Белое танго - Вересов Дмитрий (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .TXT) 📗
Она лежала на тахте и лениво потягивала Никитину трубочку. Сам он устроился поперек, положив голову ей на колени и наигрывал на гитаре что-то лирическое.
Таня хихикнула — ее начал разбирать «женатый» братский табачок.
— Эй, новобрачный, сбацай повеселее. Про аллигатора знаешь? А рядом с ними, ругаясь матом, плывет зеленый…
— Ой, не в жилу…
— А что в жилу?
— Похоронный марш в жилу. Сыграют мне скоро Мендельсона, а выйдет как бы Шопена.
— Не нуди, братик, никто тебя на аркане не тянул.
— Ах, что ты понимаешь? Повязать себя на всю жизнь с Пловцом, когда рядом такие красоты…
Рука его вкрадчиво поползла вверх по гладкой Таниной ноге, забралась под халат…
— Ты что, дипломат, на головку охромел?
— Отнюдь. На голову — это возможно. А головка в норме. Хочешь, продемонстрирую?
— У тебя Пловец есть, ей и демонстрируй. И ручонку свою поганую с моей орхидеи прочь. Не про тебя рощена.
— Всем, значит, можно, а мне нельзя?
— Это кому это «всем»? Mind your Russian, козлище. Фильтруй базар.
— Прости, звездочка моя непорочная… А как насчет без орхидеи? «Сулико», «суасант-неф», фелля-ция, прочие извраты с применением нехитрых подручных средств? А потом по бокальчику яду, как классические декаденты? О, тайну нашей пылкой кровосмесительной страсти мы унесем с собой в могилу…
Он прильнул губами к Таниной коленке. Она засмеялась и легонько шлепнула его по затылку.
— Эй, не балуй, а то сейчас некрофилией с тобой займусь!
— Не займешься. На кого тогда дачку оформишь?.. Кстати, об американке…
Он принялся оглаживать Таню по интимным местам. Она приподнялась и резким движением отбросила его руку.
— Ты сначала американку заработай!
III
Такого пробуждения у нее еще не бывало. Пудовые молоты ударяли в виски, во рту пылала раскаленная Сахара, подпихивая под сомкнутые веки горячий песок. Таня по миллиметру отворила глаза — и поспешно захлопнула: так резануло свирепое солнце. Заставив себя глубоко вдохнуть и прокатив волевую волну по одеревеневшим мышцам, она резко села. И тут же со стоном откинулась на подушку. Во второй раз она поднималась медленнее, аккуратнее, фиксируя каждое новое положение и приноравливаясь, сколько возможно. Вот опустилась нога, больно соприкоснувшись с пушистым ковролином. Вот пальцы сжались на кайме одеяла, по голым нервам послали сигнал плечу, и рука судорожно откинула одеяло. Еще два глубоких вдоха-выдоха — и Таня поднимается, но, не устояв, падает на колени, уткнувшись лбом в кровать.
Пальцы бесцельно шарят по простыне. Еще вдох, еще попытка. Таня встает. Орут протестующие мускулы, но она сжимает зубы и делает шаг. Второй. На третьем шагу все тело раздирает внезапная боль, но в то же мгновение сознание словно вышибается в пустоту — и эта боль как бы происходит с кем-то другим, а в ушах шелестят собственные иронические слова: «Но ведь ты же советский человек!»
Благодаря этому невесть откуда взявшемуся отстранению, Таня смогла без особых приключений добраться до ванной, оказавшейся, к счастью, совсем рядом, и там придирчиво рассмотреть себя в зеркало. Лицо, конечно, оставляло желать лучшего и даже, по строгим Таниным меркам, не вполне заслуживало определения «лицо». Впрочем, принимая во внимание такое пробуждение, деформации были минимальными и, положа руку на сердце, заметными только ей одной. Но вот ниже картина оказалась довольно странной. От живота почти до колен — темная кровь, где пятнами, где подсыхающими струйками. «И ведь что характерно, — насмешливо подметило так своевременно обособившееся сознание, — выше пояса мы в маечке, а ниже — все голо, как в той песенке. И с кем же ты, мать, на сеновале кувыркалась?»
На самом-то деле было не смешно. Гадко. Стыдно. И обидно. Украли последнее, что было. Вывозили оскверненное тело в ее же крови. Не смешно извиваться под душем, методом проб и ошибок подбирая наименее мучительную позу, не смешно раскорячкой возвращаться в малознакомую спальню, брезгливо перебирать запятнанное экс-белоснежное постельное белье, копаться в ворохе собственной одежки, безнадежно мятой и поспешно сброшенной на кресло у окна, спускаться по деревянным ступенькам, морщась при каждом шаге, сжимая дрожащей рукой полированные перила. Мутило. Перед глазами появилось лицо дяди Афто.
Утро помещицы…
Внизу, в просторной, богато обставленной гостиной, стоял густой кислый дух вчерашней пьянки. Источник этого духа ничком валялся на ковре возле неприбранного дивана, дрожа затылком с реденькими взмокшими волосами. Должно быть, как вчера уронили, так и лежит… Мельком отметив это обстоятельство, Таня вышла в холл, открыла левую дверь и очутилась, как и предполагала, на кухне. Тут было прибрано и свежо: открытая форточка щедро подавала внутрь благоухание нагретого солнцем соснового бора. Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего… Таня по-хозяйски открыла сверкающий белый буфет, отыскала хрустальную сахарницу и банку с молотым кофе, поставила на плиту турку…
Вот так, значит… Конечно, целомудрие — не та штука, которой есть смысл гордиться в двадцать лет, и в принципе в список своих добродетелей Таня его не вносила. И сохранила, пожалуй, лишь потому, что мужчины в ее жизни — Генерал и Шеров — отличались некоторыми, скажем так, особенностями. Тем не менее кто-то должен за это поплатиться. Еще и потому, что с некоторых пор это не ахти какое достоинство приобрело для нее смысл и придавало уверенность…
Кто? По большому счету, подозреваемый один, но, чтобы знать наверняка, не хватает решающих штрихов. Она их найдет. По голосу поймет, так ли… Значит, еще раз, что было вчера? Быстрый и плавный перелет в столицу, где в аэропорту их уже дожидался Гоша на родительской «волге», поездка с ветерком по приветливому солнечному городу. Сначала на какое-то Алтуфьевское шоссе, где Никитка последние полтора года снимал квартиру на паях с приятелем-актером, находящимся сейчас в отъезде. Там они сбросили вещички, которые не имело смысла тащить на дачу, в том числе и бошевский кухонный миксер со множеством насадок — Танин подарок новобрачным, еще кое-что, перекусили на скорую руку и помчались на дачу.
