трехсот, отпустить их надо побыстрей. К тому же Стецких прямо-таки незаменим на теплоходе. Чаушев иногда любуется, - так непринужденно и тактично держится лейтенант перед толпой нетерпеливых туристов, напирающих на столик с паспортами.
Один столик накрыт скатертью; буфетчик расставляет там бокалы, разноцветные бутылки. «В прошлый раз был другой», - думает Чаушев, глядя на буфетчика, рослого, с выправкой бывшего военного.
Парень уходит, плотно прижав к бедру поднос. На палубе он сталкивается с капитаном. Чаушев не видит их, пассажиры тоже не видят, - они навалились на поручни, все взгляды обращены на берег. Видит Тишков. Он ждет, что буфетчик сейчас прижмется к стенке и даст капитану пройти. Но нет! Капитан покорно остановился; он как будто пригвожден к месту, а буфетчик шепнул ему что-то - похоже, не очень любезное - и пошел дальше.
