Долина роз (Приключенческая повесть) - Недолин Иван Петрович (читать полную версию книги txt) 📗

Против силы что сделаешь? Из джигитов кое-кто и не вытерпел, поперек встал, но увели их за деревню, и долго, тоскливо выли над ними собаки: пристрелили непокорных…

Вот и теперь за горами что-то грохочет глухо. И все уже знают, что это пушки: по аулам слух идет, что с заката солнечного идут большевики, что у Баймака, у золотых приисков завязался бой.

Эта зима у всех в памяти, всей деревней ушли тогда в горы, на кочевки, за Кара-Тау.

Джурабай остался один.

— Смерть заглянула в очи мои. Хочу умереть у могил отцов.

Зейнап, внучка Джурабая, ластилась к деду, просила:

— Айда, бабай, яйлэуга… [6]

Тянет старика на кочевки. Но уперся старый, бородой седой трясет:

— Юк! [7]

Нет, Джурабай не поедет. Что решено, то решено.

Фатих — парень молодой, смуглый — сговор тайный с девушкой ведет. Зейнап смеется, рукавом широким закрывается, а сама, видать, во всем согласна и рада. Так и так: Зейнап с кочевок привезет Джурабаю лепешек и крута, сыру свежего, баранины и кумыса, напитка живительного; Зейнап не хуже джигита верхом ездит, Фатих обещал ее провожать — до кочевок не дольше половины дня хорошей езды…

Джурабай греется на солнце, жмурит от лучей полуслепые глаза, тускло улыбается молодым:

— Якши! Якши!

Джурабай согласен. Джурабай доволен. Он благодарит.

Незваные гости явились скоро. Сначала выехали из лесу трое на конях. Помаячили у опушки, подъехали ближе, понюхали воздух и скрылись. Потом из лесной чащи выскочило десятка два конных. Цепочкой, осторожно двинулись вперед. И вдруг ринулись вскачь на деревню.

Джурабай на крылечке сладко дремлет. Хорошо старому на солнце. Он и не чует, что беда на пороге.

Собака старая — на всю деревню одна с Джурабаем осталась — чуть успела лениво и хрипло тявкнуть, как в улицу — в топоте, шуме, ругани, звоне оружия — ворвались конные.

— Эй! Где все? Где староста?

Очнулся Джурабай. Видит — крутится перед ним с десяток всадников. Впереди молодой, в золотых наплечниках, бритый. Видно, начальник. Так и сверлит старика зелено-серыми холодными глазами.

— Где народ?

Джурабай когда-то плоты по Ак-Идель, по красавице-реке Белой, по Каме гонял, на Сакмаре на молевом сплаве работал, бывал в горах, русский язык понимал, но не подал виду. Бородой седой мотает:

— Юк… Бельмейм мин… [8]

Бритый тычет плеткой. Дескать, я тебе покажу «бельмейм».

— У вас все «юк» да «бельмейм»! Все не понимаете! Народ где, говори?! Да поживей пошевеливайся!

— Юк…

— А ну-ка, развяжите ему язык!

Две плети ожгли кости стариковские. Бешмет ветхий сразу сдал, треснул от ударов.

Не устоял Джурабай, на землю упал.

— Алла!

— Поручик Кузьмин, что у вас тут? — спросил, подъехав, полный и важный начальник.

— Господин полковник, деревня пуста, а этот старик говорить не хочет, скрывает, куда все уехали.

Поручик почтительно приложил руку к козырьку.

— Не говорит? Да ведь он, верно, не понимает по-русски! А вы с переводчиком. Трофимов!

Переводчик, бородатый, угрюмый казак, допрашивая, уговаривал Джурабая и выразительно показывал на поручика.

Джурабай одно твердит:

— Уехали на кочевки. Куда — разве ему будут говорить? Джурабай собирается умирать, ему незачем знать дорогу на кочевки. У него другая дорога. Умирать пора Джурабаю.

Переводчик сердится, поручик кусает губы, кивает солдатам. Плеть обнимает опять старика и бросает наземь.

— Ой, алла!

Полковник морщится:

— Бросьте, поручик!

— Да ведь полку нужны подводы, лошади, провизия.

— Разведка найдет.

— Надо, чтобы он с ней поехал, указал. Где тут в горных трущобах разберешься!

— Да он на первой версте окочурится, не видите разве, что у него еле-еле душа в теле!

— За околицу! — бросил поручик, отъезжая. — Черт с ним, коли толку от него не будет — ликвидировать, и дело с концом!

Джурабая пристрелили за крайней избенкой. А когда сумерки стали опускаться и догорело солнце на вершинах, разведка привела из гор Фатиха, избитого, с петлей на шее, привязанного к седельной луке. Старший пошел с докладом к полковнику, а молодого башкирина заперли в амбар.

Казак Трофимов, приехавший недавно с гор вместе с разведчиками, рассказывал, что с пленным была и девчонка.

— Зверь, огонь-девка!

Его спросили сразу в несколько голосов обступившие солдаты:

— Как же вы ее проморгали?

— Да што! Как это мы их сгрудили, так ребята — к девке. Та кусаться, царапаться. Ну, куда против четырех! Смяли ее. А мы трое с парнем возились. Как забьется он, только видит — не вырваться, возьми и заговори по-русски, а то все бельмесами кормил. Кричит: «Солдаты, пустите девку, озолочу, — говорит, — золотом награжу!»

— Дошлый! Знает, с какого боку подойти! Тоже тебе, миллионщик нашелся!

— А что ты думаешь? Хоть и ребята объелись белены, а остановились. А вдруг в самом деле золотоискатель какой-нибудь? Ведь золота тут по горам — бессчетные клады! А он сыплет: «Жила, — говорит, — тут есть недалеко, золото хоть руками бери. Много! Покажу, — говорит, — только не трожьте сестру!»

— Сестра, вишь, она ему…

— А кто его знает? Мы смехом к нему: «Где это золото твое?» — А он: «Ежели, — говорит, — не тронете девку, хоть сейчас поведу». Ребят заело: шутка тоже! С золотом-то из ада можно удрать, не то что из этой маяты! Отстали от девки. «Где золото?» — «Тут, — говорит, — у горы, что выше всех, водопад есть. Там!» — и рукой показал.

— И повел?

— Не то что повел, а провел, можно сказать. Сгрудились-то мы около оврага, лес, крутизна — ничего не видно. Заболтались, а девка-то — фырк, и поминай, какой масти! Только ее и видели!

— Убегла?!

— Как есть. Ударили по оврагу залпом, да разве достанешь? А догнать и думать нечего: камни, овраги, глушь…

— А парень что?

— Бить мы его взялись, чуть не кончили, хорошо спохватились, что живого надо в штаб доставить.

— А золото как же?

— А шут его знает. Врет, чай. Дорогой, как отдышался, опять говорил, что правда, до золота, говорит, доведу. Да черт его знает, куда он приведет. Вместо золота, поди, влопаешься так, что ног не унесешь.

Разговор этот услышал подошедший поручик. Торопливо пошел он к амбару, где заперт был пленный.

«Золото рядом! — думал он. — Достать бы золота — и бежать, бежать… В тыл, за границу, к черту из этого пекла! Он укажет! Обещаю ему жизнь, мне какой от этого убыток…»

Часовой у амбара брякнул винтовкой:

— Кто идет?

— Начальник штаба. На допрос.

Быстро нырнул в отпертую дверь.

В темноте кто-то заворочался, стонет глухо.

Поручик подошел ближе и зашептал горячо, хрипло, торопясь:

— Отпущу на волю… Отведи меня, где золото, и валяй, куда глаза глядят… А если не так… плохо будет! — поручик выхватил шашку. — Обманешь — убью, как собаку! Так и знай!

Пленный ответил:

— Ярар, ладно. Поведу, куда хочешь. Уф, золота много! Самородок есть. Песок золотой много. Только на волю пускай.

Пошел поручик докладывать. Уже и план у него готов.

Входит к начальнику, а там в карты играют, глаза у всех кровью налились, азарт, и возле каждого кучки золотых монет и пачки ассигнаций. Полковник только что ва-банк объявил, как увидел вошедшего в избу поручика.

— Ну, что пленный? Столковались?

— Завтра поведет на кочевки.

— Хорошо. Сыграем?

— Никак нет. Разрешите завтра с утра в разведку?

— Сами?

— Да. Прапорщика Федотова возьму.

— Есть! — отозвался молоденький офицерик.

— Меня возьмите, — двинулся от стены рослый казак.

— Правда, поручик, возьмите переводчика.

— Слушаюсь. Трофимов, едем с рассветом. Чтобы кони были готовы.

И засел за изучение карты местности. Гору, что всех выше, стал разыскивать да выбирать направление, куда с золотом двинуться.